Шапка Мономаха. Часть I - Алексей Викторович Вязовский
— Разумно, — коротко бросил он наконец. — Весьма разумно с точки зрения стратегии.
В его голосе уже не было прежней явной иронии. Скорее — задумчивость и оценка. Он продолжал меня изучать.
— Что ж, Ваше Величество… или как вас именовать угодно… Коли вы меня не казните на месте, как бунтовщика или пособника вашей супруги, то что намерены со мной делать? В кандалы и в яму? Или позволите наблюдать за вашими… экспериментами?
Он снова чуть улыбнулся своей сухой, пергаментной улыбкой.
Я тоже улыбнулся.
— Казнить вас? Боже упаси! Такими генералами не разбрасываются. Да и негоже победителя Царьграда на плаху вести. Народ не поймет. А вот понаблюдать — это всегда пожалуйста. Мне такие умные головы, как ваша, Александр Васильевич, весьма пригодятся. Может, и совет дадите дельный со временем. Отправитесь со мной в Москву. В почете и уважении. Под присмотром, разумеется. Но, думаю, вам не привыкать к некоторым ограничениям свободы.
Я протянул ему руку.
— Полагаю, нам будет о чем поговорить, генерал.
Суворов на мгновение задержал взгляд на моей руке, затем на моем лице. Поколебался секунду и крепко пожал ее своей сухой, но сильной ладонью.
— Полагаю, Ваше Величество, вы правы. Поговорить нам будет о чем.
Я собрался покинуть возок, но генерал руку мою не отпустил.
— Вы же через Каширские броды собирается возвращаться? У меня есть частная просьба, — сказал он, дождавшись от меня утвердительного кивка. — Хотел бы повидать отставного капитана Болотова. Он проживает неподалеку от тракта, в Киясовской волости Серпуховского уезда. Управляющий.
— Болотов? Андрей Тимофеевич? Агроном?
— Тот самый. Только не агроном, как вы выразились, а член Вольного экономического общества, знатный садовод и толковый эконом.
С представителями экономического общества я уже общался в Казани. Разговор был плодотворный, но с тех пор новостей от них не было.
— Какая удача! Я хотел с ним встретиться и обстоятельно многое обсудить. Сейчас у меня нету времени задерживаться в уезде. Поэтому поступим так: после осмотра укреплений за Окой, заедем в Киясово и заберем с собой вашего друга. В дороге наговоритесь.
Так и сделали. Но, если с осмотром редутов все протекало штатно и без эксцессов, то с Болотовым вышла незадача. Этот энергичный, рано полысевший небогатый дворянин татарских кровей, с умным лицом ученого и почему-то бегающими глазами, категорически отказывался следовать с нами в Москву.
— Как же я брошу труды свои? — повторял он в который уж раз.
— Полноте, капитан. Ничего с вами решительно не случится, — решил вмешаться Суворов, заметив, что я закипаю из-за задержки.
— Александр Васильевич! Вам не уничтожить нерешимость мою, не рассеять сумнительства в пользе сего предприятия…
Видно было невооруженным глазом: наше появление его встревожило. Я предполагал, что в вверенном ему императорском имении могли скрываться аристократы из Москвы или персоны рангом пониже.
— Не приказать ли мне обыскать имение?
Болотов растерянно замолчал. Взгляд его заметался.
— Мне неприятно начинать наше знакомство с насилия, но поберегите и вы мое время. Короткая поездка в Москву, быть может, обернется вам в пользу.
— Коль Всевышнему угодно подвернуть меня испытанию, так тому и быть.
Он вздохнул и пошел собираться.
— Зря вы так с ним, — укорил меня Суворов.
— Я не золотой червонец, чтобы всем нравиться. Если Болотов человек дела — а он именно таков, насколько я знаю — мы так или иначе договоримся.
* * *
В «Егупьевском кружале», что издавна стоял на Мясницкой, по дневному времени было малолюдно. Заведение было чистое, а потому забулдыг, потерявших ход времени, тут обычно не бывало. А чистая публика в эти неспокойные времена старалась без нужды по городу не расхаживать, хотя почему-то именно сегодня на улицах было до крайности многолюдно. В чем причина — в неотложная необходимости или в любопытстве?
Сидевший у окна Василий Иванович Баженов руководствовался одновременно обоим импульсами. Еще вчера он получил письменное предписание явиться после завтрашнего полудня в Кремлевский дворец. А любопытство его подогревалось указанной в послании целью визита. Намечалось большое совещание по устроению Москвы.
«У самозванца! Города устроение! С чего бы?» — размышлял он.
Баженов сидел, ожидая подхода своих коллег — Федора Каржавина и Матвея Казакова. Оба на протяжении шести лет были его помощниками в работе «Экспедиции кремлёвского строения». И с обоими у него сложились прекрасные дружеские отношения.
В этом кабаке они собирались традиционно. Он был рядом с домом самого Баженова и примерно на полпути от домов Казакова и Каржавина. Здесь они праздновали, когда было что отпраздновать, и скорбели, когда Господу было угодно призвать к себе кого-то из родных или сослуживцев. Порой тут же решали и производственные вопросы, говорили с подрядчиками и угощались за их счет, само собой.
Василий Иванович смотрел на суету за раскрытым окном, где ещё с пасхальных праздников на пустыре стояли столбы от разнообразных качелей. Круговые качели, самые сложные и дорогие, владелец кабака Агафон Андреев, конечно, разобрал до следующих праздников. Но остальные оставлены на произвол москвичей.
Не отягощенные тяжелыми думами отроки веселились, подлетая в небо на скакухах, причем девицы при этом забавно удерживали свои юбки, дабы их не задрало до головы набегающим потоком воздуха. Иные крутились на бегунках — вращаясь вокруг столба на длинных веревках. Крестовина на вершине издавала противный скрип, но молодежи это никак не мешало веселиться.
Баженов тяжело вздохнул, припоминая свое ушедшее навсегда беззаботное детство в семье дьячка из домовой церкви Теремного дворца. Они не шиковали, но и никогда не бедовали. А у отца нашлись и возможности, и желание дать детям образование. Особенно старшенькому.
Архитектурная школа Ухтомского, Академия Художеств, а потом пансионерство в Париже, Риме, Флоренции! Вернулся он в Москву, полный грандиозных замыслов и вооруженный самой современной теорией и практикой архитектуры. Его проект переустройства средневекового Кремля в грандиозный «Форум Великой Империи» был одобрен государыней и начал реализовываться. Завершись великая стрйка, имя ее вдохновителя навсегда вошло бы в анналы архитектуры. Но увы. Финансирование изначально было недостаточным, а позже, с началом войны с османами, прекратилось вовсе. И вот уже больше года он не у дел. Жалование, конечно, платят, но возможностей для творческой самореализации никакой.
Хлопнула дверь, и в трактир вошли двое. Ожидаемый коллега Матвей Казаков вошёл вместе с восемнадцатилетним Ваней Еготовым, лучшим учеником Архитектурной школы при «Комиссии о каменном строении Санкт-Петербурга и Москвы».
Во время обмена приветствиями Баженов заметил задумчивое состояние молодого человека.
— Что ты такой
