Рейд в опасную зону. Том 2 - Мэт Купцов
Колесников демонстративно вздыхает, потирает лицо руками и что-то бурчит себе под нос, но всё равно идёт собирать вещи.
Я укладываю свои скудные вещи в рюкзак, Сашка нервно швыряет в свой рюкзак что-то из шкафа, ворчит на меня.
— Ты, Глеб, даёшь! Всё нормально же было, вечно на ровном месте начинаешь…
Не отвечаю. У меня слишком ясное ощущение — надо уезжать, пока не стало поздно.
Мы покидаем квартиру молча. Ни прощаний, ни лишних слов. Захлопываю дверь, будто ставлю точку.
За спиной глухой звук шагов Сашки, который всё ещё недоволен, но идёт. На улице ветер становится прохладнее. Я смотрю на небо, где редкие звёзды пробиваются сквозь городской смог.
Мы садимся на трамвай, и я прилипаю к окну. Через несколько остановок, вижу междугородний переговорный пункт. Трамвай останавливается. Хватаю свой рюкзак.
— Сашка, быстро на выход!
— Мы еще не доехали до вокзала.
Я выскакиваю из трамвая, недовольный Сашка за мной.
— Срочный звонок нужно сделать! — бросаю через плечо.
Переговорный пункт, на который мы заехали по пути на вокзал, располагается в старом здании, из тех, что украшены облупившейся лепниной на фасаде и массивными деревянными дверями, пропитавшимися запахом времени. Внутри пахнет пылью, табаком и слабым ароматом дешевых духов.
Небольшой зал ожидания заполнен стульями с потертыми сиденьями, а на стенах висят объявления, призывающие соблюдать тишину и экономить электроэнергию.
За массивной стойкой на возвышении сидит телефонистка. Молодая девушка, лет двадцати двух, с аккуратно уложенными волосами, которые сверкают медным оттенком под тусклым светом лампы. На ней строгий серый жакет и юбка чуть ниже колена, как будто она только что вернулась с комсомольского собрания.
Губы ярко накрашены красной помадой, придавая её образу почти карикатурную строгость, но глаза — большие, карие и чуть лукавые — выдают весёлый нрав.
Сашка, конечно, не может пройти мимо. Пока я занимаюсь оформлением вызова, он подскакивает к стойке и, улыбаясь во все свои тридцать два зуба, начинает острить.
— Девушка, а вы случайно не в Москву собрались? А то уж больно глазу приятная! Вместе бы поехали, — подмигивает он.
Телефонистка, будто привыкшая к таким атакам, поднимает на него взгляд с лёгким прищуром.
— Нет, не собралась. Мне и тут хорошо. И судя по вам, вы тоже не там служите. — Её голос звучит весело, но с долей иронии, от чего Сашка ещё больше заводится.
— Слушайте, а может, я тут задержусь? Помогу вам тишину соблюдать, если что, — продолжает он, склонившись к стойке, заговорщически.
— А вы попробуйте сначала очередь соблюдать, а там посмотрим, — парирует телефонистка, не отрываясь от своих телефонов.
Аппарат у нее зазвонил в этот момент, она поднимает трубку телефона и произносит уже официальным тоном.
— Абонент Беркутов, по вашему запросу на линии — Москва. Кабинка номер три.
Я направляюсь в кабинку. Внутри тесно, пахнет затхлостью и прогретым деревом. Стекло на двери мутное, за ним мелькают ожидающие фигуры. Я поднимаю трубку.
— Алло! Добрый вечер. Я капитан Беркутов. Свяжите меня с генералом Потаповым…
На другом конце линии раздаётся хрипловатый голос дежурного.
— Добрый вечер, товарищ капитан. Генерала Потапова сейчас нет, и его адъютант тоже уже уехал. Позвоните утром.
— Слушайте, это срочно! — возражаю я. — Сообщите, пожалуйста, генералу или его адъютанту, что я отказываюсь от поступившего мне предложения.
На том конце трубки виснет тишина.
— Алло! Алло! — зову я в трубку.
Открываю дверцу кабинки и кричу телефонистке.
— Девушка, связь прервалась! Сделайте что –нибудь.
— Связь установлена! — отвечает девушка. И в тот же момент, раздается в трубке.
— От какого такого предложения? — голос дежурного становится подозрительным.
— От перевода, — отрезаю. — Я больше ничего не скажу. Главное, чтобы передали. Генерал поймет.
Дежурный замялся, и в трубке снова становится тихо. Потом раздаётся голос, уже с долей раздражения.
— Вы понимаете, что вечером никто тут ничего не передаёт? Звоните утром, вот тогда…
— Вы обязаны передать! — повышаю я голос, понимая, что время поджимает. — Я не могу ждать до утра, это очень важно. Просто передайте, что я отказался. Пусть знает.
— Ну, ладно… — наконец тянет дежурный с тяжёлым вздохом. — Но учтите, если что не так…
На этом разговор прерывается. Я опускаю трубку на рычаг и выхожу из кабинки.
Сашка уже весело о чём-то болтает с телефонисткой, которая, кажется, сменила ироничный тон на более мягкий, хоть и продолжала поглядывать на него с некоторой настороженностью.
Я киваю Колесникову, и с чувством тревоги и лёгкого раздражения направляюсь к выходу, так и не понимая, выполнит дежурный своё обещание, не забудет о моём сообщении до утра. Или как?
— Ты чего такой мрачный? — интересуется Сашка, едва мы с ним снова садимся в трамвай.
— Видишь, Сашка, дома мало, кто ждет нас с тобой. Разве только тебя ждет сын. А меня точно никто не ждет.
— Может жениться пора?
— Вот закончится война в Афгане, выведут наши оттуда войска, тогда и женимся.
— Ну, ты, Беркут, даешь! Неизвестно, когда это будет. Надо ковать железо, пока горячо, — кидает он прощальный взгляд в окно на здание переговорного пункта, который уже остается позади.
Не могу Сашке сказать правду, хоть и слышал он, что ищу я Хищника, только не понял, зачем я это делаю. Думает, Хищник мой враг.
Но не знает, что Хищник — больше, чем враг.
Я никогда не подчинюсь ему. А это значит, что жить останется только один из нас.
И пока я не решу этот вопрос, все остальное не имеют смысла.
На поезд до Москвы билеты мы, как водится, взяли в последний момент. Сашка, как всегда, засыпал кассиршу комплиментами, утверждая, что у неё улыбка, способная растопить льды Арктики. В итоге нам достались два верхних места в плацкартном вагоне, что уже можно считать победой.
Когда мы подошли к вагону, нас встретила проводница Валя — женщина крепкая, с властным взглядом, но с неожиданно мягким голосом. Она сразу принялась рассказывать, что в их вагоне и розетки работают, и кипяток всегда есть для чая, и свежее постельное бельё.
— А музыка в купе включена? — как всегда, не удержался Колесников.
Валя только фыркнула, но видно было, что её забавляет его трёп.
Первые часы пути проходят в обычной суете — люди раскладывались, спорили,
