Надо – значит надо! - Дмитрий Ромов
— К Строгинской пойме, — повторяет Виктор.
— Второй принял изменение маршрута…
— Третий принял. Едем на Строгинскую пойму.
— Э! — начинает волноваться ассасин. — В какую пойму! Вы чего мужики!
— Мужики на зоне рукавицы шьют, — говорю я и отворачиваюсь.
Наступает тишина. В головной машине у нас москвичи, местные парни, коренные, куда ехать знают. Минут через пять пассажир начинает проявлять беспокойство.
— Начальник, не надо в прорубь, — просит он. — Расскажу я, как было. Мы бухали у Томки сиворылой, на Рижской. У неё там ушкуйка известная.
— Что ещё за ушкуйка?
— Да все так называют, ну… малина типа…
— Притон, значит.
— Ну, да… Короче, нарисовался фраер.
— Блатной?
— Наверно, не знаю я. Ну так выглядит представительно… Ну, и всё.
— Расскажи про фраера.
— А чё рассказывать. Звать Али. Из Баку. Нет, с Еревана… Хотя… не, из Баку… Или… Чё там у нас ещё есть? Короче, дал по полтиннику. После дела, сказал, ещё стока даст. Привёз и всё. Мы ждали, сидели в машине. Как ты вышел, значит, он показал, ну мы и погнали.
— Погоди. А он в это время где был?
— Ну, там, в машине своей…
— Какая машина?
— Серая… Старая такая…
— С оленем?
— Чё?
Ну, и всё в таком духе. Разговор вроде движится, да только реальной информации у меня не прибывает.
— А ты значит за сто рублей готов человека убить? — спрашиваю я.
— Не, ну чё сразу убить? Я вообще в другую сторону дунул. И кенты тоже. Хотели бабки дёрнуть и в метро забежать.
— И почему не забежали?
— Так это… я-то чё? Я в метро и бежал… Давай без прорубей, а?
— Ладно, — соглашаюсь я. — Вить, отбой прорубь. На Лубянку едем. Набери мне Злобина, пожалуйста.
Он набирает.
— Леонид Юрьевич, здравствуйте, извините, что в субботу. Но тут дело образовалось внезапно.
— У тебя иначе и не бывает, — усмехается он. — Чего случилось опять?
— Да напали три клоуна с мясорезами. Им парни дали по тыквам сразу, но чего делать-то с ними? Надо бы их к делу приобщить.
— Опять напали? — напрягается Злобин. — Как-то ты больно легко говоришь об этом. Втроём?
— Втроём, да. Мы никого вызывать не стали, забросили в машину и едем в вашу сторону.
— Это правильно. Я сейчас Ижбердееву дам команду, чтоб он примчался и оприходовал твоих злодеев. Подвозите пока и постойте у ворот. С той стороны знаешь, где взвод. А вообще… я сам подъеду. Ждите, в общем.
Мы едем и ждём. Приезжают и Злобин, и Ижбердеев. Следак сразу вызывает конвой и моих душегубцев уводят в казематы.
— Начальник! Ну нахера так делать было! Я ж тебе всё рассказал, как на духу!
— Ещё раз расскажешь, — напутствую его я.
Мы проходим в кабинет Злобина, где я подробно рассказываю, как всё было и что мне сообщил этот дурачок.
— Именно, что дурачок, — качает головой Ижбердеев. — Не вяжется как-то… С одной стороны бросают М-40, недешёвую, прямо скажем, штуку, устраняют стрелка, а с другой… клоунаду устраивают с алкашами.
— Возможно, отвлекают от чего-то более важного, — говорит Де Ниро со своей фирменной улыбкой. — И мне это не нравится. С каждым днём всё больше и больше не нравится.
Наступает тишина.
— Совсем не нравится, — помолчав, добавляет он. — Совсем. Ижбердеев, иди занимайся. Допроси остальных, и попытайся найти этого Али бея.
— Так точно, — кивает он и уходит.
— Вот, что я думаю, — задумчиво начинает Злобин. — Надо тебе, Егор, уехать.
— Куда, Леонид Юрьевич? — удивляюсь я. — В Наушки?
— Да хоть и в Наушки, — сердито отвечает он. — Наушки ему не нравятся. А голову под пули подставлять нравится? В Наушки тебе никто и не предлагает, между прочим. Поезжай в Геленджик, возьми жену, поживите там в своё удовольствие.
— Так она же работает, — развожу я руками. — И так отпрашивалась сто раз из-за сессии.
— Ну, можно подумать это проблема. Что Большак не сможет договориться, чтобы её отпустили? Давай! Я тебе выпишу командировку и поедешь массу давить. Имеешь право, полгода вон по дозорам бегал.
— Думаете, там не достанут, раз уж взялись основательно?
— Во-первых, никому не надо говорить, что ты в Геленджике.
— Узнают…
— А во-вторых, мы же здесь не будем сидеть сложа руки. Будем искать злоумышленников. Я не сомневаюсь, что это твои любимые блатные.
— Почему это любимые?
— Ну, как, ты же всё носишься с ними. Эти хорошие, эти плохие. По мне они все одинаковые.
— Да ладно вам, Леонид Юрьевич, раньше вы так не думали.
— Раньше…
— Продавливайте закон, чтобы можно было за признание себя вором в законе в тюрьму сажать, раз так их не любите.
— Продавим, когда время придёт.
— А можно просьбу?
— Ну… — бросает на меня подозрительный взгляд Де Ниро.
— Раз уж заговорили о командировках. Устройте, пожалуйста, моему командиру заставы командировку в Москву.
— Зачем это?
— Я ему обещал. Хороший мужик, пусть приедет, Москву посмотрит, а то сидит там на заставе своей. Наградная поездка. Сделаете, Леонид Юрьевич?
— Ну… ладно. Почему бы и нет… На неделю что ли?
— Давайте на три.
— На три? — поднимает он брови. — Зачем?
— Ну, просто, чтобы запас был. Надоест, так уедет раньше.
— Ладно, сделаю, — качает он головой и, подойдя к столу записывает себе напоминание. — А тебе выписывать? А то, может, вам обоим, в Геленджик?
— Майор Белоконь.
— Да знаю я, что Белоконь. Думаешь, не интересовался тобой? Нельзя было особо демонстрировать, но следить за твоими делами я следил.
— Спасибо, — улыбаюсь я. — Я чувствовал вашу дружескую поддержку.
Особенно, когда на губе сидел. Надо, кстати ещё с Куренковым повидаться. Спасибо сказать.
— Ладно, думай. Я тебе серьёзно говорю. Прямо настаиваю, чтобы ты уехал, пока здесь такие странные дела.
— Знаете, вот этот сегодняшний несерьёзный наезд… Такое чувство, будто меня специально решили просто немного попугать.
— Зачем ещё? — хмуро спрашивает Злобин.
— Да кто его знает… Может, как раз, чтобы я
