Совок 2 (СИ) - Агарев Вадим

После озвученного мной вопроса, попытки вырваться существенно ослабли. Выпученные глаза Эльвиры Юрьевны свидетельствовали, как я полагаю, не о её раздумьи над моим предложением, а о её крайнем изумлении. Пускать на самотек положительную динамику предотвращения катастрофы мне не хотелось, и я опять приник к губам безумной прокурорской тетки.

Клюйко еще больше обмякла и быть покусанным я уже почти не боялся. Меня беспокоило другое. Целуя областную прокуратуру в лице Эльвиры Клюйко, все же бдительности я не утратил и, кося глазами по сторонам, наблюдал, как милицейские, не исключая и Нагаева, изображают мороженных судаков. Надо было уже побыстрее завершать этот эпатажный экспромт и валить отсюда куда подальше. Желательно вместе с Эльвирой Юрьевной. Оставить ее здесь, растерянную после произошедшего, да еще в обществе охеревших милицейских зрителей, будет для меня чревато. И чревато уже не посадкой в чулан, а вульгарным и беспощадным мордобоем в самое ближайшее же время. А еще у нее в сейфе лежит ее табельный ПМ, который ей положен для постоянной носки. Так что надо ее срочно куда-то уводить, покамест она еще в прострации.

— Пойдем отсюда, душа моя! — приобнял я за талию зависшую прокурорскую и повел ее прочь от РОВД. Офигевшая следачка покорно подчинилась, не воспротивившись ни тому, что приобнял, ни заданному мной направлению.

Первый же легковой автомобиль послушно прижался к бордюру, когда я жестом указал ему остановиться. Ментовской мундир, вкупе с прокурорским, сработал безупречно. Скомандовав водителю ехать по моему адресу, я взял за руку мадам Клюйко. Мне надо было контролировать ее поведение хотя-бы еще минут двадцать. Не дай бог, если она придет в себя на буйной ноте.

— Куда мы едем? — с усталой раздраженностью поинтересовалась Эльвира, когда мы уже проехали пару кварталов.

— Не волнуйся, душа моя, тут совсем рядом! — постарался успокоить я свою спутницу, — Я знаю, ты ведь кофе любишь? — повел я общение в сторону от заданного вопроса.

Эльвира в ответ лишь промолчала и отвернулась к боковому стеклу. Но руку не отняла. Протянув удивленному водиле трояк, я помог выбраться из машины даме. В лифте мы тоже ехали молча. Также безмолвно вошли и в квартиру. Слов и дальше почти не было.

И вот они, эти самые первые благодарные слова после, как мне казалось, душевного и примиряющего соития. Я попытался вспомнить что-то похожее за обе жизни, но так и не смог. Впервые, после вполне себе качественного проявления мной интимной благожелательности по отношению к женщине, меня оценили таким сомнительным эпитетом. При этом, не сообщив мне обо мне ничего такого, чего бы я и сам о себе не знал.

— Что не так, любимая? — лениво поинтересовался я, обняв прижавшуюся ко мне Эльвиру, — Ты только скажи, а уж я постараюсь тебе понравиться…

Бессонная ночь все-таки сказывалась и после интенсивных упражнений мне сейчас очень хотелось подремать. Но рассудок подсказывал, что обещанный кофе и опцию «поговорить», следует все же включить в ближайшие полчаса.

— Ты уже постарался! — со вздохом произнесла моя новая постельная соратница, — Скажи пожалуйста, зачем ты наши с Талгатом отношения разрушил?

Насупленная прокурорская барышня, приподнявшись на локте, нависла надо мной. Эльвира пристально рассматривала юношескую простоватость на моем лице, которую я добросовестно и очень вовремя состроил.

— Довольно-таки оскорбительны такие ваши слова, Эльвира Юрьевна! — добавил я обиды в искреннее выражение своего лица и в не менее искренний голос, — При моих-то чувствах!

— Чего ты мне тут лепишь! — моментально возбудилась неглупая прокурорская женщина, — Какие еще на хер чувства! Я почти в два раза старше тебя! Чего ты из меня дуру-то делаешь?! — сверкая глазами, рассерженная Эльвира вскочила и уселась на постели сбоку от меня.

Что-ж, действительно, что-то увлекся я, не та это барышня, с которой можно поупражняться в сарказме. Скосив взгляд на сидящую в позе лотоса грозу ментов, я увидел то, что меня напрочь отвлекло от психоанализа. Отчетливо почувствовав, как укрывающее меня одеяло, где-то там ниже встает шалашом, я рывком потянул на себя объект своих недавних искрометных шуток. Одновременно правой ногой я отбросил с себя одеяло на пол.

Опять сработал эффект неожиданности и переваливаясь через меня, особо важная Эльвира сомкнуть ноги не успела. Возмущаться содеянным мною она не стала. Вернее, тоже не успела. Приземлившись своим причинным местом на мой указующий перст, токмо пискнула и удивленно вытаращилась. А я сделал вид, что именно этот снайперский бильярдный трюк мною и замышлялся. На какое-то время нам опять стало не до разговоров. И, уж тем более, не до взаимных попреков.

— Сволочь ты, Корнеев! — сообщила мне мокрая от своего и моего пота Эльвира Юрьевна, — Развратный подонок и малолетний мерзавец! — часто дыша, присовокупила она, прерывисто пыхтя мне куда-то в ухо.

— Я знаю, любимая, — тоже через дыхание согласился я, — Ты только слезь с меня, тяжело мне от твоих обвинений! — запыхавшись после длительных скачек, держать на себе четыре с половиной пуда роскошного прокурорского тела было затруднительно.

Отлежавшись и постепенно придя в себя, мы встали, и пошли в ванную. Пока я выбирал в шкафу полотенце для подруги, она уже во всю плескалась под душем.

— А чего своей «Флореной» не воспользовался-то? — кивнула на торчащий вместе с бритвенным станком из стакана тюбик Эльвира, — Не боишься, что я залечу от тебя? — теперь уже она взялась меня троллить.

— При чем же тут «Флорена», душа моя?! — удивился я, — Это крем для бритья, я им бреюсь! — пожал я плечами, — А залетишь ты или нет, так это уж, как судьба распорядится.

— Погоди! — опустила душ и подозрительно прищурилась Эльвира, — Ты же сам говорил, что этим, — она ткнула пальцем в тюбик, — Что этим предохраняться можно?!! Сколько-то там засунуть и ни заразы, ни нежелательной беременности не будет! Говорил ведь?!

— Эля, душа моя, мне кажется, что ты меня опять с кем-то путаешь! — с укоризненной печалью на лице и такой же печалью в голосе покачал я головой, — Ты ведь взрослая и даже в какой-то мере образованная женщина! В областной прокуратуре работаешь! Ну подумай сама, — я взял в руки упаковку с «Флореной», — Нормальные люди с этим бреются, а ты — «зараза, нежелательная беременность», да еще «в себя засунуть»! Вот, что за народ эти женщины! — осуждающе пожал плечами я, — Лишь бы что-то в себя засунуть!..

Я вздохнул и опять покачал головой. Потом положил тюбик на полку и протянул мокрой любительнице сомнительных новаций свежее полотенце.

— Пойдем, любимая, кофе пить! — вздохнул я, грустно улыбаясь, — И не слушай ты больше никого, и не засовывай в себя что попало! Ты, если что, сразу меня спрашивай, а уж я-то плохому порядочную женщину не научу!

— Мерзавец! — взвизгнула стоящая передо мной в ванной мокрая и голая Клюйко, — Ты же сам… Вот же скотина! Не смей меня дурой выставлять! — она направила на меня душ, но уже через мгновение, согнувшись, начала хохотать, — Светка дура… Она ведь поверила! Накупила этого дерьма и предохраняется…

Еще раз пожав плечами, я полез к ней в ванну. Идти пить кофе, не произведя омовения после интенсивных постельных игрищ мне не хотелось. Отобрав у смеющейся Эльвиры лейку душа, я потянулся за мылом.

На кухне мы задержались. Стоило заглянуть в холодильник за сливками и увидеть продукты, как вдруг оказалось, что мы оба хотим есть. Предлагать приличной женщине магазинные пельмени я не рискнул. Пропущенные через мясорубку и залепленные в тесто сиськи-письки-хвост, могли быть восприняты моей легкообидчивой гостьей, как очередной недружественный выпад с моей стороны. Но и на приготовление борща я тоже не отважился. Потому как слишком долгая это процедура. Нарезав в четыре руки все, что было из колбасных запасов, хлеба и сыра, мы сели за стол. Оказалось, что Эльвира Юрьевна обладает завидным аппетитом о совсем не обладает стеснительностью в плане проявления этого аппетита. Пришлось опять лезть в холодильник за яйцами и молоком. Омлет из почти десятка яиц примирил нас уже окончательно.