Пионерский гамбит - Саша Фишер
Когда мы вернулись в отряд, все еще никого не было — ни Елены Евгеньевны, ни Анны Сергеевны, ни Прохорова.
— И что теперь? — спросила Коровина в воздух. — Нас все бросили?
Она подошла сначала к двери воспитательницы, постучала в нее кулаком, потом, когда никто не отозвался, подергала. Заперто. Повторила те же манипуляции с дверью Елены Евгеньевны.
— Коровина, а зачем тебе кто-то? — лениво спросил Мамонов, развалившись на диване на веранде. — Ты что, расписания не знаешь? Сейчас тихий час. Расправляешь кроватку и сладко спишь два часа.
— Если такой умный, то почему сам здесь сидишь? — огрызнулась Коровина.
— Жарко там, как в литейке, солнце в комнату светит, лучше тут посижу, — Мамонов пожал плечами.
— Прохоров тоже не вернулся? — Коровина вышла на центр веранды и уперла руки в бока. — Может, ему обед в медпункт отнести?
— Не терпится проведать болезного? — Мамонов захохотал.
— Мамонов, что смешного-то? — Коровина скривила оскорбленную физиономию.
— Да не вернется он, хочешь поспорим? — Мамонов встал и прошелся взад-вперед по веранде. — Выперли его наверняка, вместе с Аннушкой. Пусть радуется твоя Шарабарина.
— А мы как теперь? — растерянно спросила Коровина. — Нам же воспитатель полагается…
— Ну поставят кого-нибудь, — Мамонов пожал плечами и снова развалился на диване.
Будь наш отряд помладше, то наверняка сейчас в корпусе бы царил хаос, бои подушками и беготня. Но мы уже почти взрослые, так что особенно не шумели, просто бродили из комнаты в комнату, соваться на улицу не спешили. Может дело было в солнцепеке, а может не хотелось под горячую руку попасть под репрессии. По этому же поводу идею сбежать на речку отложили до лучших времен. А то вдруг внезапно заявятся «сильные мира сего» объявить нам нашу дальнейшую судьбу, а мы тут безответственно режим нарушаем. Гайки закрутят, нафиг надо…
Ленились, в общем. Как будто долго копившееся напряжение отпустило, и все одним махом превратились в расплавленное полуденным зноем желе.
— Второй отряд, подъем! — раздался от дверей веселый громкий голос. — Ага, режим нарушаем, вы еще в кроватях должны быть!
— Так мы же не шумим, Вера Ивановна, — отозвался Мамонов с дивана. — А в палате жарко очень, так что мы о своем же здоровье беспокоимся, как нам и полагается.
— Ой, Вера Ивановна! — из двери второй палаты парней высунулась Коровина. — А почему вы здесь?
— Временно заменяю у вас Анну Сергеевну, — ответила моя мама, выходя в центр веранды. — Пока нового воспитателя не пришлют.
— А куда делась Анна Сергеевна? — спросила Шарабарина, высовываясь вслед за подругой.
— Все-то тебе знать надо, Шарабарина! — моя молодая мама знакомо усмехнулась. — Уехала домой, по семейным обстоятельствам.
— А Прохоров? — Шарабарина склонила голову, и ее роскошные волосы рассыпались по плечу искрящейся волной.
— Девочки, я же только пришла! — рассмеялась Вера. — А вы уже меня вопросами пытаете! Меня Надежда Юрьевна попросила на пару дней заменить вашего воспитателя, вот и все. Так что давайте жизнь друг другу портить не будем — вы себя в эти дни будете вести хорошо, а я буду делать вид, что не замечаю, что вы в тихий час по комнатам бродите. Чужим!
— А на речку завтра в тихий час можно? — выскочил из нашей палаты Марчуков.
Вера Ивановна скривила такую выразительную физиономию, что и тупой бы понял, что раз уж спросили, значит нельзя.
После полдника нас снова захватила космическая гонка. Надо было сначала предоставить в счетный комитет все заработанные жетоны, а потом можно было их потратить, накупив в раскинутых на стадионе палатках, украшенных силуэтами ракет конфет. А к вечеру все опять собрались в клубе на отчетный космический концерт.
Оказывается, от нашего отряда тоже был какой-то номер, а я даже не успел заметить, когда его подготовили.
Вообще, если быть совсем уж честным, концерт был не так уж и плох. Или у меня просто от недостатка зрелищ упала планка. Старшие отряды неплохо пели хором, обеспечивая звуковое сопровождение танцевальным номерам. Современные песенки были переделаны остроумно, и даже без рифм про «кеды-полукеды». Правда хит «Барабан был плох» прозвучал со сцены в разных вариациях трижды, но никого это не смутило, кажется, все были готовы слушать эту песню еще и больше раз.
После ужина выяснилось, что вещи Прохорова из палаты волшебным образом исчезли. В медпункте его тоже не оказалось.
Дальнейшим расследованием никто не занимался, потому что все отвлеклись на подготовку к дискотеке. На которую в этот раз нам никто идти не запрещал.
Девчонки отчаянно малевали на своих нежных почти еще детских личиках боевую раскраску, вазюкали кисточками в коробочках туши, лепили блестки на размазанный по коже вазелин, передавали друг другу пластмассовые коробочки с тенями, и тюбики с розовой помадой. Стрелки рисовали, слюня обычные цветный карандаши, румяна… Хотя вроде румян у них не было. Ну хоть свеклой не мазались, как Марфушечка-душечка из советского фильма-сказки.
В ход пошли пластмассовые клипсы, бусы, блестящие заколки для волос. Девочки распускали свои косички и хвостики, водили по ним расческами и крутились у зеркала, отталкивая друг дружку.
Только Самцова осталась самой стойкой — раскрашивать лицо не стала, косы распускать тоже. Хотя на ее волосы я бы посмотрел, судя по толщине косичек, там такая грива, что Шарабарина бы обзавидовалась. Но Наташа была строгих правил, хорошо хоть форму свою пионерскую сменила на сарафан в цветочек.
А парни к танцам готовились… никак. Нет, они тоже выглядели оживленными, бросали друг на друга многозначительные взгляды, шептались, толкаясь локтями, и стреляя глазами то в сторону одной девчонки, то в сторону другой. Но вся подготовка самих себя к ответственному мероприятию закончилась на замене одной футболки на другую.
Танцплощадка пионерлагеря была заслуженной, деревянной и с небольшой эстрадой. Имелась даже кое-какая светомузыка и даже зеркальный шар. Правда он не вращался, а просто висел, скорее всего сделанный на одном из кружков самими же пионерами, которые увидели этот девайс в каком-нибудь «Танцоре-диско». Музыка лилась из больших колонок.
В самом начале дискотеки младшие отряды тоже участвовали.
