Дарья Кононенко - Ответ большевику Дыбенко
Глина в шестой раз посмотрел на небо, чистое и ясное, как на переводной картинке. В дождь идти тяжелее, но и следов не видно. А сейчас стрельба вроде ближе стала. От вляпаемся под шрапнель, все поляжем. Пересидеть бы где-нибудь, в подвале или хлеву, хотя бы дня два. И контрики успокоятся, и со студентишкой вопрос решиться, шо ж ты такой жирный, то не ест, се не ест, а весу - как в купце Федотове, который заходил в дверь боком и убил чекиста безменом. С одного удара убил, даже и не замахнулся как следует. И хробаки долго жрали жирное купеческое тело, радуясь такой удаче. Вроде хутор, деревья невысокие, только чего-то дома за ними не видать, фундамент только да обломки хлева. Снарядом по ним жахнуло, что ли? Хорошо быть артиллеристом, шарах - и нету вражины, да не одной. И не слышно ничерта, они ж глухие все. А еще лучше дать шрапнелью по пехоте, хай не лезет, когда не просят. Може, хоть колодец там целый? Да и брюхо просит жратоньки, а нету, воды нахлебаюсь, обману.
Гуртовой тоже заметил остатки хутора, кивнул, свернул к чудом уцелевшей грушке. Стоял здесь когда-то хутор, месяц назад или год назад. Кто-то в нем жил, корову доил, с грушки тоненькой первого урожая ждал, винтовку под стрехой держал. А куда делся? Бой шел на хуторе, добрый бой - один колодец остался, осколков снарядных в траве - хоть борщ с них вари, ворон на фундаменте сидит, перья чистит. А колодец - дохлятиной оттуда тянет. От паскуды! Ладно - хату порушили, убили кого-то, но колодец чем виноват? Сами ж потом и придете, по кругу. И кто ж такое изделал - непонятно, видно кто-то оборону держал. Только в голову почему-то полезла дурная байка Матвеева, мол, есть тут такое место, которое не всякому показывается. День ведь на дворе. А ворон сидит, глядит, будто лакированная цацка. Махновец положил товарища на землю, поднял самый большой снарядный осколок, запустил в птицу. Фух, каркнул и улетел. Если б эта сволота говорить стала, то Глина бы помер на месте. От страха.
Паша даже обрадовался остановке. Небо, по нему тучка плывет, на самовар похожа. Если голову повернуть, то пожарище видно. Обеда не предвидится, жалко. Хлопцы мат в три этажа гнут рядышком. Чего это с ними? А вот как же дальше идти? Им хорошо. Придется Глину все-таки попросить. Обидно, ничего ведь не получилось. Знал бы - антибиотиков пять кило с собой взял. Интересно, за кого выйдет замуж Зеленцова и будет ли драка на свадьбе, а то неудобно получилось. Да и подарок не пригодился, человек от сердца те фотокарточки отрывал, хотя для прогрессора в них не было ничего эротического. Просто две чересчур упитанные дамочки на плюшевых кушетках, насколько это можно разглядеть на некачественной черно-белой фотографии. Интересно, а как там Палий поживает? Контру рубит? Забор чинит? Самогоном наливается по самые уши? Или лежит на местном кладбище под грубо сколоченным деревянным крестом, с наспех вырезанным именем и датами жизни?
Глина перестал колупать веткой фундамент, все-таки брехло Матвеев, нет здесь никакой макитры с царскими червонцами, шо один бандит еще в турецкую войну закопал. Понятно, что калеке делать нечего, так он и рассказывает всякую дуристику. Если б тут клад был, так разве б его не нашли? Не пустыня ведь, людные места, даже железка есть. А на станциях бабки картоплю продают, вареную, с салом. Махновец тряхнул головой, подошел к мирно лежащему прогрессору.
- Давай, ворушись. Чи як?
Паша посмотрел на невысокого махновца снизу верх. А так и не скажешь, что он сильный, И штаны на левом колене драные, об камешек разодрал, когда из очередной балки наверх вы-лезал. Жаль, хорошие штаны, офицерские, не то, что мои брюки с латочкой на заду.
- Чи не можешь? Давай руку.
Неудобно даже. То дите сопливое, то недомерок на себе волокут. Хотя это у прогрессора рост - метр восемьдесят, а Глина еще и не то тянуть может. Кто три мешка сахара уволок и даже не почесался? Зато Воскобойникова потом нажарила липкого, хрустящего, приторного хвороста, на все село. Паша тогда храбро смолотил хорошую такую жменю жирного печенья, а гастрит даже и не вякнул. Хорошо было!
Вот и солнце уже к закату клонится. Остановился гуртовой, смотрит на идола каменного, что на кургане стоит. И скифов тех давно нет, а вождь их каменный стоит, на степь свою глядит мертвыми глазами. А от его ног - всадник едет, будто из камня выскочил, да зна ним и другие подтягиваются, человек тридцать, не меньше.
Лось сидел и ждал. Это даже не еврейское счастье, когда именно на тебе заканчивается нужная марка сигарет, это хуже. Какого черта Шульгу понесло именно туда и именно тогда? Так и заикой стать можно - лежишь себе на девушке, стараешься, а потом поворачиваешь голову - и в дверях комнаты стоит не только жена дьяка, которая этой девушке мать, а и командир, лыбится совершенно змеиным образом, и держит эту жену дьяка за талию. Неудобно как. И перед девушкой, и перед дьяком, который махновцами ничего плохого не сделал. Это тебе не юнкер в юбке, это именно что мирное население. И перед местными тоже неудобно - то посуду перебьют, то собак им постреляли, теперь вот это. Дьяка в селе уважают, он же грамотный, и даже, кроме своих обязанностей, еще и фазы Луны считает, когда горох лучше сеять, когда - петрушку. И за себя стыдно - не матрос накокаиненый, не конник ужратый, а человек из культурной семьи, из просвещенного времени. А командиру не до того сейчас - приперлись какие-то солдаты, человек сорок. С погонами, заразы. И стали те погоны срывать! Ладно бы - красноармейцы! Нет, самые обыкновенные белогвардейцы, и не сопляки - за тридцать или под тридцать людям, войну с германцем прошли, опытные. Хорошо, Татарчук тоже бывший унтер - так он в госпитале с каким-то гавриком познакомился, тот честного служаку в анархиста-дезертира превратил. А эти вроде здоровые. И почему пришли да перешли? Что, малограмотный волыняк лучше кадрового офицера получается? Или что тогда?
А еще ж и свои проблемы - что будет с девушкой? Он же не хотел ничего плохого, не бил ее, не заставлял. И что будет с ним самим? Бить будут? Или Шульга сразу к стенке поставит? Он может, он Филимонова за реквизицию кобылы на месте уложил, кобылу обратно отвел, к хозяевам - мужик однорукий на крыльце, жена замученная, обед варит, и восемь детей ворота облепили, скотинку провожают. Так Лось же ничего ни у кого не забирал! Разве что кастрюлю с каким-то супом, но потом ведь отдал, когда суп съели. А оружия нет, забрали, вернее, сам наган отдал, как дурак. В дверь постучали, настойчиво.
- Заходите! - прогрессору очень захотелось домой. Или в Тимбукту.
Шульга стоял на пороге, выцветший, выгоревший, опасный. К нему даже загар не липнет, один в один - упырь.
- Шо делать будем?
Прогрессор икнул. Вопрос был слишком расплывчатым для однозначного ответа.
- С дезертирами?
- С ними я сам разберусь. С тобой шо делать? Спортил девку, дурне д?ло нехитре, а дальше як? <
Прогрессор икнул второй раз. Может этот болотный солдат предъявить обвинения?
- А что думает ее мама?
Шульга фыркнул.
- Ее мама матюкается хуже матроса с Черноморского флоту, ну девка ж в теле, красивая, белая, гладкая, грамоте обучена- и таке нещасне, плюгаве, креста на нем нет, спортило, да еще и имя не наше.
Лось действительно креста не носил, да и крещеным не был. Но эпитеты были просто оскорбительными - он же не сифилитик какой.
- Я, между прочим, грамотный! Я, между прочим, на баяне играть умею! Я по макитрам не стреляю! Я деньги не пропиваю, как некоторые товарищи матросы, а коплю, на аккордеон хороший.
Шульга поковырял пальцем в ухе.
- Нашо тебе та гармошка?
- Вальсы играть.
Шульга хмыкнул. Он еще не забыл тот раз, когда вот это чучело дорвалось до чужой гармошки и поразило своими песнями всех слушателей. Если про атамана было еще терпимо, а про танковую бригаду - ну дуже жалостно, то все остальное даже Черноярова вогнало в краску. И шо такое мышенакопитель?
- Ладно,- командир развернулся, вышел. До прогрессора донеслись бубнение оскорбленной матери и ответ - 'та хороший хлопчик, хай будет'.
Вот это и есть 'без меня меня женили'.
В принципе, даже хорошо - будет кто-то ждать, варить обед, стирать носки, впихивать в детей очень полезную овсяную кашу. Но надолго ли? Что может быть здесь? Тут красные, похоже, слабее, чем в том мире, значит, другие стороны немного сильнее. И надо учитывать еще и соседей - насколько тут сильна Польша? И с кем будут воевать они? Венгрия, Чехия, Румыния - если верить Ильку, то эти страны хуже Польши. Германия тоже никуда не делась. Что тут может быть? Одна очень масштабная война или постоянные мелкие стычки? Не хочется ведь наплодить пушечного мяса, и смотреть на выцветшие групповые фотографии, вечно выискивая там своего. А если победят белые? Нет, среди них бывают и хорошие люди, как и среди любого другого массового движения - но что тогда будет? Ладно, коммунистов перевешают или там перестреляют, но ведь не одни коммунисты против белых пошли. Заболотный - вообще непонятно кто, не анархист, не коммунист, даже не монархист. Но белых рубит. И Шульга такой же, только менее образованный. Им тоже будет неприятно жить при победе золотопогонников, причем неприятно - это еще очень мягко сказано.
