В. Бирюк - Косьбище
Фильтруй базар, Ванюша. Вместе со сленгом, арго и феней. У этих людей идеи- «Вся Дания — тюрьма» — ещё нет. И не надо её сюда преждевременно прогрессировать: придёт время — сами дорастут.
Опасливо косясь и не выпуская из руки крестик, Спиридон объяснил, что ему, православному христианину, служителю закона, выразителю воли светлого князя… зуб — медвежий клык «от Велеса» не нужен, не уместен и вообще…
– Давай лучше расписочку сделаем. От Ивашки. Поскольку ты ещё сопляк. Ой, я не то сказать хотел. Ну, что ещё годами не вышел.
И понеслось. Куча суеты имущественного происхождения. Где бы мне найти «крепкого хозяйственника»? Понятно, что не настолько «хозяйственного», что б он нахапал и на Карибы укатил. Хотя здесь Карибов нет — пусть хапает. Потом всё равно: хоть кого — достану. И — «с конфискацией».
А пока моя собственная «хозяйственность» ну просто требует проверить содержимое конских торб вирниковой стражи… Факеншит! Без вскрытия, а то обидятся! Без рентгена, металлоискателя и ультразвука… Ничего-то у меня нету, бедненький я и глупенький, и всяк сироту обидеть норовит… О! Если сирота мозгами шевелить не начнёт!
– Сухан! Иди сюда. Ты же вирниковых людей в Рябиновке видел. Что у них надето-обуто, как их торбы да вьюки торчали — помнишь. Найди мне 10 отличий.
«Грабь — награбленное» — наше исконно-посконное. А применительно к властям — да с превеликим удовольствием. «Активист» мявкнул в начале, когда у него из-за пазухи плоскую медную тарелку достали. Но тут подошли Ивашка с саблей и Спирька с отроком. Спиридон ограничился коротким:
– Дурак.
А вот аз грешный не замедлил… просветить попавшегося беднягу насчёт того, где у него зубы, если тарелка на брюхе. И где его мозги относительно зубов. Спиридон морщился, как от зубной боли, слушая проявление моего остроумия. Наконец не выдержал и приказал:
– Всё взятое — отдать. Хоть отсюда, хоть с Рябиновки, хоть с Паучьей веси.
Ропот служивых был прерван одним встречным вопросом:
– Кому-то охота снова с князь-волком повстречаться?
Интересный эффект дала «жанровая сценка». Сколько Ивашко про моё кормление князь-волка не рассказывает, а вот… Русская народная так и формулирует: «лучше один раз увидеть». И прикинуть — кому теперь придётся с коня слезать и на эту зверюгу в бой идти.
Народишко «развьючивался» покорно, негромко напоминая друг другу что, где, когда… А главное: кто и в какое место. Никогда не слышал, чтобы попаданец шмонал оперативную группу местных правоохранительных на предмет «присвоение без санкции». Но ребята и вправду очень «хозяйственные» попались — распороть потник, набить его распущенными мотками ниток и снова на живую нитку прихватить… Я, кажется, говорил, что здесь мужчины иголку в руки не берут? Виноват, был не прав. Если нужно украсть и спрятать — шьют как миленькие. Правда, шов получается неровный. Это я и сам, без Сухана, заметил.
Среди «добрых молодцев» попался на глаза раненый в ходе неудачного «доношения благой вести до погрязших в мерзости» молодой парень. Просто подросток, почти мне ровесник.
«Голова завязана, кровь на рукаве.След кровавый стелиться по сырой траве».
Отрок. Бледно-зелёный. Куда его Спиридон тащит? Пареньку бы отлежаться. До Елно он не доедет. На мой вопросительный взгляд Спирька ответил демонстративно-горестно:
– Вот ведь какие дела пошли, татьба по всей волости идёт, пришлось всех своих с собой забрать. Даже и возле Макухи никого не осталось. (И громко, чтобы все слышали) Ты уж, боярыч, озаботься, присмотри за раненым вирником.
Хреново. Парнишка этот мне ничего плохого не сделал. Так и я ему ничего плохого. Не я его дуриком в полосу препятствий послал, не я его копьём тыкал да топором рубил. Не я его раненого на коня всадил да в дорогу умирать потащил. Только помрёт он от моих дел, от моего согласия «обеспечить режим информационной безопасности».
Наконец, убрались. Ну, Иван, свет, как тебя там нынче, изволь принять материальные ценности и приступить к руководству своим, извините за выражение, поместьем. Со всем народом. Народ штатно безмолвствует. Со штатно отрытыми ртами. Селение, извините за выражение, с, снова извините за образность, населением.
Вот и остался я с народом. С глазу на глаз. В раскорячку. Двое людей моих, кони, барахло, серебро, косы, пленные — на заимке. Отсюда уйти… тут деда Перуна барахло, ещё — что вирниковыми оставлено. Упокойница и сам дед Перун. С которым непонятно что делать, но отпускать нельзя. И надо срочно взять у Николая серебро и послать Ивашку вдогонку — виру отдать. И надо как-то мужичков здешних организовать. А я в организации сельского хозяйства… Ну, понятно.
«Проблемы надо решать по мере их возникновения». Идиотский принцип дял поиска решения. В основе каждой проблемы есть человек. «Нет человека — нет проблемы». Что и отражается в русской народной мудрости: «Тут мы его и порешили». Логически продолжаем и приходим к тому, что младенцев надо давить в колыбели: «решать в момент возникновения».
Человеков надо «решать» дважды: в момент возникновения и в момент упокоения:
– Ивашко! Упокойницу обмыть, домовину сколотить. Объясни местным насчёт запаса. И про гробы, и про могилы. Барахло — в избу. Кто тронет… «пойдёт в запас». Остаёшься за старшего. Мы Суханом — на заимку.
Сухан рывком поднял Перуна на ноги. Дед немедленно плюнул ему на сапоги густой смесью слюны и крови. Выразился непечатно, попытался боднуть, завалился. Грузить такого буйного на лошадь — животину жалко. Пешки пойдём — я верхом не умею, Сухана лошади просто боятся. Странно: вроде бы из мужика просто «душу вынули». Всего-то. А в вот лошади и собаки реагируют как на нечто с непривычным и опасным запахом. Я этого не чувствую, но зверью домашнему верю. Никогда не слышал, чтобы от глубокого гипноза у человека менялся запах. Или что живой зомби пахнет не по-человечески. Но это, вроде бы, логично. Похоже, никто этот параметр просто не пытался контролировать. Учёные, факеншит. При всём моём к ним уважении.
Кстати. Об учёных. Два воздухоплавателя сели как-то на воздушный шар и поплыли. По воздуху, естественно, а не покурив то, что вы подумали. Утром, в густом тумане воздушный шар опустился на землю. Где — непонятно. Тут один воздухоплаватель другому такому же и говорит:
– Глянь, там человек по дороге идёт. Сбегай, спроси — куда это мы попали.
Посланный сбегал, спросил, вернулся:
– На математика нарвался.
– Как определил?
– Он сказал: Вы находитесь на земле. Ответ абсолютно правильный и абсолютно бесполезный. Чистая математика.
…
Ладно, вставили деду жердь под связанные руки, пошли.
Несломленный, непокорённый… упрямый и безмозглый — с какой стороны смотреть. Тащить его было неудобно — жердь надо держать с двух концов. А я ростом маловат да и весом легковат — как он рванётся — меня сносит. Мои надежды как-то договориться, образумить отставника таяли с каждым шагом. Дед рвался, плевался, матерился… Относительная тишина по маршруту следования установилась только после того, как у меня кончилось терпение: после очередного пассажа и «само-опрокидывания вместе со всеми», я исполнил наш исконно-посконный обряд: «ешь землю, сволочь». Пара горстей «родимой земли» в форме Угрянских суглинков ограничили децибелы по ушам, а попавшаяся на глаза «оглобля ушастая», которую мы упёрли деду чуть ниже затылка, в сочетании с ременной петлёй на шее, позволила ограничиться одним ведущим.
Сухан, выставивший рогатую оглоблю с дедом на конце, как винтовку на изготовку, выступал мерным, чуть ли не строевым шагом, подобно советскому солдатику-конвоиру при сопровождении марширующей колонны немецких пленных по Москве. А я шёл сзади и размышлял. О несправедливости мироустроения.
Вот — боевой офицер, положил всю жизнь свою на служение воинское, исполнения принятой присяги и возложенного долга. Получил местный эквивалент достойной пенсии — нормальное землевладение. И тут, «вдруг, откуда ни возьмись», явился какой-то сопляк, шпендрик плешивый с каким-то «бродячим театром». Типичное «дерьмо жидкое». И теперь «муж ярый», не запятнавший честь свою, отслуживший долгую и беспорочную, бредёт подобно дурному жеребчику в жёстких удилах, с вывернутыми за спину руками, задранной головой и подпёртой рогаткой шеей. Положение безусловно болезненное, безусловно — унизительное. За что?
«Офицеры, офицеры, ваше сердце под прицелом.За Россию и свободу до конца.Офицеры, россияне, пусть свобода воссияет,Заставляя в унисон звучать сердца».
Таки-да. Но у нас тут… Не тот случай. Две мелочи мелкие: «За Россию и свободу…». Нет тут ни России, ни свободы. Ни по факту, ни даже на уровне идей. И «господин офицер» превращается в цепного пса: «рвать всех, на кого хозяин указал». В «боевого холопа» с главной и единственной целью: «исполнить волю господина своего». Велика ли разница между «воином храбрым» и «холопом верным»? Суть повседневной жизни обоих — исполнение приказа. Даже — ценой жизни, почти всегда — ценой чрезвычайного напряжения, мучений, просто неустроенности и неопределённости.
