Артём Рыбаков - Игрушки. Выше, дальше, быстрее
Частая стрельба на подворье отвлекает. «Быстрее давай! Ребятам помочь надо!» – подгоняю сам себя.
Заглотив две таблетки кетанова, приступаю к операции. «Тоже мне – Сенкевич недоделанный»! Картечина, вроде, не глубоко… «Нежнее, ещё нежнее… Ой, мляяя!» Подцепив концом складного ножа деформировавшийся свинцовый шарик, вытаскиваю его из раны. Аж в глазах потемнело. Накладываю тампоны и туго перебинтовываю бедро. Натягиваю штаны. Остальное – потом! Загоняю в пистолет «свежую» обойму… Кто знает, что там наверху? Стиснув зубы, и стараясь не охать, когда переношу вес на раненую конечность, лезу по косогору.
О, вот и мой ППД, странно, почему этот тип не подобрал мою «машинку», а так и попёр с двустволкой? На заднем дворе – никого, но со стороны дома, выходящей на улицу, только что донеслись какие-то крики, и грохнул винтовочный выстрел. Перевалившись через нижнюю, перебитую выстрелом перекладину изгороди, подбираю автомат и ковыляю в сторону дома. Люк, конечно, боец крутой, но автомат может серьёзно помочь.
Замечаю, что человек, которого да нашего появления обрабатывали полицаи, пошевелился.
– Эй, ты кто? – окликнул я невезучего.
В ответ – только невнятное мычание. «Хм, а что это на нас надето? Какая та заляпанная кровью и землёй хламида серо-мышастого цвета. Неужто немец? Хотя сейчас – это не важно. Важно ребятам помочь».
– Арт, ты, где там? – доносится до меня из-за дома. «Люк или Зельц?»
– Тут я, окружаю гадов! – кричу в ответ.
– Ага, гранату в окно давай!
«Какую гранату? Он что, ошалел?» – думаю я, шкандыбая, другого слова подобрать я не могу вдоль глухой стены дома.
– Эй, начальник! – а этот голос мне не знаком, если только Дымов в ударном темпе не спился за последние пять минут. – Давай, дашь на дашь! Я эту курву целой отпущу, а вы меня со двора?
«Хо-хо, это кто там такой хваткий? Судя по голосу и речевым оборотам – урка, в полицаи подавшийся… А кого это он там так неласково величает?»
– Начальник, я спросил! А где ответ? У, твою… – реплика прерывается криком. Женским или детским.
Вот это пат! Нет, не технический, психологический. И уважать себя не будешь, если отпустишь гада, а если невиновные погибнут – то тем более! «Так, что у нас тут?» – внимательно оглядываю дом.
Дом как дом. Большой. Примерно в таком я как-то провёл пол лета, отдыхая у двоюродной бабки в Тверской области. Я находился на хозяйственном дворе, если смотреть на дом с улицы, то с правой стороны. Вокруг – сараи, поленницы. В дальнем углу – курятник. Вход с сенями – с противоположной стороны дома. На эту сторону выходит только маленькое окно то ли кладовки, то ли чулана. С простреленной ногой я туда точно не влезу. Задняя стена – глухая.
«Интересно, что Саня не отвечает? Варианты просчитывает?». А если мы вот так поступим…
С максимально возможной для моей хромой ноги скоростью я дошёл до угла дома и осторожно выглянул на улицу. Вон Зельц притаился в тени забора… Так, а где Люк? А вот он – затаился в палисаднике, сразу и не разглядишь! Тихим свистом я привлёк его внимание. Затем жестам показал себе на ухо и похлопал себя по нагрудному карману. Даже со своего места я увидел, как перекосилось его лицо. Саня молитвенно сложил руки и быстро полез в карман за рацией. Достал. Разглядывает. Сокрушённо качает головой, а потом жестами показывает мне, что «Связь – йок!». Весело!
«Интересно», – думаю, – «а чего они стрелять начали? Ведь Дымов точно первый начал из нагана шмалять, даже «глушак» не прикрутил».
И тут мой взгляд зацепился за то, что я в начале принял за кучу тряпья, валяющуюся на земле. «Да это же дядько Остап! Вон памятный мне по первой встрече картуз валяется в пыли. Это кто его, наши или полицаи?»
Люк, привлекая моё внимание, покачал рукой, согнутой в локте. Хочет, видать, жестами пообщаться. Это мы могём. Спрашиваю его, сколько противников и чем вооружены?
– Один. Винтовка и, возможно, пистолет, – отвечает Люк.
– Сколько заложников и кто они?
– Двое или трое. Одна женщина и дети.
«Вот это весело, по настоящему весело! Ещё минут тридцать провозимся, и от немцев тут будет не продохнуть, но и уходить, оставив за спиной полицая, мы не можем. Даже до мотоцикла не дойдём – он нас из окна перестреляет. Мотоцикл бросить нельзя, там шмоток иновременных много осталось. Да, дилемма!» Жестами показываю Люку, что есть идея.
– Какая? – спрашивает он.
Показываю, что хочу проползти вдоль дома, а они, демонстративно уходя, должны выманить полицая из дома, а его сработаю. Жестом показав, что он понял меня, Люк крикнул в сторону дома:
– Эй, хлопец, а как ты уходить будешь? А я пополз вдоль дома. Из глубины комнаты донёсся всё тот же сипатый голос:
– А вы сей момент винтари и пистоли покидаете, и вдоль улицы пойдёте себе…
– Ага, разбежался один такой об стену! – это Люк.
– Чего? – не понял сипатый.
А я всё ползу и ползу… Левая нога мозжит, пот лицо заливает, а я ползу. Стоп!
А ведь гад-то этот – от меня метрах в двух, не дальше, сипит. То есть я сейчас – в аккурат под тем окном, у которого он стоит. Помахав рукой Люку, я показал ему, чтобы он продолжал забалтывать противника.
– А того! Где гарантия, что ты по нам не выстрелишь?
– Чего? Не боись, не стрельну! «Ага, стоит в простенке, прямо у стены». – Определил я.
– Давай так, я сяду на мотоцикл и уеду, а напарник мой покараулит, чтобы ты глупостями не занимался.
Я нежно кладу ППД на землю, и вытягиваю из кобуры ТТ. Взвожу курок «Интересно, где заложница эта?»
– Не, начальник, плохо ты торгуешься! Я этой девке мозги сейчас вышибу, чтоб ты думал быстрее…
«Чёрт, он же время тянет, в расчете, что на стрельбу немцы среагируют!» – осеняет меня.
Пытаюсь сесть на корточки. Из-за раны левая нога слушается плохо, но пока держит. Так, подоконник метрах в полутора от земли.
Внезапно в доме бахает винтовочный выстрел, и раздаётся истошный женский визг. «Вот гад!» – Я выпрямляю обе ноги.
– Не зассал началь…
Бах! Пуля входит полицаю под подбородок. Ох, не зря я в своё время настрелял в МП-8 себе второй разряд.
– Зельц, пулей сюда! – ору я.
Из палисадника, как медведь из малины, выламывается Люк. Оба бегут к дому, а я сползаю по стене. Люк ломится в сени. Зельц останавливается передо мной:
– Товарищ старший лейтенант, Антон, что с вами?
– Да, ногу немного зацепило.
– Я… я сейчас перевяжу вас.
– Не надо. Я уже сам справился. Ты лучше на двор сходи, там мужик какой-то валяется. Вроде, живой был.
Подобрав ППД, я опёрся о стену и встал. «Надо посмотреть, кто там такой продвинутый был, что заложников догадался взять…»
С некоторым трудом – адреналин из крови уже улетучился, я дохромал до сеней и, взобравшись по лестнице, вошёл в дом.
В большой, когда-то чисто убранной комнате, я увидел Люка, бормочущего что-то успокаивающее молодой девчонке, которая сидела на полу у русской печи, обнимая двух мальчишек лет четырёх. На печке я заметил следы от пулевых попаданий. Застреленный мной полицай лежал на полу, вытянувшись во весь рост. Рядом валялся обрез трёхлинейки.
«Мда, дядя, желание покуражиться сыграло с тобой злую шутку. Если бы ты не жахнул в печь, желая поторопить Люка, может и был бы у тебя шанс опередить меня. И уж точно, ты бы от окна не отвлёкся». – Подумал я, усаживаясь на лавку.
– Сань, слышь, а чего вы пальбу открыли? – задал я Люку, давно волновавший меня вопрос. – И что с рацией твоей?
– А, я сам дурак. Аккумулятор посадил. Видимо забыл ночью выключить. А со стрельбой… Это у Зельца нервы не выдержали. Падлы эти, – кивок в сторону трупа, – дядьку. Ну, что нас молоком по утру угощал – к стене колышками прибили. А он – мужик пожилой уже был, вот у него сердце от боли не выдержало. Что-то ухнуло у меня в груди.
– За что его так? – просипел я не хуже, чем застреленный мной полицай.
– Это я виновата… – всхлипывая, сказала вдруг девушка. – Дура яааааа….
– Так, гражданочка, давайте без рыданий! – попытался вернуть разговор в конструктивное русло Саша.
– Яааааа, бинты постиралаааа, и на забор по привычке повесилаааа… – захлёбываясь проговорила девчонка.
– Дядькоооо Остап увидел, и пошёл их снимать, а тууут немцы в деревнююю приехалиии… Вот он и пошел их молокооо… угощааать…
– Так, девонька, плакать позже будешь, а сейчас по порядку рассказывай! – прикрикнул я на неё.
Странно, но подействовало, а может, это немецкий плащ мне солидности придал, но девушка вытерла глаза и продолжила уже более внятно:
– Немцы уехали, но тут как раз этиии гады приехалииии, – и она показала рукой на труп. – А Федька, ко мне давно уже приставал… Ещё до войны, когда я к дядьке Остапу на каникулы приезжала.
– С этим понятно… – прервал я её, а бинты-то откуда?
– Так у нас в сарае лейтенант раненый отлёживался. Танкист он. «Так вот почему форма серая…» – понял я…
