Александр Прозоров - Ганнибал великий
— А воевать кто будет? — поинтересовался Леха, усаживаясь на лавку, наливая себе вина, и рассматривая колонны, поддерживавшие высокий потолок комнаты из которой открывался вид на море, — обстановка у тебя тут действительно греческая. Прямо, хоть Одиссею пиши.
— Ты лучше ешь, — посоветовал Ичей, не обратив внимания на странные слова, — устал, наверное, с дороги.
Леха с удовольствием откусил свежезажаренного мяса и оторвал ломоть от ароматной лепешки.
— Ну, рассказывай, — не выдержал он затянувшегося молчания, прерываемого только чавканьем, да причмокиванием, когда утолил первый голод, — что тут у вас творится.
— У нас перемирие, — заявил Ичей, отхлебнув вина из нового кувшина, даже не став наливать его в чашу.
— Что у вас? — не поверил своим ушам морпех, — перемирие? Иллур передумал воевать?
— Ай, не спеши, Аллэксей, — укорил его Ичей, хитро подмигнув, — наш царь совсем не глуп. Мы давно окружили город, пожгли все его поля с хлебом, отрезали греков от всех дорог. В море, на виду у жителей, постоянно плавают мои корабли, закрыв выход из залива. Отсюда никто не сможет вырваться, если только не станет рыбой или птицей.
Он замолк, прильнув к очередному кувшину. А Леха налег на лепешки, показавшиеся ему божественно вкусными и молча ждал, пережевывая, пока Ичей нахлебается вдоволь вина. Наконец скифский адмирал, отставил кувшин в сторону и вернулся к разговору. Расписной глиняный кувшин с красными фигурками танцующих людей, рухнув со стола, разбился на множество осколков, но Ичей не обратил на это никакого внимания. Зато Леха обратил, — кувшин был абсолютно пуст.
— Наш царь, — вновь заговорил Ичей и язык его на сей раз, ворочался уже с трудом, — объявил грекам, что ни никого не тронет, если они сам сдадутся и добровольно признают его власть, как это сделала Ольвия.
— А что, разве Ольвия сдалась нам добровольно? — удивился Леха, прислоняясь спиной к стене, хмельное вино уже давало о себе знать, — не ты ли поджег ее гавань?
— Ну, — задумался Ичей, вспоминая все, что он наговорил, — я хотел сказать, что Иллур никого не казнит. И все. Он дал грекам на размышления три дня. И сегодня они закончились.
— Они не сдадутся, — заявил Леха, — они ведь надеются, что мы совершим набег и уйдем. А они отобьются или откупятся. Ведь скифы так далеко вдоль берега давно не заходили. Так что греки наверняка, попытаются отсидеться за своими стенами и послать за подмогой в соседнюю колонию. Все греки так поступают.
— Уже пытались, — отмахнулся изрядно захмелевший Ичей, — но, ни по суше, ни по морю никто отсюда выйти не может. Я же тебе уже говорил, кажется. Лично я перехватил уже две биремы, пытавшиеся ночью выйти в море, одну за другой. От этих хитроумных греков можно всего ожидать. Но я придумал, как их перехитрить. Видишь, мои корабли даже ночью бороздят эту гавань.
Он тут же встал, приблизившись к открытой террасе, и указал куда-то в ночь. Оказавшись рядом, Леха действительно заметил странные огни на воде, протянувшиеся цепочкой через весь залив. С пьяных глаз ему показалось, что это огни аэродрома, но он тут же вспомнил, что все аэродромы остались в прошлой жизни. Ичей все быстро ему объяснил, выпив еще кувшин греческого. Оказалось, что это были плоты, связанные веревками в линию до самых берегов, на которых изобретательный адмирал приказал разжечь костры и поддерживать их всю ночь, пока не сгорят сами плоты. Эта нехитрая система иллюминации позволяла скифским «сторожевикам», бороздившим волны за этой огненной полосой, видеть любое судно или даже лодку, пытавшуюся выскочить из залива. И такая тактика уже принесла свои плоды, как только что услышал Леха.
— А ты, молодец, мореман, — поздравил коллегу Леха, восхищенный простотой замысла, — соображаешь.
Но видимо Ичей не обратил на слова Ларина особого внимания. Потому что ничего не ответил. Однако, когда Леха обернулся, то быстро понял причину этого молчания. Адмирал мирно спал на лавке, прижав к груди пустой кувшин.
— Жертва греческой цивилизации, — сплюнул Леха на каменный пол, прислонившись к стене и вперив взгляд в адмирала, — Кочевник, е-мое. Пить, не умеет, а туда же, в моряки подался. А если греки сейчас вылазку сделают и повяжут тебя тут, спящего?
Но «жертва греческой цивилизации» молчала, мирно посапывая.
— А ну тебя к черту, — обиделся Леха, — мне на прием к царю пора.
Но, сделав несколько шагов, передумал, отложив визит на утро. «Может, у него там барышни задержались, еще помешаю», — решил Леха и, покинув ставку адмирала, нетвердой походкой направился в лагерь.
Свежий ночной ветерок быстро заставил его протрезветь и расположение своих воинов он нашел легко. Его юрта уже давно была установлена, а у входа дежурил охранник. Пробравшись внутрь, бравый морпех растянулся на ковре, и сладко заснул, оставив все проблемы на завтра.
На рассвете его разбудил невероятный шум. Едва выскочив в исподнем наружу, командир разведчиков, обогнул юрту и посмотрел туда, откуда эти шумы доносились. Его взгляду предстала картина ужасного разрушения, царившая среди вытащенного на берег флота. С холма, на котором располагался лагерь, было отлично видно несколько греческих квинкерем, пересекших еще затемно гавань и внезапно атаковавших скифский флот на стоянке. Греки и не подумали прорывать блокаду залива, как от них все ожидали. Они просто напали и уничтожили почти весь вражеский флот, стоявший на берегу. С квинкерем, качавшихся на волнах неподалеку от берега, то и дело взлетали в воздух горшки с зажигательной смесью, и обрушивались на беззащитные триеры. Половина судов Ичея уже горела. Среди оставшихся, на глазах Лехи заполыхало еще две. Не успокоившись на этом, греки высадили десант морских пехотинцев, который атаковал и уничтожил лагерь скифских моряков, расслабленно отдыхавших на своем берегу и ощущавших себя в полной безопасности.
Оправившись от первого потрясения, скифы контратаковали, уничтожив половину греческих пехотинцев. Но было поздно. Сделав свое дело, и взяв уцелевших морпехов на борт, квинкеремы отправились обратно к другому берегу. Преодолев неширокий залив на глазах разъяренных скифов, в бессилии пускавших стрелы с побережья, корабли Тиры скрылись за дамбой. Это случилось незадолго до того, как ним на перехват подошли квинкеремы скифов, всю ночь в ожидании прорыва охранявшие выход из «запечатанного» залива.
— Я так понимаю, — сказал сам себе Леха Ларин, оглядев картину утреннего побоища, — перемирие закончено.
Он вернулся в юрту и облачился в доспехи. Пора было, наконец, предстать пред светлые очи кровного брата и рассказать про золото бастарнов. «Может быть, это его немного утешит», — думал Леха, забираясь на коня и направляясь к юрте Иллура в сопровождении Инисмея и эскорта из тридцати бородатых разведчиков. Но, не проехав и полдороги, он уже заметил царя Скифии, который вихрем пронесся мимо него к берегу. За ним проскакали его телохранители. «Чует мое сердце, — продолжал рассуждать Леха, — что адмирала сегодня по головке не погладят».
Его предсказание сбылось очень быстро. Даже, быстрее чем он ожидал.
— Где Ичей? — услышал Леха зычный голос царя Скифии, — немедленно привести его сюда!
Приблизившись к месту недавнего избиения младенцев, — «как хорошо провернули операцию, сволочи», — Леха не мог не отдать грекам должное, — морпех заметил Иллура. Скифский царь гарцевал на коне между двух догоравших триер, от которых уже остались только обугленные остовы. Чуть в стороне из дыма сиротливо торчала мачта еще одного корабля. А неподалеку собрались моряки, оставшиеся без кораблей. И когда Ичей, с лицом белее мела, предстал перед царем, то Иллур оказался короток на расправу.
— Так ты обеспечил охрану моего флота? — спросил он голосом, от которого у Лехи побежали мурашки по коже. Этот тон не предвещал ничего хорошего тому, к кому обращался владелец голоса, — с этими обугленными головешками я теперь должен атаковать укрепленную Тиру?
Ичей молчал, глядя на догоравшие корабли. Оправдываться было бесполезно.
— Повесить его, — приказал царь, — на мачте корабля. Я окажу тебе последнюю милость, Ичей. Ты умрешь моряком.
Несколько охранников Иллура спешились и немедленно, спеленав не сопротивлявшегося адмирала, затащили его на палубу уцелевшей триеры по сходням. Там они перебросили веревку через рею, одели петлю на шею приговоренному, и, не дав ему опомниться, быстро вздернули. Раздался сдавленный крик и скифский флот остался без командующего.
Глядя, как раскачивается тело Ичея в лучах утреннего солнца, то и дело затмевавшегося клубами дыма, Леха вдохнул носом гарь и быстро ощутил, сколь коротка жизнь. Еще вчера он беседовал с этим веселым скифом, вокруг был мир и удовольствие, а сегодня он снова на войне. И близость к царю совсем не означала пожизненную неприкосновенность. Иногда, даже наоборот. Ларин засомневался, стоит ли сейчас показываться на глаза разгневанному Иллуру. Но тот, обернувшись, сам заметил его.
