Владислав Русанов - Гонец московский
– Орден не сможет исчезнуть, пока живы мы, его верные рыцари, – возразил брат Антуан. – Думаю, король Филипп был неприятно удивлен, когда ворвался в изрядно оскудевшую сокровищницу Тампля. Впрочем, мне его не жаль. Алчность и зависть являются грехом и должны быть примерно наказаны.
– Мы еще поглядим: поддержат ли замыслы французского короля Эдуард Английский и император Альберт? – вмешался д’Орильяк. – Предвижу, что они не упустят возможности насолить французу. Даже несмотря на папские указы.
– Во всяком случае, мы должны выполнять свою миссию без тени сомнения и страха, – кивнул де Грие. – И тогда Орден возродится. Быть может, в далекой и дикой Московии, может быть, еще восточнее, под самым носом у узкоглазых кочевников…
– Которые, в отличие от сарацин, – добавил брат Рене, – гораздо более восприимчивы к слову Божьему. Мне известно немало случаев, когда эти казалось бы дикие и грязные безбожники, неграмотные и кровожадные, с радостью приходят в лоно истинной Церкви. Возможно, Великий магистр именно этого и добивался – потерпев неудачу в Святой земле, перенести деятельность Храма на славянские земли. Русские – отличные воины. Они независимы и отважны, хотя и простодушны. Опыт тевтонов и меченосцев убедительно доказывает – силой с ними не совладать, а вот, оказав помощь золотом и серебром, можно попробовать подчинить русских князей своей власти.
– Но почему Жак де Моле сам полез в ловушку? Зачем принял предложение Филиппа Красивого?! – воскликнул Жиль. – Он же обрек себя на верную смерть! Инквизиция шутить не любит, да и королевские палачи не даром хлеб едят! Они постараются выдавить из Великого магистра все, что он знает об отправленных обозах с сокровищами.
– Вот потому брат Гуго де Шалон и покончил с жизнью. Несмотря на то что самоубийство – очень большой грех! – рассудительно произнес брат Антуан.
– А брат Жак де Моле принес себя в жертву, подобно Иисусу. Своими муками и, возможно даже, смертью он искупит грехи всех уцелевших членов Ордена, – поддержал его брат Эжен. – Не все еще потеряно, брат Жиль! Мы живы. И многие братья тоже целы и на свободе. Драпиер[121] и казначей Ордена все еще на Кипре – когда загребущие руки Филиппа доберутся до них? Но не так важно золото и прочие земные сокровища. Из Парижа вывезена главная ценность, которой обладал Орден, – древнее знание, накапливаемое по крупице за все время его существования. Ведь в наших телегах книг и свитков гораздо больше, чем бочонков с монетами и слитками.
– Пока живы мы, жив Орден! – распрямил спину брат Рене. – Non nobis Domine!
– Не нам, Господи, не нам, но имени Твоему дай славу… – подхватили его слова рыцари и сержанты.
Через три дня, уже в левобережье Рейна, сбежали те двое слуг. Ночью, тайком, не потребовав заработанной оплаты. Должно быть, не захотели служить опальному Ордену. Их никто не обвинял и не проклинал. Просто продолжили путь, и все.
В горах Шварцвальда стало и легче, и труднее.
Легче потому, что отпала необходимость скрываться. Не от кого. Отряд сутками пробирался по извилистым долинам и не встречал ни единой живой души. Зато каменные осыпи, буреломы, сугробы и быстрые реки не давали быстро продвигаться подводам. Упряжные лошади выбивались из сил, теряли подковы, сбивали ноги. Одну пришлось бросить – бедное животное напрочь отказалось идти дальше. Наконец, на переправе через одну из быстрых горных речек брат Антуан приказал выпрячь всех лошадей и дальше перевозить груз во вьюках. Разумеется, пришлось отказаться от лишнего веса. Вначале утопили все серебро и везли только книги и золото. Потом закопали в лесу часть слитков.
Вдобавок ко всем злоключениям заболел брат Рене. Сильнейшая простуда, с жаром и сухим, надрывным кашлем, скрутила рыцаря в бараний рог. Он держался в седле лишь благодаря неиссякаемой силе воли, приказав привязать себя на тот случай, если потеряет сознание. В редких промежутках между горячечным бредом брат-путешественник продолжал указывать верный путь.
И вот, наконец, Швабский Альб. Горы стали ниже, а долины шире. Хотя однажды, когда брат Рене был в беспамятстве, они случайно забрели в узкое извилистое ущелье, откуда сумели выбраться, лишь развернувшись и пойдя по своим следам.
К счастью, зимой на дорогах Вюртембергского графства попадалось мало путников и брат Эжен не слишком напрягался. В противном случае он свалился бы вслед за Сент-Клером, но не от болезни, а от усталости.
Брат Жиль шагал, ведя коня в поводу. Шел пешком и Антуан.
Д’Орильяк время от времени забирался в седло, чтобы читать или делать заметки на ходу.
Сержанты и слуги уже начинали пошатываться. Голод, холод и тяжелый труд превратили их в бледные тени еще недавних жизнерадостных и веселых людей.
«Не приведи Господь, нападут сейчас разбойники, – думал брат Жиль, – голыми руками ведь возьмут. Одна надежда на чернокнижника…»
В душе он давно смирился с тем, что брат Эжен колдует.
«Ничего, потом все отмолим. Лишь бы выбраться. А ведь впереди Бавария, где дороги тоже не самые торные. А дальше – Чехия…»
Брат Рене пояснил, что лучше всего им двигаться на Ульм, а оттуда на Нюрнберг. Пересечь Чешское королевство южнее Пльзеня и Праги – через Домажлице, Табор, Литомышль и от Градца-Кралова выйти прямиком на Бреслау. Жиль часто повторял про себя эти названия, смакуя на языке их дикарскую необычность. Молодой человек предполагал, что прошли они меньше половины пути до первой цели. А уж сколько идти до варварской Москвы, он подумать не смел.
«Любопытно, какие там люди? Сильно отличаются от нас? На кого больше похожи? Одни говорят, русские берут начало от шведов и датчан. Такие же широкоплечие и светловолосые. Любят пить пиво, поскольку виноград в их землях не растет, орать песни и бороться с медведями, которые в их городах бродят по улицам. А города на Руси деревянные… Удивительно? Как же тогда не падают церкви и не обрушиваются крепостные стены? А замки у вельмож тоже деревянные? Другие утверждали, что русские происходят от дикарей-кочевников. Скифов и сарматов. Об этих племенах писали Геродот и Аристотель. Скачут по степи без седел и стремян. Попадают из лука на полном скаку в подброшенную монетку. Хотя откуда у них монеты? Брат Рене как-то упомянул, что русские не знают денег, а обмениваются товарами. Больше всего у них ценятся шкурки пушных зверей и железо…»
Брат Жиль так задумался, что даже дернулся, услышав негромкий голос де Грие.
– Человек на дороге, – сказал Антуан, проверяя, легко ли ходит меч в ножнах.
– Похоже, монах, – отозвался брат Эжен и добавил успокаивающим тоном: – Он нас не увидит.
В самом деле, стоявший у обочины мужчина был, судя по одежде, последователем учения святого Франциска Ассизского. Землисто-серый хабит[122], подпоясанный веревкой с тремя грубыми узлами. Остроконечный капюшон он сбросил на плечи, открывая напоказ тонзуру. Приблизившись, брат Жиль разглядел землистые из-за недельной щетины впалые щеки монаха, близоруко прищуренные глаза и лиловый нос.
К немалому удивлению тамплиеров, францисканец поприветствовал поравнявшегося с ним брата Антуана:
– In nomine Patris, et Filii, et Spiritus Sancti. Amen.
И перекрестился.
– Gloria Patri, et Filio, et Spiritui Sancto. Sicut erat in principio, et nunc et semper, et in saecula saeculorum. Amen,[123] – ответил де Грие.
– Ты видишь нас? – нахмурился д’Орильяк.
– О, да… – прогундосил монах. Видимо, цвет его носа проистекал не из пристрастия к вину, а от обычной простуды. – Гамор, Вуал и Заган могут скрыть вас лишь от неучей. Но образованному человеку достаточно…
– Ни слова больше! – прервал его Эжен.
– Как будет угодно брату-рыцарю. Орден Храма переживает нелучшие времена…
– Ты и об этом догадался?
– Это для меня столь же очевидно, прошу простить скромному монаху его хвастовство… – с деланым смущением проговорил францисканец. – Столь же очевидно, как и то, что брат-рыцарь родом из солнечного Лангедока.
Де Грие потянул меч из ножен:
– Боюсь, ты не оставляешь мне выбора, монах!
– Погодите, брат Антуан, – остановил его д’Орильяк. – Все-таки ученый человек. Мне будет интересно с ним поговорить.
– Но тайна нашего похода…
– Наша скрытность не пострадает, – устало усмехнулся лангедокец. – Как я понимаю, выбор невелик: или убить случайного свидетеля, или предложить ему путешествовать с нами. Только так он не сможет нас выдать.
– Я согласен! Уверен, братья-рыцари Ордена бедных рыцарей Иисуса из Храма Соломона – наилучшие попутчики, на которых может рассчитывать нищенствующий монах, – скороговоркой протараторил францисканец. – Я готов сопровождать благородных рыцарей хоть на край света. Почту за честь…
Эжен и Антуан переглянулись. Глава отряда махнул рукой – поступай, мол, как знаешь.
Д’Орильяк знаком приказал монаху занять место у стремени его коня.
