Владислав Русанов - Гонец московский
– Ай-ай-ай… – повторил человек и покачал головой.
Вилкас хотел спросить: «Ты кто?» – но от волнения из его горла вырвался лишь бессвязный хрип. Он понял одно – нападать на него не будут. По крайней мере прямо сейчас не будут.
Незнакомец заговорил с ним сам.
Сперва подошел поближе – волки ползли следом, виляя хвостами, – помолчал, разглядывая Вилкаса тяжелым пристальным взглядом:
– Так вот ты какой, парень с куклой… Ведь у тебя есть кукла?
Литвин кивнул, сглатывая пересохшим горлом. Откашлялся:
– Есть…
– Покажи! – не попросил, а потребовал человек в куколе.
Парень пошарил за пазухой, вытащил тряпичную игрушку:
– Вот она…
– Так-так-так… Кукла есть, а мальчик вроде бы не похож… – Незнакомец разговаривал сам с собой, что выдавало в нем отшельника, не привыкшего беседовать с людьми. – Не такой какой-то…
– А какого ты ищешь?
Из тени, клубящейся под куколем, послышался сухой смешок.
– Ты держишь куклу в руках? – быстро спросил незнакомец.
– Держу… – опешил Вилкас. – А что, не видно?
– Мне-то видно. И гораздо больше, чем ты думаешь, мальчик. Или вернее будет сказать – jaunikaitis[118]?
Парень пожал плечами. Пускай хоть горшком называет, лишь бы в печку не ставил.
– Да ты не обижайся. Для меня даже самые глубокие старики, что живут сейчас, дети малые.
– Да неужели?
– Истинно так… Я – самый старший из ныне живущих.
– Вот так да! – Вилкас полез пятерней в затылок. – Ты – колдун, волхв? Zynys[119]?
– Не совсем так…
– Но тебе подчиняются волки.
– Не только волки, если честно. – Слова незнакомца вновь сопровождал смешок. – Но дружить со зверьем не так уж и сложно. Ты сам сможешь, если захочешь и, что важнее всего, приложишь достаточно усилий.
– Ну, так и есть, чародей!
– Не колдун я, – человек уже не смеялся. Напротив, тяжело вздохнул. Видимо, упрямство литвина удручало его. – И не жрец. Хотя были времена, когда много общался с волхвами словенскими и вашими вейдадотами[120].
– Так кто же ты?
– Долго объяснять.
– А ты попробуй.
– Хорошо. Попробую. Тебя зовут…
– Вилкас меня зовут.
– Хорошее имя, – усмехнулся незнакомец. Потрепал вожака стаи, прижавшегося к его ноге, по холке. – Правда, хорошее?
Рыжий приоткрыл пасть и, вывалив язык, часто задышал.
– Видишь, нашим друзьям тоже нравится.
– Радостно… – пробурчал литвин. – Только не знаю я – друзья они мне или чего похуже.
– Я понимаю твои подозрения. Волки были вместе с людьми, напавшими на ваш обоз. Так ведь?
– Было. Нечего скрывать…
– Можешь звать меня Финном. – Человек неожиданно сбросил куколь.
Вилкас, ожидавший увидеть нечто необычное и удивительное – ну мало ли что, все-таки Финн сам сказал, что старше всех на белом свете, – слегка разочаровался. Обычный старик. Правда, седой как лунь – тут возразить нечего. Волосы стрижены в кружок, на лбу схвачены кожаным ремешком, будто у мастерового, чтоб в глаза не лезли. Борода длинная, но ухоженная. Кустистые брови и светлые глаза. То ли серые, то ли голубые – в лунном свете не разобрать.
– Разговор у нас долгий будет. Ты, когда эту куклу в руках держишь, чувствуешь что-нибудь?
– Само собой, чувствую, – кивнул литвин. – За друга переживаю, узнать хочу, кто его увел и куда…
– Я не про то… Необычное что-нибудь чувствуешь?
– Нет.
– То-то и оно… Ладно. Посидим у костра, потолкуем, а там, глядишь, все прояснится. Ты ведь устал?
– Я еще долго идти могу, до утра! – вскинул подбородок парень.
– А потом что? Упадешь? Не нужно себя ломать. Отдохнем. А друзья мои… Коль ты их друзьями звать не хочешь, то пускай мои будут, и только… Друзья мои посторожат.
– А о чем толковать хочешь, почтенный Финн?
– О многом, юноша, о многом. И о деревне той, что третьего дня нашли…
– Откуда знаешь?
– Обижаешь, юноша. Я следы читать умею не хуже здешних охотников.
– Ладно, – согласился литвин. – А еще о чем?
– Хочешь знать, кто на вас напал?
– Хочу!
– Вот и пошли тогда костер разводить.
Финн повернулся и зашагал прочь, прямиком в чащу. Шагал он широко и быстро, не всякий молодой угонится. Рыжий вожак легкой трусцой рысил рядом. Вилкас колебался не долго. Хуже, чем есть, вряд ли будет. А так хоть какая-то ясность.
11 декабря 1307 года от Рождества Христова
Тракт на Ульм, графство Вюртемберг
Снежинки медленно падали с затянутого тучами неба, плыли в воздухе и невредимые оседали на одежду и волосы. Маленькими блестящими звездочками украшали гривы коней.
Вдалеке от дороги чернел еловый лес, а чуть ближе – в два перелета стрелы – призрачными тенями застыл березняк.
Вьючные кони вытянулись длинной цепочкой по дороге. Они шагали, понуро опустив головы. Уставшие от долгого перехода через Шварцвальд, ослабевшие от бескормицы, измученные непосильным грузом.
Люди выглядели не лучше.
Восемь слуг, шестеро братьев сержантов и четыре рыцаря.
В начале пути их было больше. Но двое слуг сбежали во время одной из ночевок. Кто знает, удалось ли им выбраться к жилью или они нашли гибель в дремучих лесах Швабии?
Брат Жиль потрепал по шее светло-гнедого гоня, оглянулся, вздохнул.
Это в Париже предстоящая дорога казалась легкой и простой. Пересечь Священную Римскую империю? Подумаешь… Обжитые края. На самом деле каждый день пути преподносил все новые неожиданности и неприятности.
Возглавивший отряд брат Антуан де Грие сознательно избегал торных дорог и крупных городов. Так он понимал задачу, поставленную Гуго де Шалоном, – добраться до Бреслау скрытно. Там, в Силезии, их должны были встретить русские дружинники, усилить отряд и помочь в дальнейшем пути через Польшу и Литву.
Поначалу все складывалось как нельзя лучше. Шампань и Лотарингию они миновали без особых трудностей, хотя осенью тракты были полны спешащих по своим делам купцов. Мчались гонцы короля Альберта, который, ободренный успехами в борьбе с архиепископами Майнцким, Кельнским и Трирским, замыслил новую войну. На этот раз он намеревался вторгнуться в Чехию.
Размышления о том, как бы не очутиться невзначай в горниле войны, добавило немало седых волос брату Антуану. Посоветовавшись с часто путешествовавшим на восток и обратно братом Рене де Сент-Клэром, он решил забрать подальше на юг, в почти непроходимые дебри Шварцвальда.
Брат Эжен оправдал возложенное на него высокое доверие и показал небывалые выносливость и трудолюбие. Сухопарый, смуглый рыцарь укладывался спать позже всех, не считая, конечно, часовых, которые по ночам и вовсе не смыкали глаз, а просыпался первым. Или всю ночь корпел над книгами, не жалея глаз, покрасневших и слезящихся от мерцающего огонька сальной свечи, а на рассвете, взгромоздившись в седло, начинал что-то бормотать себе под нос. И брату Жилю очень хотелось верить, что это молитвы.
Несмотря на толчею на дорогах, их небольшому обозу удалось продвигаться беспрепятственно. Стража, взимающая мзду с проезжих на многочисленных заставах – на мостах, бродах, перед селами и городками, – не уделяла им ни малейшего внимания. Скользили по телегам равнодушными взглядами, принимали причитающиеся медяки и отодвигали рогатки, разрешая проезд.
Баронские дружины, на рысях разбрызгивая жидкую грязь, обгоняли подводы с сокровищами Ордена, и никому в голову не пришло проверить груз.
Можно было ехать, не скрываясь, распевать в полный голос гимны, громко разговаривать друг с другом. Единственный запрет, который наложил брат Эжен на спутников, заключался в следующем: ни в коем случае ни с кем не заговаривать первыми. К слову сказать, переговоры со стражей он всегда брал на себя.
Неподалеку от Страсбурга их нагнало известие о разгроме Ордена и смерти брата Гуго.
Брат Жиль возмутился произволом французского короля, но старшие братья-рыцари пришли к единодушному заключению, что в последние годы дело к тому и шло.
– Слишком много зависти в нашем мире, – хмуро проговорил брат Рене. – Люди завидуют чужому богатству, чужой славе, чужой удаче. И сильные мира сего никак не защищены от воздействия пагубных страстей. Монархи косились на богатство и славу Ордена бедных рыцарей Иисуса из Храма Соломона еще со времен Ричарда Львиное Сердце и Филиппа Августа. И вот выждали самое удобное время, когда наши силы подорваны непрерывными войнами на Востоке, комтурства разбросаны по разным землям и разобщены, а среди магистров нет согласия. Обвинения в чернокнижии и содомии? Пустое… Не более чем повод. Как говорил Иисус, пусть первый камень бросит тот, кто без греха…
– Но как же… – недоумевал брат Жиль. – Как теперь жить с мыслью, что Ордена больше не существует?!
– Орден не сможет исчезнуть, пока живы мы, его верные рыцари, – возразил брат Антуан. – Думаю, король Филипп был неприятно удивлен, когда ворвался в изрядно оскудевшую сокровищницу Тампля. Впрочем, мне его не жаль. Алчность и зависть являются грехом и должны быть примерно наказаны.
