Александр Прозоров - Кровь ворона
Ночь еще продолжалась, но небо явно посветлело, и ведун решил, что ему пора. Легко перепрыгнув забор в обратном направлении, он дошел до облюбованного дворика, преодолел ограду и толкнул жердяную дверцу крестьянской лачуги. Она не поддалась. Олег пожал плечами, выбил ее ногой, шагнул внутрь.
Слева послышалось шевеление. Ведун рефлекторным движением выхватил клинок и пару раз рассек им воздух, дожидаясь пока глаза после уличной темноты свыкнутся с этой. Творить заклятье на кошачий глаз ему не хотелось — лишняя нагрузка на энергетику. А он ее в рабстве и так изрядно растерял.
Справа заплакал ребенок. Олег наклонил голову, прислушиваясь, потом кивнул:
— Иди, успокой.
Мимо прошмыгнула девица с длинными косами, подхватила из кроватки малыша. Ведун уже мог различить ее встревоженное лицо, а также еще одного малыша, лет четырех, поднявшегося на лавке у стены, и самого хозяина — скуластого, с коротенькой бородкой и жилистыми руками.
— Та-ак… Муж, жена, двое детей. То, что надо. Значит, убивать тут никого не придется. Наверное. Вы не бойтесь, я пришел с миром… — Середин с грохотом положил палаш на стол, в паре шагов и от молодого хозяина, и от его жены. Если дернутся — он всё равно первым схватить успеет. — Я хотел задать один вопрос, который может показаться вам странным. На удалении в один день пути отсюда есть хороший торговый город?
— Мечаглык на восход отсюда будет, господин.
— Отлично, — кивнул Олег. — У тебя есть дела в Мечаглыке, хозяин?
— Нет, господин.
— Странно. — Ведун сунул пальцы в кошелек Барсихана, достал одну монету: — Ты знаешь, что это такое? Это золотой динар. Я думаю, на него можно купить всю вашу землю вместе с вами впридачу.
— Наш участок отец выкупил за три динара, — поправил хозяин.
— Хорошо, — рассмеялся Середин, подбросил монету, поймал и грохнул ею о стол: — Пусть будет три. За мою поимку назначена награда как раз в три монеты. Только не золотые, а серебряные. Три дирхема. А мне очень хочется отсюда уехать. Посему предлагаю тебе, смертный: отвези меня в Мечаглык. Эта монета останется здесь, а когда мы доедем, я дам тебе еще две. Правда, так просто мне мимо стражи не проехать — но ведь ты можешь положить меня на повозку и присыпать сверху каким-нибудь товаром. Бояться тебе нечего, мне совсем не хочется выдавать свой путь кровавым следом. Лучше расплатиться и исчезнуть. Вы ведь не станете выдавать нашу маленькую тайну? Таким молодым людям еще рано садиться на кол.
— Я… — Мужчина с какой-то странной опаской взглянул на жену. — Я могу продать там арбузы. У меня на бахче созрело много арбузов. Да? В Мечаглыке хороший торг.
— Конечно, можешь, — кивнул Середин. — Но запомни пару вещей. Ты можешь захотеть выдать меня стражникам. Но тогда ты вряд ли получишь не то что золотые монеты, но и серебро. Скорее, даже то, что я дал, отнимут. И еще придется молить бога, дабы вас не заподозрили в сговоре со мной. Ты можешь захотеть меня убить и забрать всё, что у меня есть. Но тогда… — Олег начал загибать пальцы. — Тогда ты станешь девятым человеком, который захотел убить меня за последние два дня. Я ясно выражаю свою мысль?
— Да, господин… У меня и помыслов не было, господин…
— Я знаю, — кивнул Олег. — Но человек слаб, а соблазн велик. Оттого и предупреждаю. Не хочу оставлять за собой кровавые следы.
— Я… Мы с Гульрай пойдем резать… Резать арбузы, господин… Простите, господин…
Олег милостиво кивнул, убирая саблю, а затем закрыл нижнюю часть лица краем ткани, что свисала с тюрбана, пряча не столько свою личность, сколько дырявое ухо. Прислушался. Парочка вдалеке обсуждала услышанное. Это ведуна не очень заботило. Он сделал слишком выгодное предложение, чтобы от него отказались несчастные бедняки. К тому же, они должны сообразить, что если откажутся — гость захочет избавиться от свидетелей.
Вскоре на дверь домика упали кроваво-красные солнечные лучи, дети зашевелились в своих постелях. Еще прежде, чем они заплакали, родители появились перед домом, положили мешки, из которых сильно выпирали крупные шарики. Девушка, которой на вид показалось не больше шестнадцати лет, юркнула в дом, отворачивая от Олега лицо, муж побежал обратно на поле.
Дабы не смущать хозяйку, Середин подошел к двери, чуть приоткрыл, наблюдая за происходящим снаружи в щелку. Прикинул, как он выглядит со стороны: богатый плащ, роскошный тюрбан, дорогая сабля. Жалко, кожа светлая… Но уха не видно. Нет, за беглого раба не примут. Скорее, за знатного человека, то ли попавшего в немилость, то ли затеявшего интригу. Пожалуй, не выдадут. Знатные господа ссорятся и мирятся, а бедняку за обман голову враз сносят. Зачем им высовываться? Спокойнее золото прибрать — и молчок. Да и выгоднее…
Хозяин принес на своей узкой костлявой спине сразу два мешка, опустил на землю, унес, опять вернулся с двумя. Потом вывел из не видимого через щелку сарая забавного ослика с белой мордой и пегими пятнами на боках, запряг в тележку. Постучал в дверь:
— Можно ложиться, господин…
Олег открыл дверь, в два шага преодолел расстояние до повозки, лег на дно, подсунув молельный коврик под голову и прижавшись к одному из бортов. Мужчина тут же накрыл его длинной рогожей и принялся грузить арбузы. Вскоре, судя по шагам, ему на помощь пришла жена. Жесткие шары арбузов начали давить на бока и ноги — но не так сильно, чтобы причинять боль. Ради свободы можно и потерпеть.
— Соседям скажешь, к дяде Ургуну поехал, подарок повез. У него бахчи нет.
Тележка качнулась, принимая на себя вес возничего, и покатила вперед.
«Кажется, ушел», — подумал Середин, ощущая огромное облегчение, и неожиданно для себя заснул.
* * *— Господин…
Олег дернулся от прозвучавшего на ухом шепота. Откидывая рогожу, поднялся, выдернул из-под арбузов ноги и сел на краю повозки. Прямо перед лицом свесила свои стручки акация, справа белела стена какого-то дома.
— А где город?
— Вот он, — шепотом ответил круглолицый крестьянин, подманивая его к углу дома. — Вон, рядом совсем. На улицах выпустить негде было бы. Заметили б.
Развязывая кошелек, Олег подошел к нему, выглянул из-за дворца… Да, действительно, в полукилометре впереди поднимались стены какой-то твердыни.
— Молодец, держи. Богатым теперь будешь, — отдал ведун два динара.
Потом перекинул половину золотых монет к серебряным, затянул узлы на обоих кошелях, закрыл лицо краем ткани и двинулся вперед. Солнце уже опускалось к горизонту и нужно было спешить, пока не закрылись ворота.
— Кто таков, откуда? — остановили его в воротах стражники.
— Стражник досточтимого Барсихана, — слегка приопустил край ткани Середин, показывая лицо, но не открывая уха. — С поручением. Сказывают, у вас в городе живет очень сильный колдун, да спасет меня Аллах от его гнева. Такой, что может превращать воду в вино, а воробьев в лягушек…
В том, что хоть какой-то чародей, но есть в каждом городе, Олег был уверен совершенно. Такие уж времена. Однако в самом крайнем случае — он, чужак, вполне мог и ошибиться. Потому и спрашивает.
— Ну, не знаю, как воробьев в лягушек, — усмехнулся привратник, — а трость в змею превращал, сам видел. Коли по этой улице пройти, на втором перекрестке вправо повернуть и до следующего перекрестка еще, то ближний сюда угловой дом его. Там еще дохлая ящерица над входом висит. С чужаков за вход в город два фельса.
Вот и пригодились медяки, найденные у сторожей Барсихана — два из них Олег дал за вход, еще один сунул в благодарность за подсказку и торопливо пошагал по улицам.
Дом здешнего колдуна ничем не отличался от соседних: те же глухие стены, края черепицы выступают примерно на ладонь. Даже ящерица оказалась не настоящей, а слепленной из глины и покрашенной — у нее в одном месте кусок брюшка откололся.
Олег постучал в ворота, потом еще, громче. А когда собрался уже колотить саблей, приоткрылось смотровое окошко, из которого выглянула гладко бритая голова с медной серьгой в ухе:
— Чего надобно в неурочный час?
— С чародеем хочу встретиться.
— Мудрый Бади аз-Заман отдыхает.
Окно захлопнулось.
Олег постучал снова, а когда невольник выглянул, весомо подкинул на ладони кошель Барсихана.
— Я спрошу, — кивнул лысый.
Спустя минуты две что-то громыхнуло, приоткрылась створка ворот. Середин прошел мимо почтительно склонившегося раба, быстро огляделся и повернул к достархану. Там среди подушек восседал, привалившись к резному столбику, мужчина с торчащей клочьями каштановой бородой, в распахнутом парчовом халате, в атласной синей рубашке и атласных же, но киноварных шароварах, в туфлях с высокими загнутыми носками, расшитых золотом и серебром и с кисточками на кончиках. В правой руке чародей держал фарфоровую пиалу, чалма была небрежно надвинута на лоб.
