Александр Мазин - Место для битвы
Хузарин подумал немного:
– До ближайшего колодца – стрелищ семьдесят-восемьдесят,– уверенно ответил он.
Рожденный в степи, хузарин железно «держал» направление.
Теперь задумался Сергей.
Возвращаться на тракт было рискованно.
Духарев прислушался к своим ощущениям: когда нет иного выхода, стоит довериться интуиции.
Но интуиция молчала.
– Идем на тракт! – решил Сергей, и они снова полезли в седла.
Примерно через час под копыта коней легла ровная твердая дорога. Еще через полчаса Духарев скомандовал:
– Стой!
Впереди, отражая лунный свет, белел плоский камень, прикрывающий горло колодца.
Вдвоем с Устахом они отодвинули камень. В черной яме серебром блеснула вода.
Теперь можно было устраиваться на ночлег.
Первым нести стражу выпало Духареву. Элда и Устах моментально уснули, а вот Машег ложиться не торопился. Сидел на свернутом войлоке, глядел на звезды. Духарев-командир бодрствования хузарина не одобрял. Если по расписанию бойцу положено спать – должен спать, а не на звезды пялиться. Но Духареву-дозорному общество товарища было приятно.
Как ни странно, несмотря на тяжелый день, Серега не чувствовал себя вымотавшимся. Когда уходили от погони, он впал в некое дремотное состояние: полусон-полубодрствование. Темп отряду задавал Машег, и как только лошади переходили на шаг, Серега тут же растворялся в жаре и мерном покачивании конской спины. Тело само предпринимало нужные усилия, чтобы не вывалиться из седла. И эти усилия были минимальны. Это было вроде экономного дыхания в поединке. Этот неожиданный подарок организма Серега в полной мере оценил только сейчас. И очень сильно подозревал, что Машег тоже владеет подобным искусством, иначе как он ухитряется оставаться бодрым после целого дня в седле? Да еще в полном доспехе и под палящим солнцем.
Духарев уже собрался спросить его об этом, но Машег сам задал ему вопрос.
– Вот скажи, Серегей,– тихо проговорил он.– Ты видишь будущее, когда захочешь или когда на тебя от Бога нисходит?
– Скорее второе.
– Жалко,– хузарин вздохнул.– А то я бы тебя попросил посмотреть кое-что… Про нас. В будущем.
– Ты думаешь, я бы сам не посмотрел, если бы мог? – отозвался Серега.
Машег снова вздохнул. Часто он вздыхает. Раньше за ним подобного не замечалось. Что-то с благородным хузарином не то…
– Давай, выкладывай,– подбодрил его Духарев.– Что там у тебя?
– Да, понимаешь… Это касается Элды…
Еще один вздох.
– Да? А мне показалось, у вас все ладится.
– Да, в общем,– Машег опять вздохнул.– Ладится, да. Но, понимаешь, я сначала ее не понимал. Думал: красивая баба, страстная…
– А разве нет?
– Да… Да, все так. Только… Она другая. Не такая, как я думал поначалу.
– Ну, брат, ты даешь! – сказал Сергей.– Много у тебя было женщин, которые оказывались такими, какими казались?
Машег не ответил.
Прошла минута, другая…
Между небом и землей лежала душно-теплая ночь. Степь была словно огромный зверь. Она дышала, и у ее дыхания был свой, особый, неповторимый запах. Земля казалась живой под сухой шерстью травы. А все, что на ней: люди, звери – вроде насекомых на бычьей спине. Земля была теплой, а звездное небо, наоборот, холодным и пугающим. В такие минуты Серега понимал, почему небесные боги кочевников свирепее и мстительнее богов земных. И для него, кочевника не только пространств, но и времени, эти холодные небеса были еще более пугающими. Как там говорил парс? «Звезды тебя не знают». Чужие звезды…
Машег что-то сказал, и Духарев очнулся.
– …У меня, Серегей, было много разных женщин,– говорил хузарин.– Всяких… Но все не такие, как она. А Элда… Ей трудно было, Серегей. С мужчинами трудно, а с женщинами – еще труднее. Ее биться учили – как мужа. А у нее душа нежная, словно птенец перепелки.
Машег еще раз вздохнул и добавил:
– Я думаю, ее мне Бог послал, Серегей!
– Или тебя – ей? – заметил Духарев.
– Или меня – ей,– повторил Машег. И добавил после паузы: – Сердце у меня болит, Серегей. Что с нами будет? Что будет с ней? Страх во мне теперь, брат. Раньше такого не было. Раньше у меня не было Элды – только Бог был и честь родовая. Ни Бога, ни честь отнять нельзя, Серегей. А ее – можно. Раньше я смеялся в глаза смерти. Бог сотворил нас смертными. Мы должны умирать. Иначе как бы мы возвращались к своему Творцу? Смешно избраннику Господа бояться Небесного Отца! А теперь я боюсь, Серегей! Боюсь умереть… Я уйду, а что тогда станет с ней? Что сотворит с ней этот мир, когда я уйду? Навсегда уйду, Серегей! Ты мудр, подскажи, как мне с этим жить?
– Я – мудр? – изумился Духарев, но Машег словно не услышал.
– Подскажи, Серегей! Не умею я так, со страхом внутри. Он силу мою точит. Стыдно мне! Отец мой не ведал страха. И дед. Боюсь я и того, что кровь свою опозорю! Честь моя. Бог мой… и она. Когда я спрашиваю у души своей: что ей дороже? «Она!» – отвечает душа. И это правда! Стыдно мне, Серегей! Мы с тобой от одного Бога, Серегей! И одна у нас Первая заповедь: возлюби Господа более себя самого! Ужель я предаю Бога моего? Скажи мне!
Серега придвинулся ближе, обнял хузарина, как обнял бы младшего брата.
– Ты ее любишь,– сказал он.– Любовь – от Бога. И ты любишь в ней Бога, Машег. Чего тут стыдиться? И бояться не надо. Не вечно же она будет делить с тобой жизнь воина! Мы выкарабкаемся, привезешь ее домой, там она будет в большей безопасности. И твой страх уйдет.
– Нет,– качнул головой хузарин.– Нет, Серегей, не сможет она у меня дома жить, по нашему уставу, с женами моими, с матерью. У нас обычаи строгие. Не станет она – по-нашему. Другая она. Не станет. И не сможет.
– Тогда посели ее у нас: в Переяславле, в Киеве…
– Может быть…– задумчиво произнес хузарин.– Но знаешь, чего я хочу?
– Да?
– Пусть она со мной будет. Всегда. И здесь, в поле. Научу ее из лука стрелять, с конем дружить научу. Станет воительницей не хуже Мисюрка.
– Мисюрок мертв,– напомнил Духарев.
– Значит, она будет лучше.
– Хорошо,– не стал спорить Сергей.– Но тогда я не понимаю, в чем трудность? Будет она воительницей. Будет с тобой рядом драться. Ну и отлично!
– Да,– вздохнул хузарин.– Этого я и боюсь. А если меня убьют? Если она тем же печенегам добычей станет? Вот она говорит: муж ее прежний оборонить не сумел. Он мог ее с собой в Валхаллу взять, но не взял. А я? Моя душа к Богу истинному уйдет. А ее? Что будет с ней? Боюсь я, Серегей!
– Так,– сказал Серега.– Ты сам же сказал: Бог ее тебе дал. Верно?
– Верно.
– Разве Бог дает что-то просто так?
– Нет, наверное…
– Значит, встретились вы не случайно. И отсюда вывод: чему быть, того не миновать. Живи, радуйся, но не забывай, сколько у тебя врагов. И Бог вас не оставит!
– Но она язычница, Серегей!
– А это уже твои трудности! – Серега убрал руку с плеча хузарина, потянулся, хрустнув суставами.– Уговори ее стать иудейкой, – сказал он.– Женщинам, как я понимаю, это проще. И резать ничего не надо! – Серега засмеялся.
В ночной степи его смех прозвучал почти кощунственно.
– Уговорить ее будет нелегко,– задумчиво произнес Машег.
– А кто сказал, что будет легко? Сама-то она как к тебе относится?
– Говорит: я лучший мужчина, чем ее бывший муж.
– Да? И когда это вы успели?
– Вчера. На речке.
– Ну ты крут! – восхитился Духарев.
– Да не в этом дело! – отмахнулся хузарин.– Вчера она моей больше от обиды стала. На тебя она обижена была. Ты мужу ее обещал принять как жену, а не принял. Вот она от обиды – со мной.
– И что, она по-прежнему считает, что я должен взять ее в жены? – Серега даже испугался.
– Уже нет, – восстановил его спокойствие хузарин.– Во-первых, я ей объяснил, что ты – христианин. Одна жена у тебя уже есть, а второй – не положено. А во-вторых, я сказал… – Машег хихикнул,– …что я – лучший воин, чем ты, потому что лучше меня я в степи воина не встречал. Она нурманка, Серегей. Дикарка. Сила для нее – превыше всего.
– Это верно,– согласился Духарев.– От скромности ты не умрешь,– Серега усмехнулся.
– А это так и есть,– спокойно ответил хузарин.– Лучшего воина я в степи не встречал. Встречу – сразу узнаю.
– Интересно, как?
– Он меня убьет.
Глава 36,
в которой Серега в очередной раз видит скверный сон
Когда пришла Серегина очередь отдыхать, он завернулся в попону, лег на бочок, положил под голову седло, расслабился, очень надеясь, что ему приснится что-нибудь «вещее», полезное.
Вместо этого ему приснился Питер. А может, даже и не Питер, потому что место было совсем незнакомое, из окна открывался вид на замызганные пятиэтажки, пахло пылью и мазутом.
Серега сидел за широким столом; справа – компьютер и факс, слева – пепельница и здоровый рыхловатый мужик с папиросой в зубах. Сергей тоже затянулся и стряхнул пепел. Жест был привычный.
