Александр Мазин - Место для битвы
– Варяги? Давно? – спросил хан на языке булгар, который понимали и славяне, и угры, и даже хузары.
– С рассветом,– хрипло ответил староста.
– Куда?
– Туда! – показал Мачар.
– Сколько их?
Старик показал шесть пальцев.
Мачар мог бы обмануть, но высокий варяг велел ему говорить только правду.
Албатан поглядел на остовы сгоревших кораблей, потом дальше, на синюю плоскость моря. Зоркие глаза его, конечно, видели россыпь лодочек вдали. Но кони по воде не поскачут. Можно сжечь город, да что толку? А шарить по дворам некогда. Варяги уйдут.
– Юкгуль! Останешься здесь. Похорони наших. Не задерживайся.
– А этих, что? – спросил десятник, кивнув на стариков.
– Эти тебе помогут. Не захотят – убей.
Албатан развернул коня.
Печенеги спешно покидали Таган. Ничего не разорив и никого не тронув, как и говорил большой варяг.
Осталась только похоронная команда. Но и эти никого не убили и ничего не сожгли. Только десятник Юкгуль, улучив момент, когда никто из своих не видел, отобрал у Мачара и спрятал в сапоге золотую бляху.
Глава 33
Орда
Они не успели. Промчались вдоль речного русла, не жалея коней, но все равно не успели. Осталось только спуститься в попавшийся по дороге овражек и глядеть издали, как неторопливо накатывается из степи живая лавина.
Это было величественное зрелище. Медленно ползли по травяному морю высокие арбы, перед ними, рассыпавшись, родами, семьями, ехали кочевники: мужчины, женщины, дети…
В степи ребенка сажают в седло раньше, чем он научится ходить. Духарев видел однажды, как гостивший в Переяславле степняк сел на коня, чтобы проехать тридцать шагов.
За арбами и кибитками сотни пастухов гнали бесчисленные табуны лошадей, отары овец. Даже издали было слышно, как визжат, схватываясь, жеребцы, гортанно кричат погонщики. Шум, поднимаемый кочевьем, опережая его, катился над степью. Дрожала земля под сотнями тысяч копыт. Все живое поспешно убиралось с дороги.
Орда вышла к речке. Можно было не сомневаться, что воды в ней поубавится.
Некоторые кочевники скакали в стороне от основного потока, но это были не дозорные, а охотники. Ордынцы никого не боялись. Их было много. Тысячи. И каждый мужчина – воин.
– На Таган пойдут? – обеспокоился Духарев.
– Нет! – уверенно ответил Машег.– По реке. Здесь вода и трава хорошая. Таган – не на их земле. Туда не пойдут.
– Да? – удивился Сергей.– А я думал: орды ходят где хотят.
Машег покачал головой:
– У каждого племени – своя земля. По эту сторону реки – земли народа гила. Это не гила, это цур. Сильное племя. Но Куркутэ тоже сильный. Узнает – обидится. Гила и цур – в мире.
– А этот, Албатан?
Машег пожал плечами.
– Цапон за Доном кочует,– сказал он.– Если попадутся этим – могут и побить. Как хан решит.
Орда приближалась. Медленно.
– Может, рискнем? Проскочим? – предложил Понятко.
Устах и Машег одновременно покачали головами.
– А если просто так подойти? – предложил Гололоб.– Отдадим часть серебра…
– Часть? – Машег захихикал, и Гололоб смутился.
Ясно, что глупость сказал.
– Как думаешь, на наш берег перейдут? – спросил Духарев.
– Конечно,– ответил хузарин.– Эту речушку суслик перепрыгнет. Надо отходить, Серегей!
– Назад нельзя! – запротестовал Гололоб.– Там же этот, Альбатон!
– Албатан,– поправил Машег.– Что будем делать?
Все поглядели на Духарева.
– Рискнем, а? Проскочим? – снова предложил Понятко.
– Один раз уже проскочили,– буркнул Серега и мрачно глянул в сторону речки.– Ладно, двинулись. Ждать будем – вообще пропадем.
Первые печенеги уже выехали на противоположный берег.
Гуськом, повторяя петли оврага, цепочка варягов двинулась прочь. Через некоторое время, удалившись достаточно далеко, чтобы не слышать шума орды, варяги высунули носы из оврага…
И сразу увидели впереди слева несколько игрушечных фигурок. Всадники.
«Сто против одного, что это Албатановы парни!» – подумал Духарев.
– Они нас не видят,– спокойно произнес Машег.– Но их мало. Будем биться?
– Это дозор,– сказал Духарев.– Уходим!
И они побежали.
Когда Серега Духарев еще учился в школе, ему прочили большое будущее. Все, кроме учителя физики. Хотя и по физике у Сереги тоже были твердые пять очков.
«Способный, да,– соглашался физик, бородатый дядька, водивший их по выходным в походы под Комарово и громко распевавший песни горожан-отпускников, именуемые почему-то бардовскими.– Способный, но ленивый».
С физиком не соглашался никто. Учился Серега прекрасно, сделал первый разряд по биатлону, участвовал во всяких олимпиадах. Назвать такого парня ленивым мог только душевнобольной, полагали взрослые. Но Серега знал, что физик прав. Все, что делал Духарев, он делал исключительно ради удовольствия. Не важно, пер он вперед по трассе, палил в тире или читал Писарева. Удовольствие или предвкушение удовольствия делали приятными и физические, и умственные усилия. Как только этот стимул пропадал или появлялась какая-либо другая, более привлекательная цель, Серега даже и не пытался заставить себя делать что-либо в менее интересном направлении. Какой смысл? Так он дважды вылетал из универа. Первый раз – из-за веселой жизни, раскручивавшейся вне учебных аудиторий. Второй раз – вдруг осознав, что от желанной цели его отделяют годы, не сулящие ничего, кроме упорных усилий ради довольно неопределенного будущего. А ведь это было уже после армии. Армии, где Духарев вынужденно научился делать то, что не хочется. Правда, это был немного другой Серега Духарев. Не тот, который жил, а тот, который выживал. Первый, способный, но ленивый, не совершал никаких действий, если у него не было желания их совершать. Второй не совершал ничего сверх необходимого. И когда появлялся второй, первый тут же тушевался и уходил на второй план, как шпаненок-семиклассник при появлении старшего брата-спецназовца.
А теперь кроме этих двух, появился еще и третий. Личность этого третьего, уже не бойца, а воина, заложил еще старый Рёрех. Прошло два года, и этот третий вырос и сформировался настолько, что в нужный момент брал лидерство и легко задвигал второго.
Овраг протянулся еще на версту, а потом плавно сошел на нет… И варяги увидели прямо перед собой тот самый разъезд печенегов. На этот раз их, несомненно, заметили!
Численность с обеих сторон была примерно одинакова, и оба отряда без раздумий устремились навстречу друг другу. Варяги даже не успели пересесть на боевых коней.
Печенеги визжали во все горло, привлекая своих.
Варягам ждать помощи было неоткуда.
Машег и Понятко, опередив остальных, уже с двухсот шагов принялись метать стрелы. До рукопашной не дошло. Четверо печенегов полетели в траву, двое, развернув коней, резво понеслись прочь.
А с холма уже скатывались главные силы Албатана. Теперь варяги развернули лошадей и пустились наутек. К несчастью, конь Гололоба угодил ногой в сусличью нору и упал. Всадник полетел через его голову и остался лежать. Машег и Духарев одновременно осадили коней. Лошадь Гололоба билась в траве, пытаясь подняться. Животному это не удавалось, а вот человек с трудом, но поднялся. Правая рука его висела плетью.
Печенежья стрела пропела в воздухе и нырнула в зеленую щетку травы, не долетев.
Духарев подскакал к Гололобу, подхватил и, крякнув от усилия, перекинул через холку коня. Тот всхрапнул и даже как будто просел под двойной ношей, но, повинуясь всаднику, пошел галопом. Машег скакал рядом, придерживая своего жеребца. Расстояние между ними и печенегами сокращалось, но медленнее, чем ожидал Духарев. Жеребец под ним хрипел, но держал хороший темп. Сергей знал, что животное протянет еще несколько минут, не больше. Он засвистел, призывая Пепла.
Серая волна степняков скатилась с холма. Духарев слышал визг всадников и топот сотен копыт. Печенеги настигали, но медленно, очень медленно, и у Сергея появилась надежда, что они все-таки оторвутся… И в этот момент его конь пал…
Глава 34
Албатан. Удачное утро для печенежской охоты
Передовые разъезды Албатана выехали к речке позже варягов. И тут же помчались назад. Встреча с чужим кланом не сулила им ничего хорошего. Но хана новость обрадовала. Он был уверен, что преследуемые тоже не сунутся под колеса и копыта кочевья. Тем более – с таким кушем в переметных сумах. Теперь-то Албатан точно знал, что деньги, о которых говорил пленный хузарин, – существуют. Старик-таганец не скрыл, что больше десятка варяжских коней навьючены лишь парой небольших переметных сумок каждый, таких тяжелых, словно набиты камнями или железом.
О, Албатан знал, что там не камни!
При мысли о золоте, которое везет дюжина вьючных лошадей, хан испытывал большее вожделение, чем испытал двадцать зим тому назад, когда, еще мальчишкой, вошел в брачный шатер к своей первой жене.
