Вячеслав Коротин - Шпага императора
Пушки стоящей за этим кровавым месивом батареи наверняка уже были заряжены на картечь, но стрелять не могли – поди разбери, где свои, где чужие.
Я подбежал к князю практически одновременно с драгунским офицером.
– Ваше сиятельство, идут два батальона гренадёр и драгуны…
– Ваше сиятельство, Финляндский драгунский полк прибыл в ваше распоряжение…
– Драгунам спешиться, примкнуть штыки, и туда! – командир бригады даже не обернулся – просто протянул руку в направлении, где нужно было умирать вновь прибывшим на место данной мясорубки.
«Ездящая пехота» подоспела довольно быстро. Пусть драгуны владели штыком и похуже пехотинцев, но своё весомое «мать-перемать!» в резню на передовой линии внесли весьма качественно.
А тут и гренадёры подоспели.
Эти вообще вломились в схватку, не утруждая князя докладом о своём прибытии. Не знаю, кто ими командовал, но он молодец: пришёл, увидел, поступил… В смысле – совершил поступок.
По-суворовски.
Сначала в общей хаотической толчее замелькали «митры» Павловского полка – это было заметно: только они во всей армии носили данный головной убор, а не кивер, как все остальные пехотинцы.
Без единого выстрела, на штыках и прикладах павловцы и лейб-гренадёры вышибли противника с передовой позиции, а уж потом, в разлуку, разрядили по баварцам свои ружья. Обошлось.
Снова заговорили батареи, осыпая градом картечи отступающих.
Теперь нашей пехоте можно было перевести дух, утереть кровь и готовиться к отбитию новой атаки.
Противника отбросили по всему фронту обороны, но то, что он скоро предпримет ещё одну попытку штурма, ни у кого сомнений не вызывало.
– Может быть, стоит в следующий раз сбросить навстречу атакующим некоторое количество артиллерийских гранат, Александр Васильевич? – обратился я к князю.
– Может, и стоит, – отозвался Сибирский. – Но неизвестно, когда они снова решатся на приступ, а пока нашим пушкарям и самим боеприпасы нужны – уверен, что некоторое время сражение сведётся именно к артиллерийской перестрелке. А на какое время – пока можно только гадать.
– Приказ командующего! – подскакал к нам очередной адъютант. – Выводить силы перед укреплениями и приготовиться к атаке!
Наверное, не только у меня мелькнула мысль: «Граф сошёл с ума…»
Однако достаточно быстро рокот с правого фланга дал возможность понять: Штейнгель уже здесь.
На самом деле в бой вступила только передовая бригада полковника Наумова – Третий Морской и Воронежский полки. Они, подойдя к месту сражения, получив информацию от казаков, двинулись прямиком через лес, атаковали французскую батарею и прикрывавшие её два батальона. С успехом атаковали.
Конечно, нахалы были бы очень быстро смяты основными силами двух корпусов противника, если бы полки Первого корпуса не стали вытягиваться из укрытий и строиться для атаки.
А на нашем правом фланге немедленно нарисовались Гродненский гусарский и Митавский драгунский полки. Плюс кавалергарды с конногвардейцами. Так что парировать кавалерийскую атаку французов было чем.
Ещё и казаки Финляндского корпуса. В целом, конечно, по количеству конницы противник крыл нас, как бык овцу, но в данном конкретном месте – только сунься.
Французская пехота соседнего участка стала разворачиваться влево, чтобы покарать дерзких, но не получилось – на её позиции тут же обозначили атаку Севский и Калужский полки. Пришлось развернуться им навстречу.
Удино (или Сен-Сир, неважно), разумеется, бросили резервы на левый фланг, но и из Петербурга прибыла не одна бригада: батальон за батальоном вытягивались из леса или подходили уже по дороге и с ходу бросались в бой.
Левый фланг франко-баварцев скрипел, трещал и рушился. А по-иному и быть не могло – атаковало их не ополчение какое-нибудь, а недавние победители шведов – далеко не самой последней армии Европы.
И, чтобы даже мыслей о возможной переброске сил у галлов не возникло, весь фронт Первого корпуса двинулся вперёд. В атаку.
Тускло пришлось просвещённым европейцам в этот раз: с левого фланга войска Штейнгеля сворачивали их боевые порядки как коврик, который собираются вынести выбивать от пыли, наш корпус атаковал во фронт.
К тому же три казачьих полка, рижские драгуны герцога Вюртембергского и кирасиры Его и Её Величеств понеслись через правый фланг, охватывая тылы, заставляя сворачиваться в каре попадающуюся на пути пехоту противника, что делало её весьма удобным объектом для атаки нашими колоннами…
Давненько, наверное, со времён Кунерсдофа, русские так не громили европейские дивизии, как это произошло сегодня под Себежем. В течение получаса французы и баварцы ещё изображали какое-то подобие оборонительного боя, а потом побежали. Не буквально, конечно, но отступали весьма шустро, причём успевали не все – зачастую целые полки были вынуждены сложить оружие, оказавшись в совершенно безнадёжной ситуации. Или вырубались-выкалывались под корень.
Как выяснилось позже, Сен-Сир был убит в этом сражении, а Удино увёл через Двину не более трети из числа тех двух корпусов, что атаковали наши позиции.
Мосты за собой французы успели сжечь.
После этого боя, который наверняка бросил дополнительную гирищу на весы данной войны, три дня потратили на спокойное соединение корпусов, разработку планов дальнейших действий, приведение войск в порядок, отдых…
– Вадим Фёдорович, какими судьбами!
Ёлки-метёлки! Доктор Бородкин собственной персоной! Слегка похудевший, но всё тот же неутомимый «живчик», каковым я его запомнил при расставании. И в военном мундире штаб-лекаря.
– Чертовски рад вас видеть, Филипп Степанович! – радости скрывать не пришлось. – Вас-то как сюда занесло?
Мы обнялись. Очень мало людей на планете, встрече с которыми я был бы так же рад, как с этим деревенским доктором. Точнее, уже совсем не деревенским – светочем не только полевой хирургии, но и апологетом гигиены и санитарии в войсках, что намного важнее.
– А где, по-вашему, должен находиться врач, когда отечество воюет? – отбрил Бородкин.
– Но ведь вы уже при министерстве служите…
– Именно поэтому я здесь. Одно дело – разослать рекомендации в войска, и совсем другое – проверить, как эти циркуляры выполняются.
– Ну и как выполняются?
– Неважно. Эфирный наркоз используют только два хирурга, из всех, кого я посетил, карболку – пятеро, йодной настойки нет нигде…
И так далее.
Чисто ребёнок – думает, что если спустить распоряжение делать «этак», то пренепременно появится всё, что для этого необходимо: и йод, и карболка, и, мля, анестезиологи…
– Зато, – продолжал доктор, – теперь я с цифрами в руках могу доказать эффективность применения антивоспалительных средств и наркоза в полевых условиях. Соответствующие бумаги у меня не с собой, но надеюсь, что поверите мне на слово: там, где их применяют, процент выздоравливающих, и достаточно быстро выздоравливающих, в два, а то и в три раза выше, чем у тех закоснелых костоправов, которые чураются новых методов лечения.
– Нимало не сомневаюсь в ваших словах, уважаемый Филипп Степанович. Более чем уверен, что когда те врачи, что не побоялись применять ваши методики, освоят их лучше, количество выздоровевших раненых увеличится ещё больше…
– Легкораненые вообще выздоравливают практически все, – похоже, эскулап меня даже не услышал, – и весьма быстро. Несколько дней, и они, если не строевые солдаты, то уже вполне могут долечиваться в полку…
– К Сергею Васильевичу по дороге не заезжали? – прервал я «токование» Бородкина.
– Увы! Прекрасно понимаю ваше желание получить весточку от Анастасии Сергеевны, но не имел такой возможности. Всё-таки следовал с войсками, а маршрут их движения пролегал далеко в стороне от наших мест.
Понятненько. Ладно, не особо и рассчитывал я на такую удачу. Война, чтоб её…
– Вадим Фёдорович, простите, а за всё это время у вас не появилось новых идей по поводу медицины? Я сейчас обладаю кое-какими возможностями и могу ускорить их реализацию.
– Нет. К сожалению. Как ни печально, но последнее время мои мысли заняты скорее тем, как побольше убивать, а не наоборот.
– Понимаю, – невесело кивнул доктор. – Примите, кстати, мои поздравления с орденом Святого Георгия. И вот ещё что…
Филипп Степанович расстегнул свой саквояжик и стал в нём что-то искать.
– Держите!
В мою ладонь легли три свинцовые пули. Штуцерные пули. Те самые.
Можно легко догадаться, что извлечены они не из французских раненых, а из наших.
– Я правильно понял?
– Именно так. Процент невелик, но они у врага тоже есть. И будет становиться больше, это только вопрос времени.
Нельзя сказать, что это оказалось сильной неожиданностью – если после первых же боёв французские хирурги стали извлекать из ран куски свинца необычной формы, то нехитрая идея сразу стала очевидной. А дальше… Изготовить, проверить, убедиться в эффективности и начать клепать аналогичное.
