Илья Бриз - Сбить на взлете
Пошел, скорчив недовольную мину. Вообще-то этот Матвеев пилот не очень-то и плохой… для такого малого налета. Но хвалить, ни в коем случае, нельзя — неправильно поймут. Давить и давить приходится. Иначе… Иначе будет то же самое, что в первом бою нашей третьей эскадрильи. На сопровождение четырех Илов пошли тремя парами — мы с комэском и командиры звеньев с двумя новичками. Целью штурмовиков был какой-то дот с несколькими пулеметами, не дававший поднять голову нашей пехоте. Костиков и Лохматенков со своими ведомыми шли в непосредственном прикрытии Илов сразу за ними с некоторым превышением, а мы с Володькой на шестьсот метров выше. На мессеров — тоже шестерка — нарвались уже на подходе к цели. Зашли они грамотно, от солнца, но не учли наличие связи на наших самолетах. Я их вовремя заметил и предупредил всех своих. Встретили мы их отсечным огнем с разных дистанций и высот. Ну а потом уже началась собачья свалка. Видимо фрицы получили приказ любыми способами не допустить «горбатых» к этому треклятому доту, так как рвались к штурмовикам, невзирая на наш огонь. Бой был какой-то бестолковый — вроде все правильно делаем, а одна пара немцев все-таки прорвалась. Проскочила через наши порядки, пользуясь скоростью и переменным профилем полета по курсу. Немцы наткнулись на сосредоточенный огонь Березеных — это им не прошлый год, когда на Илах стрелков с крупнокалиберными пулеметами еще не было — отвернули и… сожгли ведомого Лохматенкова. Ему бы в вираж уйти, но, сколько ни кричали по радио, летел по прямой, пока не вспыхнул. Отвлеклись на горящий Як — прохлопали атаку на пару Костикова. За штурмовиками следили как следует, а за своими хвостами, получается, плохо. Серега, увидев трассеры, отреагировал немедленно энергичным скольжением, а ведомый не успел — боевой опыт отсутствует.
Илы по тому доту эресами отработали, подавили на какое-то время немецкие пулеметы. Пехота этим моментом воспользовалась, чай не первый год воюет, высотку взяла без особых потерь. Но нам от этого не особо легче — потеряли двоих салаг на пустом, считай месте. Преимущество-то на нашей стороне было — со штурмовиками вместе десять машин против фрицевской шестерки. А все плохая согласованность действий. Да и внутри эскадрильи еще плохо слетались. На разборе полетов огорченный Володька Стародубцев ни бе, ни ме. Пришлось мне открытым текстом так и заявить — не готова наша эскадрилья еще к боевым заданиям, рано молодых в бой вести. Варламов, сам получивший втык от комдива, конечно же, покричал, но оргвыводов делать не стал — понимает мою правоту. Усилили нас относительно опытными пилотами, отобрав по одному человеку из первой и второй эскадрильи. Еще неделю дали на тренировки, выделив авиабензин.
От Валюши первое письмо не очень-то обрадовало. Нет, у нее самой все в порядке, тьфу-тьфу три раза через левое плечо. Устроилась пока у известной мне Надежды. На четвертом курсе университета восстановилась, хотя наверстывать придется очень много. Не на дневном факультете, а на вечернем, так как работа на той же самой кафедре представителем ВВС в первую очередь. К студентам-фронтовикам относятся с пониманием — с дополнительными консультациями, сдачей и пересдачей зачетов и экзаменов идут навстречу. А вот по насущному для меня вопросу — это дело далекого будущего. Пока трудится маленькая группа, куда и ее включили. Ведут исследования и готовят необходимые обоснования для расширения масштаба работ. Любит, очень скучает.
То есть мои надежды получить управляемые ракеты «воздух-воздух» в течение года-двух — беспочвенные фантазии. Ошиблась Валенька в своей оценке идеи — с кем не бывает? В любом случае хорошо — жена от фронта подальше. Подумал, почесал затылок и понял — все, что можно создать в соответствии с сегодняшними достижениями науки и техники с учетом текущей военно-экономической обстановки и без меня делается. В чем-то фашисты нас обгоняют, в определенных областях, как например те же неуправляемые эресы, Советский Союз германцев делает. Особо помочь своей стране инновациями — слово-то, какое мудреное! — я не могу. Вывод? Надо не фантазировать, а бить врага на своем месте. Вот могу машину чувствовать в воздухе и совсем чуть-чуть лучше других соображать во время боя, значит надо эти умения передавать другим. Самому драться и салаг учить как можно лучше.
А с другой стороны — некоторые идеи на счет этих самых инноваций все-таки присутствуют…
* * *Голова раскалывается, как после хорошей пьянки. Странно, вроде давно уже не принимал. А когда пил, то норму свою невеликую ни разу не перебирал. И вонь эта противная… Знакомый чем-то запах. Можно даже сказать, что привычный. Потом дошло — карболкой во всю несет. Госпиталь? Сбили? В упор не помню. Попытался открыть глаза. С трудом, но удалось — веки как свинцом налитые, словно виражишь с креном под девяносто градусов при запредельной перегрузке. Все вокруг серое, расплывается. Ни хрена не понять, где нахожусь. Попытался позвать кого-нибудь, но из горла только хрип через ссохнувшиеся губы удалось выдавить. Услышали — кто-то осторожно приподнял забинтованную голову — во много слоев замотана, как кочерыжка в капустные листья! — и в рот потекла живительная влага. Вырубился, несмотря на жуткую головную боль, с ощущением счастья — хорошо-то как от воды, будто нырнул в нее…
В следующий раз пришел в себя, чувствуя, как кто-то аккуратно протирает тело влажным полотенцем. Голова ноет, но не так чтобы уж очень сильно. Словно под ухом гаубичная батарея от всего боезапаса решила избавиться, а отдается почему-то прямо в мою макушку. В этот раз глаза сами открылись. Младший сержант Копылова обмывает. Заметила мой взгляд, ахнула и убежала. Ну не дура ли? Холодно ведь, а она даже не подумала одеялом голого прикрыть. Примчавшийся майор медицинской службы Савушкин положение немедленно исправил. Осторожно напоил, посмотрел в мои ищущие глаза — вопросов море, но спросить почему-то не могу — и начал объяснять:
— Ничего не говори — тебе пока нельзя. Ранили тебя, парень. Если понимаешь, что говорю, мигни.
Кое-как опустил и поднял веки.
— Очень хорошо. Если тебя Колей зовут, а не Васей, тоже можешь продемонстрировать согласие.
Он что, совсем за идиота меня принимает? Злобствующий эскулап в ранге майора? Но все-таки изобразил мигание — с Матвей Палыча станется в дурку определить. Но, кажется, Савушкину, несмотря на явно грустный вид, моей медленной положительной реакции все-таки хватило — принялся по порядку излагать. Раненый я оказывается, как будто сам раньше уже не догадался. Пуля прошла над изголовьем бронеспинки — вымахал на свою голову. Возможно трещина черепа. Налицо большая кровопотеря и явное тяжелое сотрясение головного мозга.
— Как самолет посадил в таком состоянии, совершенно не понятно, — резюмировал добрый доктор Айболит, — хоть что-нибудь помнишь?
А вот ни хрена. Куда летали? Какое задание было?
— А сейчас потерпи чуть-чуть и попробуй хоть немного бульона выпить — на одной глюкозе внутривенно долго не продержишься. Понимаю, что тошнит, но надо.
Много этой теплой жирной гадости принять внутрь не смог — чуть не вывернуло. Похоже, по ощущениям, что было уже такое и не один раз. Кое-как проглотил содержимое пары ложек и вновь нырнул в блаженное отсутствие из этого мира…
— Повезло тебе, Николай, — заявил тоже что-то не особо радостный Мишка Пахомов. Заявил через несколько дней, когда я сам только-только говорить начал, — Савушкин сказал, что еще парой миллиметров ниже, и все, амба. А так отлежишься и постепенно в норму придешь.
— Что с машиной? — перебил я разглагольствующего друга.
— Пострадала маленько «чертова дюжина». Сдвижную часть фонаря заменили, от твоей крови кабину отдраили, мотор обслужили, как положено. А вот что с крылом делать, пока неясно. Плоскости-то нестандартные, люминиевые. Снаряд стальной лонжерон почти перебил. От девятого Яка не стыкуются. Егор Иваныч в Москву запрос отправил. Да ты не боись — мы ее все равно раньше починим, чем ты вылечишься.
Что-то такое в его словах мне очень не понравилось. Но сейчас важнее другое: — Письма были? — с некоторого времени очень насущный для меня вопрос.
— А как же, — хмуро, но все-таки улыбается, — четыре штуки от старшего лейтенанта Воскобойниковой.
— Давай! — и с нетерпением дрожащую руку из-под одеяла высовываю.
— Тебе по порядку? — и всовывает мне в пальцы листок, вытащенный из конверта с жирной печатью «Военной цензурой проверено».
В принципе ничего нового. Учится напряженно, работает, скучает, себя клянет, что пошла на поводу, а в результате оказалась далеко-далеко от меня. Паек с учетом, где она работает, нормальный. Денег хватает — плюс к моему денежному аттестату ей, оказывается, еще дядя Витя свой выслал.
Надо будет, как увижу подполковника Коноваленко, обязательно спасибо сказать.
