Сергей Артюхин - На прорыв времени! Российский спецназ против гитлеровцев
Четыре сорокапятимиллиметровые пушки заработали с такой силой, что самолет неслабо дернулся. Хотя, вполне возможно, это было не из-за пушек, а из-за двух крупнокалиберных пулеметов необычной четырехствольной конструкции…
Летящий необычный самолет вдруг окутался пламенем — и танк-цель взорвался, а пехота, прячущаяся за броней, разом полегла. Остальные самолеты также на секунду-другую окутывались пламенем, уничтожая пехоту и калеча танки.
— У них там что, по двадцать пулеметов, что ли, стоит? — пробормотал один из сержантов.
Неожиданно с очередного заходящего на цель самолета сорвалось несколько молний эрэсов — судя по всему, Васильев в темноте их попросту не заметил…
21 мая 1942 года
Москва, Кремль
— Таким образом, контрудар Малиновского имел успех. Немецкие войска дезорганизованы и начинают сдаваться. Идея с десантом в тыл оказалась удачной, — закончил доклад Шапошников. Внимательно слушавший Сталин поднялся из кресла и подойдя к карте, спросил:
— У вас все, Борис Михайлович?
Тот кивнул и отправился к своему стулу. Слова попросил Василевский.
— Товарищ Сталин, следует особо отметить дивизию генерала Родимцева. Именно благодаря тому, что его бойцы устояли перед немецким контрударом, Малиновский сумел перегруппировать силы и нанести удар во фланг наступающим. Потери дивизии Родимцева в личном составе превысили шестьдесят процентов. Сам генерал… сам генерал ранен, — Василевский выпалил все это на одном дыхании, сбившись уже под конец.
Вождь помолчал. Затем, после нескольких выпущенных колец дыма, произнес:
— Товарищ Сталин про подвиги совэтских бойцов знаэт. В том числе, и про дивизию товарища Родимцева. Один из его полков фактически больше не существует, да?
— Да. Личного состава на две роты не наберется.
— И это именно они захватили новые немецкиэ танки, да?
— Один танк. Генералом к Герою представлено сразу трое — два майора, командиры батальонов Шимазин и Васильев, а также старший сержант Охлопков. И еще несколько человек к Красному Знамени и Красной Звезде.
— Посмотрим, товарищи. Но звучит так, что эти награды бойцы заслужили…
22 мая 1942 года
Москва, Кремль
— Здравствуйте, товарищ Кравченко, — поднявшись навстречу вошедшему в кабинет ученому из будущего, лидер СССР протянул руку.
— Добрый вечер, товарищ Сталин. Для меня огромная честь встретиться с Вами, — длинный и худой, как каланча, Илья Петрович пожал протянутую руку вождя. Глаза молодого человека просто светились от счастья.
— Как ви прекрасно понимаэте, у товарища Сталина много дел. И он очень хотел бы знать, для чего вам потребовалась такая срочная встреча? — вождь сел обратно в кресло и показал ученому на стул, приглашая того присоединиться.
— Понимаете, товарищ Сталин, то, что я обнаружил в имеющемся архиве специальных материалов, — вождь понимающе кивнул, — не просто важно. Это архиважно! — от волнения ученый даже вскочил и, схватив портфель, вытащил из него листок. После чего, размахивая им, словно знаменем, выпалил:
— По сравнению с этим — даже атомная бомба не выглядит такой уж серьезной штукой.
Взгляд главы СССР мгновенно изменился, став из расслаблено-изучающего предельно серьезным и сосредоточенным.
— И что же это такое, Илья Петрович?
— Целая серия материалов по нанотехнологиям. И особенно — по созданию атомно-силового микроскопа!!!
Вождь взглянул на сидевшего неподалеку Берию. Тот пожал плечами. Видя некоторое недопонимание, Кравченко добавил:
— А атомно-силовой микроскоп — прямой путь к нанотехнологиям. Со всеми вытекающими. До нахождения этих материалов создание АСМ состоялось бы в лучшем случае году в семидесятом. Теперь мы сможем сделать его лет на десять-пятнадцать раньше. А то и на все двадцать.
— И насколько эта отрасль техники важна? — негромкий вопрос Берии прервал поток слов ученого. Тот кивнул и снова полез в глубины портфеля.
— Вот, я тут принес статью от девятнадцатого года… две тысячи девятнадцатого. Это обзор того, что удалось сделать в этой отрасли за тридцать три года с открытия АСМ, — Илья Петрович протянул Сталину бумаги.
Тот, быстренько пробежавшись глазами по статье, замедлился лишь на страницах «Нано и ВПК» и «Наномедицина». После чего поднял голову и улыбнулся взлохмаченному ученому.
— Ви большой молодец, товарищ Кравченко, — вождь поднялся и отдал обзор Берии. Тот углубился в чтение. Хозяин кабинета тем временем продолжил:
— Я полагаю, что о наличии этих материалов не знает никто, кроме нас?
— Да, товарищ Сталин, только я, Вы и товарищ Берия.
— Вот пусть это пока так и останэтся. А когда наша наука закончит с покорэниэм ядэрных сил, то ми обратим особоэ вниманиэ на нанотехнологии, — вождь ободряюще кивнул Кравченко.
Еще некоторое время поговорив с ученым, Сталин отпустил того отдыхать. После чего повернулся к закончившему чтение главе НКВД и спросил:
— Лаврентий, расскажи-ка мне поподробнее про товарища ученого.
— Молод. На момент попадания сюда ему было тридцать четыре года. Сейчас, соответственно тридцать пять. Умен — не зря в тридцать четыре возглавлял на одном из предприятий ВПК целое направление. Из важных особенностей — был вашим ярым… эээ… поклонником, несмотря на то, что, как вы уже знаете, тогдашнее правительство не особо вас жаловало.
— Ярым поклонником? — Сталин насмешливо наклонил голову.
— Начиная еще с учебы в университете. Может, и со школы, но про это у нас данных нет. Один из его коллег оттуда, — Берия показал пальцев вверх, — заявил, цитирую: «Кравченко — сталинист. Почти фанатик». Так что он у нас надежный товарищ.
— Это хорошо. Если то, что пишут здэсь, — вождь показал на статью, — про перспективы, правда, то эти самые нанотехнологии сделают СССР единствэнной сверхдержавой. Навсегда…
23 мая 1942 года
Бреславль, Польша
— Ты не сумлевайся. После залпа тех штуковин тебе укрепления надо будет просто занять, — краснощекий полковник ободряюще похлопал говорившего с ним майора по плечу.
— Про Кёнигсберг так тоже говорили. А сколько там народа полегло?
— Под Кёнигсбергом «буренок» не было, — офицер помрачнел.
— А почему «буренки», кстати?
— Черт его знает. Как всегда, кто-то придумал — и приклеилось.
— Ладно. Но ты уверен, что они настолько эффективны? — рано поседевший майор с сомнением поглядел в сторону расположения недавно прибывших штурмовых гвардейских реактивных минометов из РВГК.
— Я их в деле видел. Под Минском. Они там полк нацистов спалили к чертовой матери.
— Ну-ну. Ладно, пошел я, солдат обрадую. Достал их уже этот немчурский укрепрайон…
Прибывшие на фронт потомки «Буратино» должны были поставить точку в длительном противостоянии под Бреславлем, вылившемся уже не в один десяток тысяч солдатских жизней. «Шверпункт» обороны немцев не пускал советские войска вперед.
Подтянув войска, Верховное командование надеялось неожиданным ударом уничтожить эту занозу, мешающую продвижению Красной армии…
«Вторая Мировая Война в солдатских воспоминаниях, с комментариями. Избранное. Том 1». Военное издательство МО СССР, 1985 г.
«Когда в нашем расположении появился комбат, Семен Петрович Тырновецкий, с кислым выражением на лице, то мы сразу смекнули, что сегодня-завтра опять идти в атаку. Это не радовало, поскольку Бреславльский укрепрайон был крепким орешком и множество наших товарищей уже погибли в попытках его взять. Но мы понимали, что сделать это необходимо, иначе дальнейшее продвижение наших войск становилось невозможным.
Командир, сообщая нам приказ, выглядел расстроенным. Он понимал, что очередная попытка взятия такой крепости обернется множеством смертей его солдат. Тогда ни он, ни мы не могли еще предполагать, как все обернется, потому-то и смотрел он на нас с сожалением, хотя и пытался это скрыть. За эту заботу в отношении своих солдат мы его и любили. Песня «Комбат», написанная Владимиром Антоновым и ставшая, как и многие другие его песни, особо популярной, — это как раз про Семена Петровича. «Ты сердце не прятал за спины ребят» — это фраза относилась к нему на все сто процентов. Тогда, в сорок втором, нам, молодым еще пацанам, он казался стариком, видевшим и знающим все. Поэтому, когда он сказал, что нам помогут гвардейские реактивные минометы, прибывшие из РВГК и после этого будет полегче, то мы ему поверили. Мы тогда не знали еще, на что способны «буренки». И потому готовились идти в бой, ничем не отличающийся от многих других…»
Приведенные воспоминания о битве за Бреславль показывают, что даже советские солдаты не представляли силу нового оружия Красной Армии. Именно эта секретность была одной из главных причин успеха операции, обусловившей успех весенней кампании в Польше. Ласковое фронтовое прозвище тяжелого гвардейского штурмового реактивного миномета — «Буренка» — лишний раз демонстрирует любовь простых солдат к могучему оружию Победы…
