Камешек в жерновах - Константин Георгиевич Калбанов
Едва отзвучал выстрел, как Снегирёв, не дожидаясь приказа, заложил очередной поворот, уводя катер с линии прицеливания противника. И пара прилетевших снарядов беспомощно вспорола лазурную морскую гладь, трёхдюймовый же глухо ухнул, взметнув фонтан воды. Впрочем, вышло это достаточно далеко, и осколки до нас не долетели.
Несмотря на маневрирование, комендоры сноровисто извлекли стрелянную гильзу, улетевшую в специальную корзину, а в ствол лёг следующий снаряд с уже выставленным взрывателем. Сомнительно, что у них что-то получилось бы при таких-то виражах. Но страховочные пояса делали своё дело, и за борт никто не улетел.
Мой глазомер меня не подвёл. Молочно-белое облачко вспухло в нескольких саженях над водой и с незначительным недолётом. Две сотни чугунных пуль прошлись по палубе косой, собирая обильную кровавую жатву. Досталось всем трём расчётам пятидесятисемимиллиметровых пушек. Зато трёхдюймовка рявкнула в очередной раз, посылая в нас… Шрапнель⁈
Чугунные шарики взбили воду по левому борту, дробным перестуком прошлись по борту, палубе, торпеде и надстройке. Я ощутил толчок в грудь, глухой стальной звон от прилёта в каску, из-за чего картинка перед взором вздрогнула, и я на мгновение потерялся в пространстве. Впрочем, меня практически сразу вернула к реальности резкая боль в правом бедре.
Я не удержался от болезненного вскрика. Ввиду низкого расположения орудия целиться приходилось с колена. Как раз правого. Нога подломилась, и я рухнул на бок, зажимая рукой рану.
Вскрикнув, как подрубленный рухнул сигнальщик Казарцев. Осел выматерившийся гальванёр Дубовский. Чертыхнулся, схватившись за руку, Ложкин. Круто нас приложили!
Привычно отстранившись от тела в режим аватара, мне удалось более или менее купировать боль. В таком состоянии я способен на многое. К примеру, драться, словно управляя телом со стороны, в результате чего значительно улучшается моя реакция, а движения становятся стремительными и отточенными.
Ну и такой момент, что я могу контролировать нервную систему, и болезненные ощущения в том числе. Можно и полностью заблокировать нервные окончания. Но тогда этой частью тела владеть не получится. Поэтому я лишь приглушил боль так, чтобы и способность действовать сохранить, и избавиться от радужных кругов перед глазами.
- Снегирёв, курс сто двадцать пять, - выкрикнул я, поднимаясь на колено и потянувшись к прицелу.
- Есть курс сто двадцать пять, - отозвался рулевой, и катер пошёл по прямой.
Я выждал несколько секунд и, прежде чем японец выстрелил ещё раз, послал в него свой гостинец. Понятно, что самураям помешать я не смог, однако теперь, уже наученный горьким опытом, Григорий резко рванул штурвал, разворачивая катер буквально на пяточке. И вновь в воздухе вспухло молочно-белое облачко, но на этот раз чугунные шарики взбили воду в стороне, не причинив нам урона.
Чего не сказать о нашем подарке. Я увидел, как расчёт главного калибра буквально снесло с площадки с орудием. Вот и славно. Нужно воспользоваться заминкой на вражеском миноносце. Ложкин, несмотря на наливающийся кровью рукав, дёрнул затвор, подхватил выскользнувшую гильзу и отбросил её в корзину. Будко вогнал в ствол очередную шрапнель, и я вновь приник к прицелу.
Пули двух последующих снарядов прошлись по палубе, загоняя японских моряков в укрытие. Миноносец попытался отвернуть, не позволяя нам сблизиться. Я вновь приникнул к прицелу, на этот раз собираясь всадить в противника фугас.
- Андрей Степанович, отвали, - встрепенулся я, пытаясь отстранить боцмана, накладывающего мне на бедро жгут.
- Кровью изойдёте, ваше благородие, - возразил тот.
Будко ловко оттеснил меня в сторону и сам приник к прицелу. Я мысленно чертыхнулся, предполагая, что тот сейчас промажет, и понимая, что мы теряем время и преимущество, отвоёванное достаточно дорогой ценой. Гулко рявкнуло орудие. Четыре долгих секунды, и в основании средней трубы рванул мощный взрыв. Палубу японца тут же заволокло чёрным дымом, и миноносец начал терять ход.
- Молоток, Саня, с меня косуха казёнки! - в сердцах выкрикнул я.
К моменту, когда в стволе оказался очередной фугас, жгут уже был наложен, и я занял место наводчика. Японцы опять стреляли по нам, но Снегирёв вновь не оставлял им шансов. Зато чётко вывел на выстрел меня, и я вогнал в противника очередной снаряд. Мы задавали дистанцию и рисунок боя, а наши увесистые гранаты не позволяли противнику прийти в себя.
Четыре фунта бездымного пороха - это достаточно серьёзно. На секундочку, почти полтора кило в тротиловом эквиваленте. На миноносце же только боевая рубка имеет противопульную броню, так что каждый взрыв рвал металл, как бумагу, оставляя большие пробоины.
Наконец мы приблизились на дистанцию в пару кабельтовых. Злой, как чёрт, Ложкин с жгутом на левой руке встал за пулемёт на носу «ноль второго» и начал поливать палубу японца свинцом, не позволяя самураям подойти к пушкам. По нам пытались вести ружейный огонь, но так ни разу и не попали. Чего не сказать обо мне, отстреливавшего из маузера любого, рискнувшего высунуться из-за укрытия.
Из пушки я не стрелял, так как кораблик уже получил три пробоины в разных отсеках и сейчас активно кренился на правый борт. Оно бы влепить в него торпеду или мину, разом покончить с этим вопросом и валить отсюда по бездорожью. Но меня обуяла такая злость, что просто так отпускать японца не хотелось.
- Приготовиться к абордажу! Харьковский старший, с ним в паре Галанцев. Вторая пара: Будко старший, с ним Мещеряков. Я и Ложкин прикрываем. Боцман, приготовь Андреевский флаг, - контролируя палубу через оптику, раздавал я приказы.
- Уже готов, ваше благородие, - отозвался тот.
- Родионов!
- Я цел, аппарат заряжен и готов снимать, - доложил кочегар и по совместительству кинооператор, ну или уже наоборот.
- Снегирёв, курс на сближение.
- Есть курс на сближение.
Высадка прошла как по маслу. Нашлись, конечно, те, кто попытался оказать сопротивление, но плотный рой ружейной картечи на пару с ручными гранатами сделали своё дело, загнав противника в укрытие. К тому же нам и не нужно захватывать весь кораблик. Смысла нет. Потому ограничились лишь высадкой на корму и скорой зачисткой ближних кубриков путём забрасывания их гранатами.
Убедившись в полном контроле палубы, Харьковский сорвал японский флаг и быстренько закрепил Андреевский. Вся четвёрка штурмовиков скоренько выстроилась в шеренгу, а боцман отдал честь. Я и Ложкин продолжали контролировать палубу, как оказалось, «Инадзума», из второго отряда истребителей.
