Барометр падает - Василий Павлович Щепетнёв
Глава 19
23 сентября 1979 года, воскресенье
Делай с нами, делай, как мы, делай лучше нас!
— Как страшно! Всемирный потоп! — Алла зябко поёжилась.
Да, было не жарко. Плюс восемнадцать внутри, плюс десять снаружи. Но ёжилась Алла не от прохлады, ежиться её заставил вид из окна. Внизу — кисельная непроглядность. Туман. Много. И лишь кое-где из тумана выглядывают церковные шпили, верхние этажи самых высоких зданий, и, конечно, телебашня. Можно вообразить, что бункерный вурдалак открыл шлюзы, Шпрее вышла из берегов, вышла, и затопила Берлин.
А можно и не вообразить.
— Начнём, — сказал я. — Товарищи шахматисты, вам слово.
От имени шахматистов выступил Ефим Петрович.
— На первый взгляд, и вы, Михаил Владленович, и Анатолий Евгеньевич нигде никаких неточностей, тем более ошибок, не допустили. Но это на первый. Сегодня мы продолжим анализ, и к вечеру представим результаты второго взгляда.
Молодые, подающие надежды поддержали Ефима Петровича энергичными кивками. Представят, обязательно представят.
— Хорошо, — сказал я. Нужно же шахматистам заняться чем-нибудь полезным. Оправдать присутствие в собственных глазах. Мы не туристы, мы аналитики! Разбор вчерашней партии поможет если не мне, то им наверное. Пригодится в будущем. Сами будут играть Берлин, против них будут играть Берлин, а они в Берлине уже доки. А вдруг и найдут что-нибудь такое, чего я не учёл? Лучший ход за белых, лучший ход за чёрных? Тогда и мне с того выйдет огромадная польза, как любит выражаться постоянный автор журнала «Степь» Никифор Будейко, известный чернозёмский писатель-деревенщик. Читал, читал я его знаменитый роман «Горький смак». Пришлось.
— Что у нас по общей части? — это вопрос к руководителю нашей делегации. Техническому руководителю. Техническим его делаю я. Адольфу Андреевичу это не нравится, он хочет быть полноценным, всеобъемлющим руководителем, как и назначил Спорткомитет, но со мной не спорит. Разве что мелкие шпильки позволяет, настолько мелкие, что и не понять, есть они, или мстятся.
— По общей части, Михаил Владленович, следующее. На ваше имя поступило более ста телеграмм, и они продолжают поступать. От трудовых коллективов, от школ, от воинских частей, от любителей шахмат. Зачитать?
— Сто телеграмм? Нет. Оставьте, я сам прочитаю. Позже.
— Разумеется, Михаил Владленович, разумеется. Второе: запланированная вчера вечером ознакомительная экскурсия по городу откладывается до лучших времён: туман!
Все посмотрели в окно. И в самом деле туман, не подкопаешься.
Мы собрались в моём номере. А где ещё? В общедоступных холлах? Не есть карашо. В ресторане? Еще хуже. Разный народец в ресторане. А здесь если и слушают, то ведь свои люди слушают, проверенные. От братьев по лагерю чего таиться?
— Поэтому от прогулок воздерживаемся. Творческая группа (это он так обозвал шахматистов) продолжает изыскания, а остальные изучают прессу Германской Демократической Республики, и вечером сделают развернутый обзор: внешняя политика, внутренняя политика — это на товарище Смирнове, наука, культура и спорт — на товарище Григорьянце. И, главное, вы, товарищ Чижик (это он для меня товарища ввернул, напоминая, что мы здесь все товарищи, независимо от чинов, званий и степени знакомства с товарищем Стельбовым). Вы, товарищ Чижик, вместе с товарищем Прокопенкой, отправляетесь на телевидение, чтобы принять участие в телепередаче, согласно нашей вчерашней договоренности. Сопровождать вас будет переводчик товарищ Иванов.
Вчера, когда стало ясно, что у нас воскресенье свободно, немецкие товарищи обратились с просьбой поучаствовать в спортивной телепередаче для детей. Нет, ничего делать не придётся, немножко поговорить с детишками, то, да сё. Я, понятно, согласился: noblesse oblige, пропаганда спорта, а там и советского образа жизни, а удастся — и журнала «Поиск» — прямая обязанность чемпиона мира. И Аллу Георгиевну пригласили, мастера спорта: пара смотрится лучше одиночки, закон телевидения. Закон, значит, закон, поедем вдвоём. А Женя, значит, сопровождающий? Вам может потребоваться переводчик, ответил Миколчук. Мне — переводчик? Не вам, Михаил Владленович, а Алле Георгиевне. Ну, разве что Алле Георгиевне…
— Автомобиль за вами пришлют телевизионщики к девяти пятнадцати, — сказал Адольф Андреевич. — То есть, — он посмотрел на часы, новые, электронные, минской работы, очень точные, — через двадцать две минуты. Потому, товарищи, расходимся, товарищу Чижику нужно готовиться к ответственному выступлению.
И все разошлись.
Готовиться мне не нужно, текст давно готов. Не впервой. Я одет, галстук на месте, могу ехать хоть сейчас. Но сейчас не нужно. Следовательно, у меня есть двадцать минут.
Я посмотрел на кипу телеграмм. Начал смотреть, вдруг от знакомых есть?
От знакомых не было. Всё больше от трудовых коллективов. Тон приветливый, но не дающий расслабиться. Мы, русские, медленно запрягаем, но быстро едем, так что, Чижик, запрягай шибче, и трогай! Мы ждём от тебя побед!
Люди, вероятно, считают, что своим трудом на полях, заводах и в шахтах они меня содержат, и потому я просто обязан соответствовать. Ну, хорошо, положим, игру в шахматы они за работу не признают. Какая это работа, это приятное времяпрепровождение. Ладно. Но то, что содержат меня вовсе не советские трудящиеся, им в голову не приходит. Нет, конечно, три тысячи за победу на чемпионате СССР в прошлом году я получил, что было, то было. А прежде получал и больше. Но основной источник моих шахматных доходов — это зарубежные соревнования. В США, в Ливии, в Багио, теперь вот в Западном Берлине — это самые крупные. Но и те, что поменьше, приносят по советским меркам не деньги, а деньжищи. Выходит, жирую и роскошествую я на деньги мирового капитала. Истощаю его финансы. Если бы я не побеждал, эти деньги ушли бы на вооружение солдат НАТО, а оно нам нужно? Оно нам не нужно! К тому же на те налоги, что государство получило от меня, можно купить зерна больше, чем вырастил колхоз «Знамя Ильича» за последние десять лет. Так что, товарищи болельщики, не попрекайте меня куском хлеба.
Проси, не проси — попрекать будут. Ты разве работаешь? Ты только думаешь! Каждому ведь кажется, что лишь его дело важно, а остальные сачкуют, баклуши бьют, лентяя празднуют. Получают деньги ни за что.
Я бы долго предавался пустым мудрствованиям, но зазвонил телефон. Меня ожидает автомобиль телевизионщиков.
Ждать я себя не заставил, спустился быстро. Алла и Женя меня опередили, но и не удивительно: им с двенадцатого этажа ближе, чем
