Ищущий силу: хроники Кейна - I. Ch
- Даже не знаю, что еще рассказать о себе… Я увлекаюсь восточной философией, каллиграфией и компьютерами. В Соединенных Штатах мне очень понравилось… Э-э…
Магда Паркс наконец смилостивилась:
- Ладно, садись на свободное место, и начнем урок.
Кейн прошмыгнул через классную комнату, стараясь игнорировать обращенные на него взгляды и смешки. Он присел на свободное место, положил рюкзак перед собой и достал учебник с тетрадью. Его сосед, загорелый шатен в фанатской майке модных в этом сезоне рок-монстров, доверительно прошептал:
- Тебе только очков с толстыми стеклами не хватает. Меня тут кличут Радуэй.
Ниндзя натянуто улыбнулся, призвал богов и открыл тетрадь. У доски началась лекция, содержание которой он уже слышал года три назад.
После урока Кейна обступили мальчишки во главе с юмористом-блондином с предпоследней парты. Девочки, заинтересованно прислушивались к разговору, но подходить к ним не спешили.
- Меня зовут Боб, – представился блондин. – Боб Вэллон.
- Ты что, капитан школьной команды по футболу? – в ответ поинтересовался Кейн, вспомнив молодежную комедию, которую он смотрел вчера с братьями.
- Да, – немного растерялся Боб. – А ты откуда знаешь?
- Догадался, – не покривил душой Кейн, собирая вещи и пытаясь ретироваться. Но его не пустили, загородив проход к дверям.
Если меня сейчас начнут бить – дам сдачи, подумал Кейн. И пропади все пропадом.
Но бить его не стали.
- Так, и как дела в Китае? – пристал с расспросами Боб, разыгрывая простака.
- Нормально. Даже хорошо.
- А как там великий Мао поживает? – продолжал ломать комедию Боб.
- Он умер.
- Да? – с притворным интересом включился в разговор приятель Боба. – А, кстати, Маодзедун – это имя или фамилия?
- В имени Мао Дзэ-дун, «Мао» – это фамилия. По традиции у китайцев фамилия обычно идет перед именем. Это не распространяется, скажем, на Японию, у них все наоборот, – замысловато объяснил Кейн, окончательно запутав общественность.
- Отстаньте от человека, – вмешалась в разговор та самая кареглазая девушка в сарафане, что перед уроком комментировала подруге внешность Кейна, а конкретно: его ягодицы, только назвала их по-другому. – Они все время к кому-то пристают с дурацкими расспросами. Не обращай на них внимание. Кстати, меня зовут Ребекка.
Красивое имя, подумал Кейн, и ответил ей легкой благодарной улыбкой, означавшей «спасибо».
***
Первый день в школе Рузвельта тянулся бесконечно долго. Предметы были давно наизусть знакомы, а поэтому совершенно не информативны и скучны. И каждый следующий день в новой школе был похож на предыдущий.
Закрутившись в повседневной рутине как белка в колесе, Кейн иногда ощущал себя одинокой неприкаянной душой, раньше времени попавшей в следующую реинкарнацию. Как ни готовили будущих ниндзя к самостоятельному существованию за пределами лагеря, американский образ жизни в целом и быт тинэйджера из Майами в частности продолжали оставаться для Кейна иной, плохо понятной реальностью, в которой еще только предстояло адаптироваться. Здесь все было другим: распорядок дня, люди, отношения между ними, пища, даже климат. Кейн быстро понял, что никчемные людишки, населяющие эту страну, ему не нравятся. Американцев интересовали, во-первых, деньги, а во-вторых, деньги. Плохо было и то, что янки были не таким искренними, как ниндзя в родном лагере – думали одно, а говорили другое. Ложью тут было пропитано все, от рекламы до политики, от воздуха до вкуса продуктов. Скромная формулировка «натуральный ароматизатор», о которой можно было прочитать в конце длинного списка сведений о составе блюда, для Кейна была просто смешна. Он искренне не понимал, как человечество могло докатиться до ситуации, когда запах земляники состоит, по меньшей мере, из 350 химикатов. Напротив, естественный запах человеческого тела в современном социуме начал считаться преступлением, его старательно маскировали туалетной водой, дезодорантами и духами.
Жизнь, о которой в этой стране якобы «не ограниченных возможностей» грезило большинство его школьных ровесников, напоминала Кейну распорядок тюрьмы, где все предрешено и рутинно. Одноклассники мечтали окончить школу лишь для того, чтобы поступить в колледж, который им был нужен для получения престижной работы, которая, в свою очередь, необходима для обеспечения безбедной старости. А потом, едва выйдя на пенсию, человек умирал от антидепрессантов, никотина и ожирения, так и не успев пожить по-настоящему. Кстати, ожирение было второй после курения причиной смертности в США. А от табака каждый год умирало 28 тысяч человек. Толстые и некрасивые, местные жители ежемесячно тратили годовой доход гражданина страны третьего мира на тренажеры и фитнес-клубы, но при этом в любой день четверть взрослой Америки обедала в фастфуде. Ни одна нация в истории не толстела так быстро. Кейн прочитал в «Санди Геральд», что 54 миллиона американцев страдают ожирением, а 6 миллионов супержирны – и, глядя на очередь к кассе в супермаркете, он легко мог в это поверить.
И быстро понял всё про них Кейн. День за днем живя будущим, а, в лучшем случае, прошлым, средний американец быстро забывал, что такое быть счастливым здесь и сейчас. Для счастья всегда чего-то не хватало: сначала мега-трансформера, потом модной куртки, затем новой машины. Гонка за материальными благами цивилизации и условностями социального статуса была навязана все той же зловещей рекламой корпораций, производящих товары и услуги. Свободный человек оказался загнан в отведенные ему узкие рамки. К всеобщему отсутствию настоящей радости приложила руку и прогнившая общественная система, которая на словах называлась демократией. От римской демократии – власти народа – американская демократия была так же далека, как Китай от коммунизма. Кейн хорошо знал современную и древнюю историю, изучал политологию. По его глубочайшему убеждению, в Америке, как и во всем капиталистическом мире, царил тоталитаризм. Разумеется, новому тоталитарному режиму было совершенно необязательно походить на старые, допустим советские, аналоги. Управлять государством с помощью арестов и ссылок, репрессий и казней, а также специально организованного голода стало не только антигуманно, хотя в наши дни это мало кого волнует, но к тому же и неэффективно. А в эпоху передовых технологий неэффективность – страшный грех перед Господом. Тоталитарное государство, заслуживающее названия действительно «эффективного», – это такая система, где всемогущий исполнительный комитет политических руководителей, опираясь на целую армию администраторов, держит в руках порабощенное население, которое излишне даже принуждать
