Мамба и большой Куш - Алексей Птица
— Я еду с воинами Аксума и везу собранные налоги, — вызверился на меня этот толстяк, — и я не воин, мой удел — собирать налоги и следить за людьми, а не воевать, и воины у меня такие же.
Тут я усмехнулся, действительно, такие же. Вон, брюхо уже прорывается из-под лёгких одежд у обоих. Вояки, блин. Я взглянул на стоящих в стороне верблюдов и ослов, что готовились в путь, нагруженные сверх меры, и всё понял. Дальнейшее препирательство с толстяком не имело никакого смысла, я понял, что надо самому организовывать оборону селения.
— Сколько у тебя воинов, старейшина?
— Много, больше, чем пальцев на моих руках и ногах.
— Ага, но меньше, чем ещё и на моих руках и ногах?
— Наверное, так.
Мне взгрустнулось.
— И что я за это буду иметь?
— Благодарность от царя Аксума!
— А если я откажусь?
— Ты не можешь отказаться, воин: ты либо с нами, либо против нас. А в награду, если на нас действительно нападут, можешь попросить всё, что хочешь, всё, что будет в моих силах, — вновь ответил старейшина, но я ему не поверил. То, что мне нужно, он мне не даст, а женщин и еду я и без содействия легко найду в его же селении.
— Хорошо, я согласен, но с этого момента все воины переходят под моё начальство, и ты им больше не указ, старейшина.
— Только если это будет касаться войны, за всё остальное отвечаю я.
Я посмотрел ему в глаза и усмехнулся. Кто бы сомневался… Ну, посмотрим, воевать я тут с ними не собирался, хотя, может и придётся. Ладно, разберемся, как дальше будет, вдруг я само собой до большого аксумского начальника дослужусь.
На том разговор и закончился. Я пошёл к своей хижине, а старейшина — провожать доблестных воинов и сборщика налогов в долгий путь. Собирать воинов после заявления старейшины я вообще не собирался. Раз он начальник, то я дурак, а раз дурак, то всё я делаю не так. Да и не моя это забота — собирать да кормить. Пусть они сами как-то начнут, а я их буду учить, при необходимости, и заставлять, хотя, после слов старейшины и быку понятно, что они меня не будут слушаться. В армии, особенно на войне, двоевластие исключено, ничем хорошим оно не заканчивается.
В этот день меня никто не беспокоил, и я занимался только оружием и женщинами. А то, действительно, придётся идти воевать, и буду жалеть об упущенных возможностях. Так длилось до следующего утра, пока ко мне не прибежал гонец, сказав, что меня ждёт старейшина и собранные воины. С большой неохотой я отправился смотреть своё воинство.
Перед хижиной старейшины собралось около шести десятков воинов, которых смогла выставить деревня из порядка четырёхсот с чем-то жителей. Негусто. Воины в основном отличались молодостью, иногда весьма и весьма заметной, и это, конечно, не прибавляло мне оптимизма.
Когда я подошёл к ним, они все стояли необученной толпой. Вернее, кто стоял, кто сидел, кто ходил туда-сюда. В общем, дело было вечером, делать было нечего. И из этого воинства мне предстояло сколотить подразделение, учитывая, что они мне формально даже подчиняться не будут? Вот оно мне надо?
Однако, получилась моральная ловушка: и бросить нельзя, и брать на себя руководство — тоже не лучший вариант. Остаётся готовиться к худшему и надеяться на лучшее. То, бишь, прятать в тайнике зелья и всё самое пока ненужное, а оружие и броню всегда иметь при себе.
— Строиться! — зычно проорал я. Меня не поняли.
— Становись! — тот же самый эффект, не хотят понимать.
— Все сюда, встать напротив меня! — полный ноль.
Ещё пара команд, доступных на их языке и их пониманию, прозвучала из моих уст. Эффект также оказался нулевой. Нет, меня знали и даже попытались выполнить мои команды, собираясь в кучу, но, во-первых, делали это не все, а во-вторых, с явной неохотой.
Откуда-то нарисовался старейшина. Он сразу взял власть в свои руки, крича и собирая всех в одну группу, даже не в линию, а в группу, что я и без него уже практически добился. Благодаря его «помощи», всё стало намного хуже.
Тут для меня всё стало ясно. Это не воины — это сброд. Причём, сброд необучаемый и совершенно не желающий мне подчиняться. Грёбаный старейшина… А тот и рад стараться. Я отдам команду, он дублирует или поясняет, или перевирает её, в общем, в рядах царил настоящий цирк. Много суеты, а толку нет.
Тут я вспомнил себя солдатом. Давно это было, очень давно, но какие-то воспоминания всё же остались. Помню, что очень не хотелось идти в армию, прям очень… Да и, честно говоря, я её боялся. Тогда это было почти нормально, бояться. Призвавшись, я понял, почему так происходит, тут сразу работает несколько факторов: неизвестность, плохие истории, ломка прежнего уклада жизни, неумолимость государственной машины, которая помещает человека в прокрустово ложе гражданской обязанности. Ну, и общая обстановка жёсткого мужского коллектива, где никто никого не обязан жалеть, просто по самой природе.
Но не всё так плохо, кто хочет — тот быстро адаптируется, а кто не хочет — тот ищет разные причины, чтобы выставить себя несчастным, а всех вокруг угнетателями. Да и многие реально не хотят ничего делать по разным причинам. Всё у них из рук валится, голова не работает, желание служить полностью отсутствует, вот, как и сейчас у этих негров. Вроде, как всё понимают, но всячески отлынивают, а ведь это их придут резать, а не меня. Я-то отобьюсь или сбегу, а вот они — вряд ли.
В общем, первый день пошёл насмарку, я едва смог пересчитать бойцов и узнать их имена. О каком-либо слаживании подразделения и речь даже не шла. Просто я для себя понял, на что они способны, какое у них есть оружие и задумался: что мне делать дальше, в связи со сложившейся ситуацией. Когда начало темнеть, я отпустил воинов, а старейшину оставил для разговора.
— Послушай, уважаемый, ты меня просил остаться командовать воинами, но при этом они меня не слушаются, а подчиняются только тебе. Если это так, то когда начнётся бой, они будут игнорировать мои команды и не смогут воевать.
— Почему? Они будут слушаться тебя,
