Не тихий Тихий океан - Сергей Альбертович Протасов
Благодаря активной совместной деятельности армейского и флотского командования работу по организации последних войсковых конвоев, на которые по уже обкатанной методе заканчивали грузить 101-й Пермский пехотный полк и 15-й Александрийский драгунский, удалось провести в самые кратчайшие сроки. Отдельный конвой был сформирован для гвардейских полков, которые разместили с заметно бо́льшим комфортом. При этом все равно не обошлось без скандала.
* * *
Председатель Совета государственной обороны великий князь Николай Николаевич с самого момента своего появления во Владивостоке пребывал во взвинченном состоянии. Неизвестно, была тому причиной размолвка с государем перед отъездом, вызванная категорическим несогласием дяди с наметившимся сближением с «тевтонами», или крах надежд на наместничество над всеми крайними восточными землями империи, либо что-то еще, но он все никак не мог успокоиться. Те, кто хорошо знал его до этого, терялись в догадках. Профессиональный грамотный военный теперь был не в меру вспыльчив. Хоть он и с детства не обладал должным хладнокровием, необходимым для великого полководца, сейчас вообще никак не мог совладать с собой. А привычка не только отдавать команды, но и просто разговаривать громким голосом с легким налетом надменности неприятно обострилась.
К тому же явно затянувшийся загул отнюдь не шел ему на пользу. Он не вникал должным образом в хлопоты по подготовке к отправке экспедиционного корпуса. Даже к погрузке на пароходы гвардейских полков, возглавить которые ему предстояло, не желал иметь отношения. А все штабные совещания для него сводились к краткому изложению видения ситуации. Причем каждый раз исключительно из его уст и вне всякой очереди, с несколькими тезисами относительно способов решения возможных проблем, иногда изложенных письменно и передаваемых каждый раз для дальнейшей проработки. После чего он тотчас покидал собрание. Тратить свое время на выслушивание чьих-то других мнений он категорически не желал. Как весьма весомая персона, к тому же занимающая такой пост, он мог себе это позволить. А вот погружаться в скучные расчеты и взаимные согласования – это увольте.
Вместо этого, слегка отдохнув с дороги, Николай Николаевич вполне благосклонно принял приглашение городской управы на торжественный ужин в свою честь, потом на молебен, потом на прочие соответствующие чину и статусу церемонии. С ним приехало полтора десятка человек свиты и членов совета, принимавших активное посильное участие во всех торжествах и их продолжении. Вскоре стало своего рода традицией, заканчивать их на борту парохода «Владимир», где разместили штаб Московского лейб-гвардии полка и один из его батальонов.
Уже перед самым отправлением великий князь потребовал дополнительно улучшить условия размещения гвардейских частей, лично распорядившись выгрузить значительную часть снабжения и амуниции, в том числе свою конюшню, с «Владимира» на берег с последующей передачей на любой из транспортов конвоя, который надлежало выделить именно для нужд гвардии.
Он даже выбрал подходящее, по его мнению, судно и успел распорядиться освободить там часть грузового объема. Однако после изменил свой выбор, поддавшись уговорам то ли интендантов, то ли кого-то из своей свиты. Однако новый кандидат тоже оказался забит под самый подволок, и снова пришлось распорядиться освобождать место, выслушивая скучные доводы тыловиков, которых неожиданно поддержали некоторые из штабных офицеров.
В конце концов ему это просто надоело, и он устранился от какого-либо участия. Но по его личному распоряжению, точно так же начали разгружать «Киев», «Воронеж», «Сент-Кулдо», «Силурним» и «Свеаборг» на которых размещались остальные части гвардейских полков.
Аргументированные возражения портового начальства, ссылавшегося на недостаток пароходов, распоряжения наместника императора и расписание погрузки припасов и снаряжения, утвержденное Дальневосточным военным советом, в расчет не принимались. Но командиры гвардейских транспортов, оказавшиеся между молотом и наковальней, доложили о них своему шефу.
Тогда великий князь вызвал к себе контр-адмирала Иессена. В Штабе (!) такого пассажа не поняли, однако разъяснять ничего не стали. Тем более что тот последние дни перед выходом в море провел в заливах Посьет и Америка, проверяя готовность флота и судов, уже принявших на борт людей и грузы, к предстоящему непростому переходу и не смог немедленно явиться на борт «Владимира» по требованию «командира всех гвардейцев Владивостока». А назначенный младшим флагманом Тихоокеанского флота контр-адмирал Беклемишев еще не добрался к тому времени до нового места службы. Да и какой с него был еще спрос, когда он даже дел не принял.
Однако пренебрежения своими рекомендациями Николай Николаевич спустить никак не мог. Так и не найдя на ком оторваться, он явился в портовую контору и устроил прилюдно форменный разнос начальнику порта контр-адмиралу Греве, начав с «преступной недопустимой небрежности в отношении кораблей гвардейского экипажа», заканчивая «безобразной подготовкой транспорта для морской перевозки войск». Никаких доводов он не слушал, отчитывая адмирала как мальчишку.
Дело кончилось тем, что уже немолодой контр-адмирал, за последние месяцы жесточайше измотанный поддержанием боеспособности флота и одновременным развитием подчиненных ему портовых мощностей, доведенный всем этим почти до грани нервного срыва, сразу после его ухода слег в беспамятстве с тяжелым сердечным приступом. Как показал осмотр врачей, все оказалось весьма серьезно, и он на две недели попал под строжайший «медицинский арест», даже не успев передать дела.
Остаток этого дня и следующие трое суток просто спал под воздействием опиумных настоек, которыми его регулярно поили. Замы, хронически загруженные и до этого, не имея на сей счет конкретных приказов, просто занимались своими делами. В итоге никаких конкретных распоряжений относительно изменений в составе груза так и не было никем отдано.
В конце концов, по устному приказу гвардейцев, все не поместившееся снабжение просто выгрузили на берег, оставив в конторе, прямо на столе, письменное распоряжение на имя начальника порта обеспечить его доставку в пункт назначения гвардии на Хоккайдо любым способом… И конвой ушел!
Поскольку ни одного достаточно крупного парохода к этому времени ни во Владивостоке, ни в его окрестностях уже не осталось, а связаться с кем-либо из высшего начальства не удалось, неожиданно образовавшийся срочный груз спешно распихали на два трофейных старых угольных парохода и отправили в Хакотдате. С ними отправили и бумагу, делегировав дальнейшую заботу о нем штабу Небогатова. Чисто случайно у «лишнего снаряжения» так появился хоть какой-то шанс догнать своих хозяев, «срезав угол».
Связаться по радио с русским командованием Цугару не удалось, так что встречу этих «самотопов», как их окрестили грузчики за унылый внешний вид, никто не организовывал. А поскольку в главной базе Российского Тихоокеанского флота к тому времени вообще не осталось ни одного военного корабля, способного на переход через
