Царь нигилистов 2 - Наталья Львовна Точильникова
«Д/з: решить все арифметическими методами (без „x“!!!)»
— У-у-у! — сказал Саша.
— Один раз, — успокоил Сухонин. — Потом я от вас отстану.
— Ладно, — вздохнул Саша. — Мозгами тоже полезно поворочать. А то для алгебры мне совсем думать не надо.
И тепло попрощался с восхищенным Сухониным.
Следующий урок не обещал такого успеха. Ибо назывался «Закон Божий».
Первой мыслью было просто сказать «пас», как в случае с немецким и церковнославянским. А как же чудом заработанная репутация сильно верующего человека? Закон Божий не тот предмет, по которому политически дальновидно говорить «пас».
Что ж! Попробуем выехать на общей эрудиции.
Саша вспомнил, как его еще мальчиком, там в будущем, мама водила в Третьяковскую галерею и не могла объяснить ни одного библейского сюжета. «А кто такая Агарь? — спрашивал Саша. — И почему она в пустыне?»
И мама, весьма прилично окончив самую лучшую в мире советскую сталинскую школу в самом центре Москвы, терялась и не знала, что сказать.
Хорошо, что его занесло сюда все-таки из постсовка. Он знал, кто такая Агарь. И даже, кто такой Иосиф Прекрасный.
Ну, что у него в загашнике? Фрагментарно прочитанная 30 лет назад купленная на Кузнецком мосту протестантская Библия. В черной обложке такая, на тонюсенькой бумажке.
Это первое.
Какая-то книга Клайва Льюиса, прочитанная примерно тогда же. В девяностые было модно читать Льюиса. Название вспоминалось с трудом. «Просто христианство», что ли?
Содержание он не помнил совсем. К тому же Льюис — тоже протестант, вроде.
Это второе.
Интересно, насколько протестантское учение отличается от православного? Больше, чем система взглядов сторонников разбивания яйца с острого конца от сторонников разбивания яйца с тупого? Или меньше?
Многократно прочитанный и перечитанный культовый роман «Мастер и Маргарита». Оттуда тоже можно что-то почерпнуть, не факт, правда, что совсем каноническое.
Это третье.
Подзащитный Леша. Это не тот Леша, который военный, а тот, который политзэк и историк. Леша-военный был по экономике, а Леша-историк — по политике.
Так вот, Леша-историк был верующий и прихожанин одного из чудом сохранившихся в Москве либеральных приходов отца Алексея Уминского. Собственно, линия защиты заключалось в том, чтобы притащить на суд по мере пресечения побольше журналистов (тогда еще существовали оппозиционные издания) и побольше священников, чтобы последние написали поручительства. И священников пришло человек пять.
Параллельно искали записи с камер видеонаблюдения, чтобы доказать алиби. Собственно, Леше вменяли организацию массовых беспорядков. Записи нашлись, и как дважды два доказывали, что не было не только беспорядков, но и Леши на них.
Саше хотелось верить, что сыграли именно записи, хотя российское правосудие, особенно по политическим делам, уже тогда представляло собой некий черный ящик с непредсказуемой реакцией на внешние раздражители.
В общем, Леша-историк отделался двумя месяцами «Матросски», что Саша считал своей чистой адвокатской победой.
Но загрузить защитника православием Леша-историк успел. Хотя и мало.
Это четвертое.
Леша-военный, как это ни удивительно, тоже был верующим и, кроме много всего военного, когда-то окончил католический Институт Фомы Аквинского в Киеве. В тюрьму он вообще не попал, поскольку вовремя свалил в Незалежную.
Но загрузить защитника успел.
Саша даже знал, что такое филиокве. Непреодолимое и коренное отличие католического символа веры от православного заключается в том, что католики считают, что святой дух исходит от Отца и Сына, а православные — что от Отца через Сына. Само собой, последние совершенно не могут общаться с такими грязными и лживыми еретиками, как первые.
Это пятое.
В общем, много. Правда, полный экуменизм.
Но, в конце концов, если он ляпнет что-то католическое или протестантское, на то протопресвитер Василий Борисович Бажанов и законоучитель, чтобы поправить.
Саша понятия не имел, как вести себя со священниками, если они не в церкви, и, на всякий случай встал, когда в учебную комнату вошел человек в рясе.
У протопресвитера Бажанова было простое крестьянское лицо, обильная седина в длинных до плеч волосах и окладистой бороде. И внимательный взгляд.
— Садитесь, Александр Александрович! Ну, что вы!
Саша послушался.
— Полковник Сухонин от вас в восторге, — заметил священник.
— Математика — это просто, — сказал Саша. — Ничего не надо учить, одно из другого следует.
— Раньше это было для вас не так, — напомнил Василий Борисович. — Сухонин сказал, что вы все лето посвятили чтению.
— Вторую половину, — признался Саша. — Мне надо было многое вспомнить. Но до Закона Божьего не добрался.
— А я ничего сложного не спрошу. Только по катехизису.
Саша слабо представлял, что такое «катехизис».
— Александр Александрович, из чего состоит Священное писание?
— Из Библии.
— А из каких двух частей состоит Библия?
— Из Ветхого и Нового Завета.
— Какие вы знаете книги Ветхого Завета?
— Бытие, Левит, Притчи Соломоновы, книги царств, книги судей, Экклезиаст, Песнь Песней, Псалтырь, Эсфирь, Юдифь, книги пророков, Маккавейские.
Про Маккавейские Саша помнил, потому что их очень агитировал почитать Леша-историк. Но, Саше, понятно, было некогда.
— А сколько их всего?
— Не помню, — признался Саша.
— А что входит в Новый Завет?
— Четыре Евангелия и Апокалипсис.
— И все? — удивился Бажанов.
— А! Еще послания апостолов.
— И все?
— Деяния апостолов.
— Отлично!
Честно говоря, вопросы напоминали Саше типичный набор двоечника, вроде, «какого цвета был учебник?»
— Символ веры можете прочитать? — спросил Бажанов.
— Нет, — признался Саша. — Я его не помню.
Священник вздохнул.
— А «Отче наш»?
— Первые две строчки: «Отче наш, который на небесах! Да святится имя твое!»
— По-русски? — удивился Бажанов.
— Я не помню церковнославянский вариант. Мне кажется, если бы служба была на русском, я бы запомнил. Его же много раз читают. И символ веры — тоже. А так просто непонятные стихи под красивую музыку. Я не помню церковнославянского.
— Вы считаете, что служба должна быть на русском?
— Да.
— Но есть определенные традиции, на русском это будет совсем не то, да и понятен церковнославянский.
— Примерно также, как латынь средневековым немцам.
— Преувеличиваете, Александр Александрович.
— Сужу по себе. А на каком языке Христос дал свою молитву? На древнееврейском или на арамейском?
— На арамейском. Но прежде, чем отменять церковнославянский, вы его сначала выучите.
— Конечно. Думаю, церковная служба мне в этом поможет. Если цель церкви в том, чтобы научить всех церковнославянскому, то — да, богослужение, конечно, должно быть на этом языке. Но мне казалось, что цель не в этом.
— А в чем?
— В том, чтобы научить вере и любви. Разве не так?
— Еще надежде, — поправил Бажанов.
— И какой толк от учебника на непонятном языке?
— Переводим сейчас Ветхий Завет на русский, — улыбнулся Бажанов. — С древнееврейского.
— Вы знаете древнееврейский?
— Да. И арамейский, и греческий.
— Я, конечно, преклоняюсь, но Священное писание — это для
