Николай Андреев - Гром победы раздавайся!
Юзфронт смог перемолоть последние австрийские резервы. Вена спешно набирала даже шестнадцатилетних подростков в армию. Наружу выплыли проблемы с продовольственным обеспечением. Надежды на украинский хлеб не оправдались. В городе поднялся голодный бунт, кроваво подавленный правительством. Волна забастовок прокатилась по Будапешту, Праге и славянским провинциям, остановленная лишь благодаря вооруженной силе. А сведения об этих жестокостях, о бедственном положении Австро-Венгрии по приказу Кирилла печатали все крупные газеты империи. И, кстати, не только Российской империи. Служба имперской безопасности сумела изготовить большой тираж одной из австрийских газет. Во всяком случае, со стороны отличить экземпляр настоящего печатного издания и сибовского смог бы разве что специалист.
И вот однажды утром эти листовки выбросили из самолетов над австрийскими позициями в Галиции. В тех частях было много чехов и венгров, и в считаные часы вспыхнули волнения. «Мы тут сражаемся за двуединую монархию, а император расстреливает наших братьев? Довольно! Хватит! Навоевались!» Многие даже находили знакомые имена в газете. Офицеры поделать ничего не могли. Газета была как настоящая, да и командный состав воспринял сообщения в ней практически так же, как и нижние чины.
Горбатовский, по приказанию Кирилла, начал наступление на соседних участках фронта, оставив напротив взволновавшихся частей лишь минимальные контингенты. Удалось прорвать вражеский фронт снова, воспользовавшись волнениями в австро-венгерских частях. Противник начал спешный отход. Тот же самый прием применили и на других участках фронта. Правда, удался он не везде, но… успех был налицо! Пока очередная часть отказывалась продолжать сражаться, их соседи отходили под мощными ударами. Это было бы смешно, если бы не было так грустно: дисциплина уже была совсем не та, что в начале войны.
К сожалению, с германскими частями такого не смогли сделать. Кайзеровские части все еще сохраняли дисциплину и стойко перенесли вести об очередных голодных бунтах, которые вправду имели место в Берлине и в Рурской области…
Юго-Западный фронт смог развить успех, и вот уже Львов оказался на грани падения, а мощный ударный кулак нацеливался на Будапешт. Решено было забыть о криках союзников, требовавших помощи против германцев, которые на Западном фронте во Франции все никак не желали отходить. В союзнических частях уже началось брожение, и заработали военно-полевые трибуналы. Французы решили использовать опыт русской армии, в которой относительно хорошую дисциплину поддерживали широкими репрессиями и некоторыми послаблениями. Солдаты просто слишком устали воевать…
В то же время на Румынском фронте стояло затишье. Германцы и австрийцы перебрасывали свои дивизии на Юго-Западный фронт или к Чаталджину, чего и добивался так долго Кирилл. Пока немецкие силы, спешно снятые с Салоникского и Румынского фронтов, штурмовали ставшие русскими позиции у Стамбула, в порт Варны входила эскадра судов Черноморского флота. Их встречали не выстрелами, но — молчанием. Кирилл получил от нового болгарского царя ответ на предложение заключить мир. Сын Фердинанда потребовал за выход из войны турецкие земли в Европе и помощь в возвращении Добруджи. А заодно кредиты на восстановление экономики, перевооружение болгарской армии, никаких контрибуций и уступок из-за участия в войне на стороне Германии и Австро-Венгрии и много чего еще. Сын Лисы немало запросил в обмен на выход из войны. К тому же благодаря этому он мог завоевать популярность народа: болгары уже на пределе своих сил, и вот-вот дивизии могли просто отказаться воевать.
Кирилл прекрасно понимал, что скрыть выход из войны Болгарии более одного-двух дней не удастся. Так что приходилось действовать невероятно быстро. Борис попросил обеспечить защиту страны от возможного ввода германских и австрийских частей. Сделать это они могли через западную границу. И туда направились перекинутые из-под Стамбула части. Все равно они решали ту же задачу, что и в Царьграде. Вскоре Борис официально заявил о выходе Болгарии из войны. За несколько часов до этого все офицеры и представители Центральных держав в Софии и основных городах страны оказались под арестом или же скрылись. В болгарской столице уже действовало два полка русских солдат, встреченных если уж и не тепло, то хотя бы благожелательно многими местными. Люди, еще помнившие Александра Освободителя и Скобелева, Шипку и Плевен, восприняли появление русских частей как символ окончания малопонятной народу войны. Царь Борис, опасаясь прогерманского переворота, отправился в расположение русских полков. Румынский фронт оказался открыт. Русские аэропланы разбросали над болгарскими позициями листовки с текстом манифеста Бориса. Новый царь говорил о том, что армия великой Болгарии должна прекратить боевые действия против братской России, которая обещала помощь ослабшему государству. Там же был и список некоторых уступок, которые сделал Кирилл Борису. Это был один из самых веских аргументов. Повсюду было ликование: ну вот и кончилась война! Немногочисленные немецкие части, еще оставшиеся на Румынском фронте, не смогли бы воспрепятствовать русско-румынским частям. К тому же немало германских солдат оказались разоружены самими болгарами, возвращавшимися домой. Все железные дороги из Румынии в Болгарию были погружены в хаос. Солдаты занимали все поезда, набивались в вагоны, спеша домой, не обращая более ни на что внимания. Множество германцев сдалось в плен начавшим полномасштабное наступление армиям Румынского фронта. Еле удалось остановить издевательство румынских частей над пленными и грабеж складов, особенно тех, где можно было раздобыть спиртное и хоть что-то ценное.
Германские части на Чаталджине и Салоникском фронту оказались в незавидном положении. Сюда спешно перебрасывались все те силы, что можно было снять с Итальянского фронта, уже и так трещавшего по швам. Там австрийцев спасало лишь то, что итальянцы оказались в этой войне не самыми лучшими бойцами. Больше ждать резервов было неоткуда: Австро-Венгрия оказалась на последнем издыхании. Новый Луцкий прорыв, хотя и начинавшийся не так успешно, как прошлый, зато поддержанный другими фронтами и подкрепленный достаточными техническими и материальными ресурсами, перемолол последние дееспособные австрийские части. Германцы послали несколько дивизий, все, что они могли, но и те остановились к западу от Львова, становясь на пути у наших наступающих армий. Немцы сумели прорвать кольцо блокады вокруг столицы Галиции, но не стали его оборонять: солдаты требовались на других участках. С Западного фронта также удалось перебросить до армии, которая занимала оборону на восточной границе Словакии. Передовые части Юго-Западного ждали там уже к началу июня…
ЭПИЛОГ
Кирилл, в который раз безмолвно взирал на карту Восточного фронта. Эх, сколько же всего произошло за последние месяцы…
На Северном фронте Корнилов приказал бросить Митавский плацдарм, отступив в сам одноименный город. Германские части перешли здесь в наступление, отбросив выдыхающиеся русские части. И попали в капкан. Ставка перебросила сюда практически всю наличную авиацию и около сорока тысяч человек из Петроградского гарнизона.
«Муромцы» вспахали вражеские позиции и вывели из строя большую часть тяжелой артиллерии. Германская авиация сделать ничего не могла: оборудованные пулеметами «Муромцы» более или менее успешно отбивались от противника. К тому же большую часть аэропланов Людендорф, командующий всеми германскими силами, перекинул на Западный фронт.
Начались новые затяжные бои на подступах к Митаве и даже в ее предместьях. Кровью умывались штрафные батальоны. Огнеприпасов уже не хватало. Спасала лишь авиация, которую использовали для транспортировки хотя бы небольшого числа патронов и снарядов на позиции. В Митаве для этого даже специально оборудовали аэродром. Правда, большую часть времени он был пустым: едва ящики с патронами оказывались на взлетной полосе, их тут же грузили на телеги и автомобили и перевозили на позиции. Выросло количество дезертиров, не боявшихся даже расправы. Корнилов информировал Ставку о том, что Митаву удержать не удастся, германцы собрали здесь ударный кулак, который вот-вот обрушится на обескровленную Двенадцатую армию. Переброшенная сюда из-под Вильны тяжелая артиллерия бомбардировала город с утра до вечера. Немцы хотели доказать, что их еще рано списывать со счетов.
Та же самая картина была и под Двинском: здесь собралась значительная группировка немецких сил, которая через считаные дни должна была ударить по городу. Позиции к западу от Западной Двины, до того захваченные Северным фронтом, пришлось сдать. По армии пошли печальные до горького смеха фельетоны по этому поводу. Дух солдат падал. Кое-где уже начались случаи братания с германцами.
