Сергей Шхиян - Ангелы террора
— Это невероятно! — опять сообщил он мне. — Я не верю собственным глазам.
Мне было не до его высказываний, я прикрыл глаза и немедленно заснул. Когда я опять проснулся, то в комнате находилось целое общество во главе с хозяином.
— Аарон Моисеевич, как вы? — первым делом спросил я улыбающегося Гутмахера.
— Отлично, ждем, когда вы выздоровеете, — ответил он. — Я всем говорил, что переварить пулю для вас не проблема. Как у вас с головой?
— Вроде, ничего, — ответил я, прислушиваясь к своим ощущениям. — Побаливает, но умеренно. Что с Лидией Петровной? Чем вообще все кончилось?
— Об этом прискорбном событии ни слова! — решительно заявил доктор. — Вам категорически нельзя волноваться!
— Но если я ничего не узнаю, то это будет волновать меня еще больше.
— Все в порядке, — вмешался в разговор Илья Ильич. — Есть сложности, но небольшие. К тому времени, когда вы выздоровеете, все уже положительно разрешится.
— А где Таня, почему ее нет?
Мне показалось, что возникла неловкая пауза, которую прервал опять же Илья Ильич:
— С Татьяной Кирилловной все в порядке. Она в доме. Мы не хотели доставлять вам лишние волнения… Если вы не против, то мы дадим вам возможность отдохнуть. Когда доктор рассказал, что вам стало лучше, мы не могли отказать себе в удовольствии навестить вас и своими глазами убедиться, что вы идете на поправку.
От такой старомодной, изысканной велеречивости мне сделалось смешно, но я даже не улыбнулся, только кивнул головой.
— Ну, выздоравливайте Алеша, — на прощание сказал Гутмахер, и гости гуськом покинули комнату.
Мне показалось, что мои друзья и соратники что-то темнят, но я не смог понять, в чем. Скорее всего, дело касалось Тани, которой, как верной боевой подруге уже давно следовало появится у моего одра. Оставалось одно, срочно приводить себя в порядок и разбираться самому. Чем я и занялся, несмотря на слабость и звон в ушах. Дело шло у меня значительно медленнее, чем когда я лечил других людей, опять-таки из-за плохого самочувствия. Как только я перенапрягался, тут же переставал себя контролировать и впадал в полузабытье.
В конце концов, самолечение так меня вымотало, что я заснул и без просыпу продрых до утра. Однако, утром оказалось, что мое состояние настолько улучшилось, что я без особого труда доковылял до туалета и обратно, а по пути еще полюбовался в окно на снегопад. Не успел я вернуться в постель, как пришел доктор. Мои вчерашние успехи настолько выбили его из колеи привычных представлений о методах лечения, что, как мне кажется, он начал смотреть на меня как на ярмарочного фокусника и перестал чему бы то ни было удивляться.
— Ну-с, — поинтересовался он, — вы еще в постели? Ключица у вас срослась?
— Не знаю, — ответил я, — но с головой вроде неплохо, болеть почти перестала.
— Что же, этого и следовало ожидать. Давайте, я разбинтую ваше плечо.
Старик опять, как и вчера, ловко распеленал меня и с удовольствием поцокал языком.
— Очень хорошо. Я бы сказал, великолепно! Мне вчера ваш странный приятель рассказал, что вы сами что-то вроде знахаря, не поделитесь опытом, как у вас это получается?
— Я бы с удовольствием, — искренно ответил я, но я сам не знаю, как это у меня получается. Внезапно, одночасно прорезались способности к лечению, домните, как у Пушкина: «Баба ведьмою слыла, все болезни исцеляла…», а я хоть и не ведьма, но тоже получается…
— А что вы для этого делаете?
Я объяснил. Старичок долго думал, по своей привычке жуя губы.
— Наверное, это не поддается научному пониманию.
— Ну, почему же, — возразил я, — вы уже слышали про рентген?
— Вы имеете в виду Х-лучи ученого Вильгельма Рентгена?
— Наверное, — не очень уверенно ответил я. — Я говорю о лучах, которые проникают сквозь человеческое тело?
— Именно, — подтвердил врач. — Я сам в Германии в Вюрцбургском университете видел такой прибор!
— Ну, а я, вероятно, что-то вроде такого прибора, только без электрических проводов. Доктор, откровенность за откровенность, вы встречали в доме молодую барышню по имени Татьяна Кирилловна?
— Неужели это может быть… — задумчиво произнес старик. — Невероятно, но факт… Вы говорите о невесте Ильи Ильича? — наконец вспомнил мой вопрос эскулап.
— Татьяна Кирилловна — невеста Поспелова?
— Кажется, да. А еще вы знаете людей с такими же способностями, как у вас? — Конечно, такие люди встречаются и не так уж редко, а вы не знаете… впрочем, это не важно…
— Ей лет восемнадцать на вид?
— Очень важно! Это не просто важно! Кому восемнадцать лет?
— Барышне…
— Какой барышне? Ах, да, барышне, да, невесте… весьма возможно… Вы не могли бы продемонстрировать свои, так сказать, возможности?
— Что? — переспросил я. То, что сказал старик, было, по меньшей мере, странно. — Мог бы. Доктор, а сколько времени я был без памяти?
— Три дня, сегодня пятый день, как я вас лечу… Это и удивительно, такое внезапное выздоровление! Если я приведу к вам больного…
— Пять дней… А они давно, это самое, обручились?
— Кто?
— Ну, Илья Ильич и барышня!
— Батенька мой, я ведь врач, а не духовник… Так что относительно больного?
— Зачем мне специальный больной, — сердито сказал я, старик все время сбивал меня с мысли. — Давайте я вас полечу. У вас что, нет болезней?
— Есть, конечно, но ничего особенного, обычные для моего возраста недомогания, разве, что геморрой донимает…
Геморрой я еще не лечил, но, в принципе, какая, собственно, разница!
— Встаньте ко мне спиной, — велел я врачу.
— А, что вы намереваетесь делать?
— Подержу руку напротив вашего зада, пронижу место болезни своими лучами… Значит, уже декабрь месяц!
— Двенадцатое декабря.
— Интересно, Чехов уже в Москве?…
— Какой Чехов?
— Антон Павлович.
— Антоша? Вы с ним знакомы?
— Нет, но очень хотел бы познакомиться.
— Прекрасный человек, я с ним близко сошелся в Серпуховском уезде, на холере. Жаль только, что он оставил медицину… Вы меня не касаетесь?
— Нет, не касаюсь, — машинально ответил я. — Стойте спокойно.
Я лечил врача и думал, как у меня вдруг все разладилось: Татьяна Кирилловна бросила меня ради человека более чем вдвое старше ее, к тому же мне прострелили голову и ключицу…
— Вы знаете, Иван Андреевич, — назвал меня доктор моим новым вымышленным именем, — у меня, кажется, начинается обострение…
— Стойте, доктор, спокойно, если хотите выздороветь. Ничего у вас не начинается, это такой эффект от лечения… Хотя, действительно, хватит с вас, мне нужно отдохнуть и подумать.
Доктор не стал ждать повторного приглашения и резво выскочил из комнаты, а я продолжил подводить счет потерям. Их было много, и ни одного приобретения. Даже Москву 1900 года не удалось толком посмотреть. Однако, долго скорбеть мне не дали, принесла еду Анна Ивановна. Она улыбнулась и сказала:
— Вот, я вас сейчас покормлю, как маленького, с ложечки…
— Не нужно меня кормить, у меня у самого руки есть, — не очень любезно отказался я. — Это правда что Илья Ильич женится на Татьяне?
Анна Ивановна от неожиданности вопроса чуть не уронила поднос с едой, но как-то справилась и поставила его на стол с повышенной осторожностью. Я понял, что это волнует ее не меньше, чем меня. Не знаю, какие отношения были у нее с Поспеловым, мне казалось, что без интима, но то, что он ей не мог не нравиться, я не сомневался. Сердцу, как известно, не прикажешь, а мужчина он красивый и умный…
— Не мое дело в господские дела мешаться, — после долгого молчания сказала она, явственно проглотив застрявший в горле ком. — Татьяна Кирилловна сказали, что вы с ней не венчаны, да и вам уже думали батюшку звать соборовать, доктор сказали, что, того и гляди, преставитесь… Так кушать-то будете? Как доктор велел, бульон и сухарики…
— А ничего существеннее не найдется? Мне бы мяса кусок? Да и от рюмки коньяка я бы не отказался, у вас, помнится, Шустовский был… А может, и вы со мной за компанию, за здоровье молодых?
— Ладно, — бледно улыбнулась она, — только я себе лучше наливочки принесу…
Глава 12
Доктора мой экстрасенсорный сеанс избавил от геморроя, а мне прибавил навязчивого поклонника. Дела мои шли на поправку, и в докучливой врачебной опеке я не нуждался. Врач, как мне казалось, совсем забросил свою практику и торчал у меня с утра до вечера, пытаясь вытянуть сведения, которыми я не располагал. Я неоднократно говорил ему, что мучить меня вопросами бесполезно, я сам не знаю, как у меня получается лечебный эффект.
— Если бы я знал, как это получается, — в конце концов грубо сказал я, — то получил бы Нобелевскую премию.
В 1900 году премию еще не присуждали, но о завещании Альфреда Нобеля было известно, и что это за премия, публика уже знала.
