Радик Соколов - Холера. Дилогия (СИ)
г. Москва, Садовое кольцо — Триумфальная площадь — Пожарская улица, 23 марта, пятница, день-вечер
Сколько я служу, столько и убеждаюсь в одной очень простой, но неоспоримой истине: у наводчика БТР есть все, а если он говорит, что чего-то нет, значит, ему просто жалко отдавать. Вот и сейчас, стоило мне поинтересоваться, имеется ли в нашем бронетранспортере хороший крепкий трос, наводчик Рома Ершов задумчиво сплюнул себе под ноги и поинтересовался:
— Зачем?
— Вот этих выродков вешать, — зло бросил я.
Окунев понимающе кивнул.
— А пристрелить не проще? Трос новый почти, жалко.
— Пуля — это честная смерть для честного врага. А эти гниды подобного отношения не заслужили. Значит, будем вешать. Как раз вполне для предателей смерть подходящая.
— Угу, — снова сплюнул Рома, — понял. Сейчас найду.
С этими словами он нырнул через боковой десантный люк в нутро «восьмидесятки» и чем-то там загремел.
— Только нужно им будет кляпы забить потуже и руки за спиной связать. Мало ли… Если вдруг обратятся — так и будут висеть, дергаться, — донесся до меня его приглушенный и частично заглушенный лязганьем каких-то железок бубнеж. — А ну как сорвутся…
Мысль наводчика я уловил.
— Потом дострелим, чтоб уже ни для кого опасными не были. Но сдохнут они в петле.
Возможно, я переборщил. Возможно, стоило их просто к ближайшей подходящей стенке «прислонить». В конце концов, если б давешние, напавшие на нас вместе с бандой азербайджанцев, дезертировавшие милиционеры попались нам живыми, я вряд ли стал устраивать что-то похожее. Но тут была большая разница: «азеры» напали на нас, а не на неспособных защищаться гражданских. И произошло это задолго о того, как эвакуационный центр на Житной превратился в кубло ожившей мертвечины. Тогда у меня было куда больше сочувствия к ближним, даже если эти самые ближние хотели мне причинить вред, не совместимый с жизнью. Впрочем, наверное, стоит обо всем по порядку.
Когда этот пацан выскочил из арки старого, сталинской еще постройки, жилого дома на Садовом, по которому наша «броня» шла в сторону Триумфальной площади, и кинулся едва ли не нам под колеса, я его чуть не пристрелил от неожиданности, ей-богу. На излишне шустрых мертвецов я в последнее время нагляделся, равно как и на то, на что они способны. А тут еще разодранная куртка, грязные джинсы и залитое темной, почти черной кровью лицо. Но, не успев даже вскинуть автомат, сообразил, что кровь до сих пор весьма обильно течет из раны, что для мертвецов как-то не свойственно. Да и руками он уж больно осмысленно машет. И только пару секунд спустя, сквозь рычание дизеля, расслышал, что он еще и кричать пытается, зовя на помощь. Выходит, правда, не очень: после удара прикладом по горлу не то, что кричать — хрипеть больно, но про приклад мы уже позже узнали. Пока я уяснил только, что он не один и его друзья очень нуждаются в нашей помощи. Парень пытается сказать что-то еще, но и его сипение мне почти не слышно, и времени на разговоры, судя по тому, как он выглядит, у нас просто нет. Несколько отрывистых команд в рацию, и бронетранспортеры, едва не чиркая бортами по стенам, втискиваются через слишком узкую для них арку во двор. А там… Художник Репин, «Приплыли», картина маслом…
Понять, что именно там происходит, несложно. Трое вооруженных огнестрельным оружием здоровых лбов на «четырнадцатой» с сильно помятыми и испачканными кровью мордой и капотом, похоже, только что вполне успешно «отжали» у кого-то старенький, но вполне бодро выглядящий «Шеви-Блейзер». И теперь, почти не обращая внимание на в кровь избитых хозяев перекидывают из «жигулей» в просторный багажник джипа свои пожитки. В Уголовном Кодексе это явление называется «разбой» — открытое хищение чужой собственности с применением насилия или угрозы его применения. Хотя, какие уж там угрозы. Судя по всему, выскочивший под колеса нашего бронетранспортера паренек — едва ли не наименее пострадавший. Остальные выглядят и чувствуют себя куда хуже. С чего я так решил? Ну, хотя бы с того, что он, несмотря на нехорошего вида рану, все же на своих двоих вполне шустро бегает, а не скрючившись на асфальте лежит и дышит через раз. Но это про мужскую половину потерпевшей компании. Девушек, довольно миловидных, как я успел разглядеть — почти не били. Но, судя по их виду и состоянию одежды — лучше бы избили. Так, теперь еще и статью «Изнасилование» плюсуем. Самое же мерзкое в этой ситуации, что на всех трех лбах — серая милицейская форма. И оружие в их руках — явно табельное, да и автомобиль, судя по раскраске и номерам частным быть не может.
— А ну, замерли! Стволы на землю, руки в гору!
Нет, прав был старина Аль Капоне: «Добрым словом и большим пистолетом…» А уж если вместо пистолета — глядящий собеседнику точно в лоб раструб четырнадцати с половиной миллиметрового КПВТ… Тут можно вообще о чем угодно договориться. Троице «серых братьев» спорить с крупнокалиберным аргументом явно не хочется, и они аккуратно складывают свои пистолеты и одну на троих «ксюху» под ноги.
— Ну, и какого рожна тут происходит?
Я, как уже и сказал, сам отлично понял, что тут творится, но догадался — это одно, а вот подтверждение от участников событий получить — совсем другое.
— Да нормально все, коллеги, расслабьтесь, — пытается «распедалить» ситуацию молодой нагломордый старлей, судя по шеврону, из ППС.
— Пасть захлопни и не дергайся! Твои, сука, коллеги под Тамбовом в овраге кобылу доедают.
«Пепс» сразу сник и послушно замолчал. Ну, да, хоть и сволочь, но не дурак и прекрасно понимает, чем подобные «шалости» сейчас для него и подельников его закончиться могут. Ну, раз понял, так и стой, переваривай, шансы свои небогатые прикидывай.
— Они машину нашу отобрать хотели, — натужно сипит выскочивший на нас из арки парень.
— Погоди, — обрываю я его. — Вальмонт! Санитарная сумка у тебя?
— Ага, — отзывается наш внештатный взводный санинструктор, высунувшийся из люка БРДМ.
— Давай сюда, тут сразу несколько кандидатов на первую помощь! А ты рассказывай, — киваю я охрипшему. И, тебя как звать, кстати?
Парень представляется Кириллом и, пока Евгений наскоро промывает ему перекисью водорода неглубокую, но сильно кровящую рану на голове, а потом перевязывает, начинает рассказывать. Монолог у него выходит несколько сумбурный, путаный. Он постоянно испуганно оглядывается в сторону перекрытой корпусом БРДМ арки, в которой уже вовсю захлопали вразнобой автоматы нашей тыловой заставы. Да и говорить ему явно больно. Как я понял, они — компания, три парня, три девушки. Вместе учились. Когда все закрутилось-завертелось — сидели на паре в своем институте. Мертвяк вломился прямо в аудиторию во время лекции. Представляю, что там после этого началось, но суть не в этом. Из института вырвались, в общежитие решили не возвращаться, а вместо этого — отсидеться на квартире единственного среди них москвича Сергея, парень, назвав имя, ткнул пальцем в одного из избитых, рядом с которым как раз сейчас сидит со своей сумкой Вальмонт. У него, оказывается, родители трудятся в какой-то иностранной фирме и сейчас где-то в Германии и квартира в его полном распоряжении. Кроме того, Сергей еще и триалит понемногу, и у него пусть и «лохматых» годов выпуска, но вполне рабочий внедорожник «Шевроле» имеется. Ага, тот самый, из-за которого, похоже, все и началось. До сегодняшнего дня сидели, подчищая большой холодильник и кладовку, и ждали помощи. Но, судя по Интернету, ситуация лучше не становилась, скорее — наоборот, а буквально час назад по телевизору сказали, что спасательная операция в центре Москвы прекращается в связи с недостатком сил. Мол, выбирайтесь сами, если сможете. И они решили выбираться.
— Двор вы зачистили? — поинтересовался я, кивнув на шесть грязно-окровавленных тел у одного из подъездов.
Кирилл кивает в ответ.
— Молодцы. Это чем же вы их?
Тот молча указывает в сторону «четырнадцатой», возле которой я вижу на асфальте крупный и явно тяжелый хозяйственный молоток на длинной черно-желтой обрезиненной ручке и… бейсбольную биту. Оба-на, похоже, не прав я был, когда так плохо про сей инструмент возле автосалона на Варшавке отзывался. Видно, в умелых руках и битой можно дел наворочать, если постараться.
— Ясно, а потом что было?
А потом, когда они уже загрузились в «Блейзер» во двор вползла сильно битая патрульная милицейская машина. Вползла, и заглохла. Ну, судя по тому, что я отсюда вижу, водитель зачем-то решил зомбей на таран брать. И очень быстро выяснил, что «жигуль» в данном вопросе — совсем не то же самое, что бронетранспортер. Может, патрубок какой порвал, а может и радиатор пробил, не знаю, да и не интересно оно мне. А Кирилл продолжает рассказывать. О том, как они сначала сильно обрадовались, и о том, как те, от кого ждали помощи, под стволами выкинули их из внедорожника, разоружили, избили… Про девушек он ничего не говорит, только беспомощно разводит руками, но тут и без слов все понятно. Ему почти в самом начале потасовки влупили прикладом «укорота» сначала в лоб, а потом по кадыку. И, после того, как он, заливаясь кровью и слезами, задыхаясь, рухнул на землю, уже не трогали. Видно, посчитали, что сам концы отдаст. Зачем на такого время и силы зря тратить? Действительно, там ведь и поинтереснее дела были… Ну, а Кирилл, когда понемногу пришел в себя, так и лежал, не подавая вида, что очухался, а услышав наши двигатели, решил, что терять уже один черт нечего и, пока на него не глядел никто, бросился через арку на Садовое, в надежде найти там помощь. И нашел там нас.
