Священная лига - Денис Старый
Глава 16
Изюм.
10 апреля 1683 года
И всё-таки какое же долгое дело — война. Вот возле Изюма, у Харькова, у Славянска, собралось большое войско. По меркам того, что может выставить на данный момент русская держава, войско было действительно огромным. И мы стоим, не движемся никуда. А земля уже и просохла.
С учётом кочевников, которые должны были вот-вот прийти перед самым началом боевых действий, прежде всего, это калмыки и башкиры, ну и ногайцы моего тестя, то выходило как бы не девяносто тысяч. А к этому числу сколько обозников, иных слуг? Торговые люди подтянулись, ремесленники приехали даже из Киева. Знают, что где так много воинов, всегда найдется работа и для кузнеца и для кожевенника, даже для гончара.
Регион настолько ожил и стал многолюдным, что так и хотелось дать каждому по лопате и на десяток вёрст послать в разные стороны, определив по десятине земли. И после быть уверенным, чтобы половина Дикого Поля уже этой весной распахалась и засееялась
Да пока ещё нет повода задумываться о том, как пахать Дикое Поле. Вначале нужно хотя бы заключить серьёзный долговечный договор с татарами. Конечно, любой долговечный договор держится лишь только до того момента, пока одна сторона не станет сильнее, чтобы его нарушить. Но хотелось бы верить, что Россия становится на тот путь, когда она будет только крепнуть.
И даже здесь, южнее Изюма, земля была благодатная и мало где распаханная. Строить дома и селиться в неспокойных краях никто не хотел. Но иные вынуждены были, но боевитые сплошь и рядом, мало забитых крестьян. Так что и люди были… Вот посмотришь — вроде бы он крестьянин, а сабелька на боку имеется.
Есть за что нам воевать, есть чего добиваться. И если станет Россия прочно на Диком Поле и распашет эти земли, то уже лет через тридцать будем удивляться, как же случился такой демографический взрыв и откуда взялись ещё миллионы русских и не только русских людей.
Хотя… Только русских. Ведь будь ты хоть тунгусом, но если примешь культуру и веру русскую, то и русский. А разрез глаз, или цвет кожи… Вон Пушкин, потомок чернокожего, так такой русский был… всем русским русский.
У меня уже есть мысли, подкреплённые действиями, чтобы привлекать в Россию большее количество южнославянских народов. В прошлой истории только лишь ближе к середине XVIII века в Россию стали пребывать из Османской империи сербы, в меньшей степени хорваты, словенцы и другие. Не помню из истории, чтобы от них были какие-то серьёзные беды. А вот то, что немало сербов впоследствии стали и русскими генералами, и в целом достойными людьми, служившими на благо России — это факт.
Так что я с собой притащил ещё и подмётные письма, листовки, которые хочу каким-то образом доставить в Белград, да просто раскидать там. А слухи о том, что можно удрать и переселиться в Россию, обязательно потом разнесутся, как сарафанное радио.
И Россия получит не только верноподданных, но ещё и дополнительные силы, с которыми можно будет против тех же турок или татар воевать. Это если нам в эту военную кампанию хорошенько прижать Крым. А прижать нужно…
Но пока задача — начать боевые действия. Пока еще люди копытом бьют в ожидании, а кони потирают руки в нетерпении. Или наоборот…
— Господин головной воевода, нам пора воевать, — заявил я ещё до начала очередного Военного Совета.
Специально искал возможности, чтобы поговорить с Григорием Григорьевичем Ромодановским наедине, и чтобы мои слова не звучали неуместно.
— Да разумею я… Выждать потребно… — вполне резонно, но только с его, с воеводы, колокольни, считал Григорий Григорьевич.
Да я и сам бы так думал и выжидал, если бы только не проблема: войско наше не ведёт никаких боевых действий, а между тем уже имеет немало потерь. Санитарные, которые я считаю самыми позорными. Ведь их можно если не избежать, то сильно уменьшить. Как отмечают многие, ожидалось ещё больше болезней и смертей. И радуются, что вот так… Хотя не все мои рекомендации выполняются. Ну и у меня самые малые санитарные потери, но они есть.
— Я понимаю, что татары не ушли из Крыма, потому мы и ждём, когда они присоединятся к турецкому войску, что изготавливается на имперцев идти. Но если мы ещё два месяца будем стоять, то наше войско начнёт разлагаться, а болезней станет столько, что больше больных будет, чем здоровых, — сказал я.
Исходя из того, что я знал в истории, что я уже увидел в этом времени и к чему приложил свою руку, не так нынешнему русскому солдату страшен враг татарин, сколько болезни и лишения, связанные с теми сложностями на пути к татарам.
— На Перекопе сядем, татары степь подожгут. Что тогда будем делать? И кони, и люди от того дыма чахнуть станут, — резонно заметил Ромодановский. — А воду потравят? И все. Твои задумки добрыя и я сам привез с собой тысячу бочек с водой. Токмо того мало. На неделю под Перекопом, и то частью воду брать с озера.
Пришло, видимо, время, чтобы рассказать ему о своих задумках.
— Перекоп мы можем обойти, — с уверенностью заявил я.
— Как? — усмехнулся Ромодановский, бросая взгляд на карту, к составлению которой и я руку приложил.
Помню еще Крым из будущего, вряд ли кардинально что-то изменилось.
— Коли расскажу, то быстрее выдвинемся? — решил я попробовать заполучить преференции.
— Ты что на торговище со мной? — начал закипать воевода.
— Добре… Слушай, Григорий Григорьевич, задумку мою…
* * *
Усадьба Стрельчиных.
12 апреля 1683 года
Анна Ивановна сидела за столом и грозно смотрела на собравшихся мужчин. Она проводила собрание всех старост-управляющих — тех людей, от которых зависит будущая посевная. Это второе такое собрание.
От первого, как здраво рассудила хозяйка, ну и как ей подсказал дядька Игнат, толку было не сильно много. Все же не воспринимали Анну, взявшую себе отчество по отцу мужа, Ивановну. Думали, что она мягка и пушистая, не удосужились рассмотреть, что у этой кошки и коготки подросли и зубки заточились.
А еще Анна была злой и раздражительной. Быть матерью, оказывается, не так и легко, если конечно смотреть за ребенком самостоятельно, а не перекладывать ответственность на мамок да нянек.
— Кто повинен был принять у голландов потат? — грозно вопрошала хозяйка.
Поднялся невысокого роста мужичок в годах. Сейчас-то он мял шапку, всем своим видом показывая, что смущён и покорён. Вот только Антип, Еремия сын,
