Японская война. 1904 (СИ) - Антон Дмитриевич Емельянов
— Новый прицел! — рявкнул я, когда от сильной отдачи сетка слетела с креплений. Редко, но порой бывает и так: все-таки смола — не самый лучший вариант клея.
— Новый прицел, — мой второй номер передал приказ дальше.
— Прицел Буденного для полковника! — а вот команда добралась и до отряда снабжения, держащегося чуть дальше первой линии.
Прицел Буденного — анекдот, конечно. Я ведь в итоге для сетки использовал кошачьи волосы, человеческие не подошли, но пара человек запомнили, кто первым поделился со мной своей шевелюрой, и все. Правда ушла в народ. Я посмеиваюсь, Семен иногда краснеет, но прицел Буденного — это теперь вещь.
Пользуясь свободной минутой, я заодно сменил место лежки. Иногда японские батареи пытались нащупать, откуда по их первым рядам идет такой меткий огонь, но мы заранее подготовились, чтобы не дать им и шанса. Еще выстрел. Смена лежки — еще и еще. Стреляя, я заодно осматривал вражеские позиции вблизи и искал следы готовности к прорыву.
Первый-то натиск мы сдержали. Проволока на столбах оказалась неожиданным сюрпризом, особенно, когда японцы осознали, что позиции перед ней хорошенько простреливаются укрывшимися в окопах солдатами. Они попробовали прорваться массой, но тут пошли в дело заложенные саперами заряды. Человек пятьдесят положили — меньше, чем хотелось бы, но, главное, атакующий порыв сорвали.
Казалось, сражение на какие-то минуты замерло в равновесии, и непонятно было, что случится раньше. Враг все-таки прорвет наши позиции или же Засулич сможет подтянуть артиллерию и резервы. А то ведь… Я только сейчас осознал, что японцы не просто так маневрировали эти дни. Да, в итоге ударили по явно укрепленным позициям, но и нас тут оказалось не двадцать тысяч — все силы Засулича — а всего лишь около восьми. Мы, 6 тысяч генерал-майора Кашталинского, да запасные. Мищенко где-то далеко на правом фланге, основные силы — в резерве. Ждут, куда склонится бой, вместо того чтобы самим рискнуть, но подтолкнуть его в нужную сторону.
— Ваше высокоблагородие, генерал Кашталинский трубит атаку, — предупредил меня поручик Зубцовский, поставленный следить за крупными передвижениями, которые я сам мог бы упустить.
Вот и началось. Я оставил винтовку, передал командование взводом Мишеку и аккуратно выглянул с нашей наблюдательной позиции на вершине сопки. Действительно, Кашталинский решил, что сражению не хватает напора с нашей стороны, и двинул вперед 11-й стрелковый полк. Те как раз не участвовали в маневрах последних дней и были готовы к бою, вот только… А в чем задумка? Сбросить японцев? Но без подошедшей своей артиллерии это будет стоить очень дорого. В крайнем случае, если результат важнее цены, тогда стоило бы выделить под это больше сил.
— Полковник Макаров! — на наши позиции влетел посланник из ставки. — Приказ от генерала на отступление!
— Почему? — я невольно бросил взгляд на стрелки «Павла Буре»[1]. Час до полудня, мы сдерживаем врага с 6 утра. Не идеально, но сдерживаем. Если после такого отступить, отдать без боя еще крепкие позиции, представляю, какой раздрай будет в душе не только у меня, но и у каждого из солдат. Действительно, как недавно сказал Мелехов, так недолго и до криков «офицеры предали» дойти.
— Вас обходят. 12-я дивизия Иноуэ в любой момент может прорваться и оказаться у вас в тылу. Полковник Лайминг прикроет отступление!
Вот, значит, зачем Кашталинский выдвинул резерв. Не ради атаки, а ради отступления. И тут, конечно, нужно признать, что за всю эту войну, даже после самых страшных поражений, японцам ни разу не удалось окружить русскую армию и устроить разгром. Мы не могли победить, но мы и не проигрывали: отходили, собирались и готовились дать новый бой. В теории даже звучит неплохо, но в реальности бесконечное бегство формирует и определенный склад мышления. Готовность проиграть, даже болезненное ожидание, когда же это, наконец, случится.
А еще… Я заметил, куда именно заходит 11-й Восточно-Сибирский стрелковый Её Императорского Величества Государыни Императрицы Марии Фёдоровны, мать ее, полк — точно в стык между замершими позициями японской гвардии и дивизии Иноуэ. Вместо встречного боя получился прорыв — вот только что будет, если сибиряков сейчас не поддержать? Да их же просто возьмут в огневой мешок с двух сторон!
— Передайте генералу, что 22-й стрелковый тоже останется прикрывать отступление, — я принял решение.
— Это нарушение приказа, — незнакомый офицер хотел было продолжить, но я подошел, ухватил его за плечи и повернул к полю боя.
— Видишь, что творится? — я дождался кивка. — Тогда возвращайся и передай то, что я сказал. Мы тоже задержимся и прикроем отступление.
После этого времени на разговоры больше не было. Мелькнула было мысль, а стоит ли рисковать своими ради того, чтобы помочь тем, кто сам о себе не позаботился, и тут же исчезла. Считаться буду на рынке, а тут с нашей стороны все свои. Тем более что маневр с ограниченным встречным ударом мы готовили.
В это время 11-й стрелковый, пользуясь тем, что временно оказался чуть ли не в тылу у врага, попытался взять японцев в штыки. Те ушли от боя, а потом в сторону оказавшихся в ловушке сибиряков начали поворачиваться как раз переправленные через Ялу легкие горные пушки. Сразу же навал, но полковник Лайминг тоже захватил с собой пару орудий и даже пулеметы. Место и время для встречного огня было выбрано не самое лучшее, но этого хватило, чтобы немного задержать врага. А потом полковник упал, и малейшие надежды, что 11-й стрелковый все-таки сможет сам выбраться из окружения, растаяли как дым.
— Господин полковник, 2-й батальон готов к выполнению задачи, — доложил Мелехов, когда я добрался до передних позиций. Спасибо заранее прокопанным траншеям, сделать это можно было, даже не кланяясь вражеским пулям.
— Не боитесь, Павел Анастасович? — я на мгновение промедлил с приказом. Все-таки столько солдат сегодня не вернутся живыми.
— Жду боя! — оскалился Мелехов, а потом неожиданно искренне добавил. — И повезло, что вы честный офицер, Вячеслав Григорьевич!
— Честный? — я удивился.
— Не боитесь отправить солдат в бой! Не на смерть, как некоторые, — Мелехов еле различимо тряхнул головой в сторону 11-го стрелкового. — Они, конечно, храбрецы, но… Зачем столько ждали, зачем в итоге послали так мало, почему не подготовили позиции? Раньше я чувствовал это, но не мог сформулировать. Теперь могу и поэтому говорю спасибо!
— Хорошей охоты, подполковник! — я не стал
