Японская война. 1904 (СИ) - Антон Дмитриевич Емельянов
А потом было последнее нововведение, на которое я решился перед будущим боем — запретил стрелять залпами.
— Но, ваше высокоблагородие! — возмутился Хорунженков, которому я первому рассказал о своей идее во время тренировочных стрельб. — Как можно отказываться от опыта, которому сотни лет?
— А винтовки с пятью патронами в магазине у нас тоже сотни лет? — возразил я. — Я же вижу, что когда солдаты стреляют залпами, то отсечка идет по самому медленному. То есть беглым огнем мы смогли бы выпустить в полтора раза больше пуль. И это не говоря о том, что все вместе они стреляют в направлении врага, а по одному солдаты хотя бы могли пытаться целиться.
— Ваше высокоблагородие, — капитан, как и всегда, когда был не согласен, обращался ко мне предельно формально, — это ваши снайперы могут попадать с большой дистанции, им беглый огонь удобен и полезен. А обычный солдат, если будет стрелять и постоянно мазать, то очень быстро потеряет уверенность в себе. Залп же, даже не очень точный, обязательно кого-то да заденет. Уже успех, и людям попроще.
Я на мгновение подумал, что в словах капитана есть смысл, но потом тряхнул головой.
— Нам же не только боевой дух важен. А тут простая математика: больше пуль, прицельнее огонь, враг станет чаще падать. Неужели это вдохновит солдат меньше, чем залпы?
— Вячеслав Григорьевич, — Хорунженков смягчился и заговорил уже совсем другим тоном. — Вы иногда как будто впервые решили увидеть, чем живут нижние чины. Все же знают, если стрелять по отдельности, то минимум треть строя не будет этого делать. Может быть, где-то в середине кампании эти цифры изменятся, но в первом большом бою многие заробеют… Тут как в переходе: сначала один не стреляет, потом те, кто рядом, потом затихает вся рота.
— То есть дело не в военной составляющей, а в морали? — я задумался.
Могу ли я воодушевить своих солдат так, чтобы каждый из них пошел в бой до конца? Интересная задача… В этот момент с той стороны Ялу донесся топот, а потом сквозь пелену дождя показались возвращающиеся эскадроны Мищенко. Его рейд тоже закончился, и, судя по большому количеству красных повязок, которые я вижу даже на другом берегу — совсем не так удачно, как хотелось бы.
Следующий час казачья бригада переправлялась через реку и расползалась по лагерю, я же на всякий случай дошел до дивизионного госпиталя. Вдруг понадобится моя помощь… К несчастью — вернее, совсем наоборот — хирурги пока справлялись, да и тяжелых случаев не было. Я было даже обрадовался, но потом понял, что таких раненых казаки просто не смогли довезти. Как будет еще нескоро писать Вишневский… Если после операций выживает меньше семидесяти процентов больных — значит хирурги плохо работают. Если после операций выживает больше восьмидесяти процентов — значит плохо работают носильщики, которые просто вовремя не доставляют тяжелых с поля боя.
Я прошелся по рядам раненых и неожиданно обнаружил, что внимание командного состава для многих оказалось совсем не пустой формальностью. Мы даже перекинулись парой слов с одним урядником. Я поблагодарил его за службу, а тот рассказал, как они чуть было не снесли вражеский отряд, но те успели подтянуть артиллерию. Не менее важным, чем пригляд старших чинов, оказался и фактор красоты. Каждый второй казак следил за милыми медсестрами, порхающими вокруг, и продолжал бороться даже из последних сил.
И опять фактор морали.
Размышляя о том, что мне с ней делать для своих стрелков, я задержался и тоже невольно переключился на девушек в белых передниках. Действительно красиво, особенно когда чувствуешь, что тебе на самом деле хотят помочь. Это ведь врачей, фельдшеров или санитаров в армию собирали по призыву, а вот сестры милосердия — эти уже все по своей воле. Кто-то ехал с воинскими эшелонами, кто-то своим ходом, а кто-то… Одна из сестер неожиданно показалась мне знакомой: точно, она же была среди вытащенных нами из Согёна пленников.
Молодая девушка с резкими бледными чертами лица работала и тихо напевала какую-то незнакомую мне грустную мелодию. И в этот момент меня словно накрыло: музыка один раз уже помогла мне, так, может, и здесь проблемы с моралью мы сумеем решить с ее помощью?
— Спасибо, — поблагодарил я ничего не понявшую незнакомку и убежал. Мне срочно нужно было найти капельмейстера Доронина и кое-что с ним обсудить.
* * *
Степан Сергеевич Шереметев лежал на первой линии укреплений, вжимаясь в землю вместе со своими солдатами.
Японцы уже несколько дней собирали ударный кулак на том берегу Ялу. Столкнувшийся с ними Мищенко уверял Засулича, что они сначала подошли не такими уж большими силами. Он призывал атаковать врага, пока преимущество на нашей стороне; полковник Макаров тоже с жаром поддержал эту идею, но старый генерал не захотел рисковать. Как он сказал, все это может быть хитрым планом, чтобы выманить нас вперед и высадить десант в устье Ялу.
Смысл в этих словах был. Так, Шереметев понимал, почему им не выделяют больше сил, даже зная, что у врага численное преимущество. А все просто. Двинет Куропаткин вперед слишком много дивизий, японцы тут же высадятся где-нибудь под Инкоу, отрежут их от метрополии, и что делать? Все-таки быстро проигравший флот подложил сухопутной армии большую свинью, заставляя постоянно раздергивать свои силы, в то время как японцы могли раз за разом бить крепко сжатым кулаком.
Впрочем, они готовились к тому, чтобы отбить этот кулак. Например, выкопанные по приказу Макарова укрепления придавали уверенности. На других участках фронта все было сильно проще. Даже в плане дисциплины. Так, солдаты 3-й Восточно-Сибирской стрелковой дивизии Кашталинского постоянно висели на вершинах холмов, порой целыми ротами, пытаясь рассмотреть наконец-то добравшегося до них врага. На их же участке все крепко знали свое место и пока даже не роптали.
— Степан Сергеевич, — тихо сказал штабс-капитан Клыков, с которым подполковник сошелся в последнее время. Молодой офицер умел держать дистанцию, когда нужно, и это подкупало. — Японцы уже шесть мостов на нашем участке навели, неужели командование не понимает, что тут и будет удар? Почему нас не усилят?
— Все они понимают, — проворчал Шереметев. — Но верят, что мы сдержим врага, пока генерал не подведет резервы. А если повезет, и враг завязнет да подставится под удар, то и вовсе
