Красный Дракон Империи - Евгений Владимирович Панов
Офигеть! Сталин сам мне вино наливает, своими руками. Хотя… Дракон я или нет?.. Правильно, Дракон. А нас, Драконов, надо из рук кормить, иначе мы озвереть можем. Такие вот мы забавные зверушки.
– Будем жить! – Я отсалютовал стаканом с вином и с удовольствием выпил очень даже вкусный напиток.
Я и в той жизни в плане выпивки был довольно привередливым. Нет, мог и водочки выпить, и самогоночкой не брезговал, но только хорошо очищенной и хорошего качества. А уж хорошее вино почитал перед всеми другими алкогольными напитками.
– Правильный тост, товарищ Головин. Будем жить и бороться. Жить и с каждым прожитым днём делать нашу страну ещё более сильной и процветающей! – Сталин как-то по-отечески улыбнулся.
– Собираемся. Едем на дачу. – Добрый дядюшка вновь превратился в главу государства. – Надо ещё решить, кого ставить наркомом вместо Ягоды.
– Один вопрос, товарищ Сталин. Ягода сказал, кто такой этот брат Клаус?
– Нет, – резко и раздражённо ответил Сталин, – не назвал. Каждый раз, когда ему задавали этот вопрос, он впадал в ступор и не мог произнести ни слова. Поэтому я был против его смерти. Теперь мы окончательно потеряли единственную ниточку к этому Клаусу.
– Не потеряли. Брат Клаус – это Хрущёв.
– Никита?! – с изумлением одновременно спросили Сталин с Кировым, резко обернувшись ко мне.
– Ви отдаёте себе отчёт, товарищ Головин, в том, чито ви сейчас говорите? – Акцент в речи Сталина стал очень заметным. – Хрущёв – скоморох. Какой из него агент какого-то там ордена?
– Этот, как вы говорите, скоморох, станет после вас руководителем государства, обвинит вас в культе личности на Двадцатом съезде партии в феврале пятьдесят шестого года и во всех промахах и поражениях. По его приказу будет применено оружие против людей, вышедших на защиту вашей памяти в Тбилиси в том же пятьдесят шестом году, в Новочеркасске в шестьдесят втором будет расстреляна демонстрация рабочих, вышедших с требованием отмены повышения цен на продукты и возврата сниженных ранее расценок за труд.
Именно им будет осуществлён переход к принципу несменяемости кадров, при котором в стране появится правящая элита, ставшая впоследствии правящим классом, практически неподсудным никаким законом. Органам прокуратуры, внутренних дел и госбезопасности было категорически запрещено проводить какие-либо оперативные мероприятия по отношению к представителям правящей элиты.
Там, откуда я прибыл, многие считают, что именно с него начался процесс развала СССР. Были, конечно, и у него положительные деяния. При нём был запущен в космос первый искусственный спутник Земли, первый космонавт планеты тоже был советским, было начато массовое строительство жилья для граждан, был принят закон о всеобщем пенсионном обеспечении, распространённый и на колхозников, размер пенсии вырос, экономику значительно переориентировали в сторону интересов граждан.
– Чушь! – Сталин был очень раздражён. – Никита на такое не способен. Он исполнитель, но никак не тот, кто может быть первым руководителем.
– Коба, послушай, – вступил в разговор Киров, – тебе ведь неоднократно говорили, что Хрущёв только изображает простачка и рубаху-парня. Он троцкист, не забывай об этом, а троцкисты все лицедеи. Так что я, как уже говорил, Виктору верю. Поверь и ты.
– Всё, едем. – И Сталин ткнул мне в грудь своей трубкой. – Там вы, товарищ Головин, нам с товарищем Кировым всё самым подробнейшим образом расскажете, а мы уже примем нужное решение.
Ближняя дача Сталина встретила нас начинающейся метелью. За окнами завывал декабрьский ветер, а в гостиной, в которой мы сидели втроём, было жарко от царящего в ней напряжения.
Сталин достал из коробки папиросу «Герцеговина флор», прикурил и, обращаясь ко мне, приказал:
– Рассказывайте, товарищ Головин, всё самым подробнейшим образом.
– Товарищ Сталин, боюсь, что если рассказывать всё подробно, то это займёт слишком много времени, а его у нас не так уж и много.
– У нас? – Сталин слегка улыбнулся сквозь усы.
– У нас, товарищ Сталин. Именно у нас. Я себя от Советского Союза не отделяю. Это моя Родина, и я её однажды уже потерял. Повторения я не хочу и сделаю для этого всё от меня зависящее.
– Ну, хорошо. Подробно мы ещё с вами, товарищ Головин, побеседуем позднее. А сейчас расскажите всё, что вам известно об этом ордене иллюминатов и о Хрущёве в частности.
– Об ордене я впервые узнал от Николаева, покушавшегося на Сергея Мироновича. Вернее, что-то мельком я читал ещё там, в другом мире-времени, но то были лишь отрывочные сведения, часто просто выдумки. Да и не интересовало это меня особо.
– Подожди, Виктор, – перебил меня Киров, – но ты же с Николаевым вообще не разговаривал.
– Это тоже одна из моих способностей. Я могу при непосредственном контакте считывать память других людей.
Сталин с Кировым переглянулись.
– Не вашу, товарищ Сталин. Я вашу ауру, то есть некую энергетическую оболочку, которая окружает всё живое и разумное и которую ещё называют душой, вообще не вижу. Вы словно под какой-то защитой находитесь. Я такое видел лишь однажды, но там человек мало того что был одарённым в этом плане, так ещё и полжизни этому учился.
– А мою? – настороженно спросил Киров.
– А вашу вижу. И, уж прошу меня простить, память тоже могу прочесть, хотя и глубоко не лез. Мне достаточно того, что вы преданы СССР и товарищу Сталину, которого считаете своим другом и за которого, если надо будет, готовы жизнь отдать.
– Об этом мы тоже потом поговорим более подробно, – Сталин затушил папиросу в пепельнице, – а сейчас продолжайте об этом ордене и о Хрущёве.
– Когда я считывал память Николаева, то увидел, как при нём состоялся разговор между Хрущёвым и неким братом Юлиусом, которого я не смог опознать. Николаев в тот момент находился под каким-то воздействием, при котором его программировали на убийство товарища Кирова, но, видимо, это воздействие было недостаточно сильным, и что-то неосознанно сохранилось в памяти.
Этот самый Юлиус назвал Хрущёва братом Клаусом, поздравил с повышением в ордене до ранга подмастерья. Кроме того, вскользь был упомянут некто брат Бонапарт, который должен осуществить военную часть переворота. Его тоже повысили до ранга минер-вала. По косвенным признакам могу лишь предположить, что этот самый Бонапарт не кто иной, как Тухачевский. В той, моей истории он тоже был замешан в подготовке переворота, был арестован и расстрелян в тридцать седьмом году.
Также из разговора между Хрущёвым и Юлиусом я узнал, что убийство вашей жены, Надежды Аллилуевой, и попытка убийства Кирова – всё это звенья одной цепи, призванной вывести вас из себя и таким образом принудить начать массовые репрессии. А уж сделать их по-настоящему массовыми
