Новое назначение - Евгений Васильевич Шалашов
Наталья опять сделала странный жест, слегка выгнув ладонь. Так, если переложить на карту, что получается? Польша прямо, а чуть-чуть дальше...
— Влтава, Карлов мост, Пороховая башня?
Понятное дело, ответа я не дождался, но, судя по растерянной улыбке Натальи, понял, что угадал. Чехословакия как государство только на бумаге. Любопытно, а что там делать сотруднику Коминтерна?
Глава 16. Сага о бронепоезде
Наталья ушла на службу, а я поплелся к бронепоезду. Я шел и думал, думал и шел. Почему она мне отказала? А ведь так и не стала объяснять. Пожала плечами —дескать, сам должен все понимать. Причина в ее скором отъезде? Хм. Так и я уеду, что здесь такого? Нет, у меня мозгов не хватает, чтобы догадаться.
О своей будущей командировке Наталья Андреевна не проронила ни слова, посчитав, что и жеста достаточно. Старая закалка, еще со времен работы в большевистском подполье, что поделать. Можно обижаться, но, если вспомнить, что я и сам-то не слишком распространялся о командировке в Архангельск, лучше не стоит.
Однако мне-то интересно. Я говорил, что знаю биографию этой женщины, теперь повторяю, но вот сейчас не мог вспомнить — упоминалась ли в ней командировка в Чехословакию или нет? Про Коминтерн сказано, но не более. Любопытно, уж не товарищ ли Бухарин посодействовал? Вполне возможно, что таким образом Николай Иванович отомстил непокорной женщине. Старая сволочь!
Впрочем, зря я обвиняю во всех грехах Бухарина. Вряд ли он имел право распоряжаться судьбой сотрудника такого уровня, как Наталья Андреевна, которая может свободно позвонить хоть Луначарскому, хоть Крупской, а одалживается солью у самой Стасовой. Главную роль в Коминтерне играет отнюдь не Бухарин, а Зиновьев, являющийся председателем исполнительного комитета. А кто у нас Наталья Андреевна? Когда я звонил, она отвечала — «Технический отдел», что можно считать отделом переводчиков или машинисток. Телефонные аппараты в Москве не редкость, это вам не Архангельск, где станция на тысячу номеров, но и в столице телефоны стоят лишь на столах у начальников. Наталья, как минимум, начальник отдела. А что может скрываться под выражением «Технический отдел»? А если это будущий Орготдел, занимающийся контролем за исполнением коммунистическими партиями Европы и Америки, рекомендаций (читай приказов) Исполнительного комитета Коминтерна, и поездка в Чехословакию связана именно с этим? Возможен и другой вариант. Наталью отправляют в Европу, чтобы она занялась созданием ЦК коммунистической партии нового государства. Такое тоже возможно, особенно если наши ждут расширения Мировой революции. А может и совсем фантастическая причина — Наташу посылают в Прагу выяснять судьбу золота Колчака. В общем, гадать можно долго, а правды я не узнаю, как не узнает ее и никто другой.
Ладно, как там мой бронепоезд, личный состав? Звонить, разумеется, я туда звонил и вечером, и с утра, дежурный ответил, что все нормально, происшествий нет, личный состав занят помывкой и постирушками. Но надо самому проверить — что там и как. Не напились бы, сволочи, знаю я этих бойцов Красной армии, пусть и переданных во временное подчинение ВЧК — чуть бдительность ослабишь, наклюкаются до поросячьего визга. И на Спешилова надежда слабая, любовь, у него видите ли... Какая там на фиг любовь, если идет гражданская война? Тем более что Виктор в данном случае только пассажир, а не начальник.
М-да, чего это я? Верно, тельце-то у меня новое, молодое, а мозги старые, брюзжать начинаю.
До заседания Малого Совнаркома целые сутки, значит есть время полистать страницы своего выступления, проверить ошибки в отчете, еще разок перебрать фотографии, глянуть плакаты. Да, а как я плакаты-то укреплять стану? Ватман же в трубочку свернется, а кнопок канцелярских нет, в магазинах их не купить. Значит, пошлю бойца, чтобы поискал каких-нибудь тонких планок, реечек, укреплю ватманы сверху и снизу, присобачу веревку и повешу на какой-нибудь гвоздик или крючок. Да, а где веревочки взять? Ладно, найдем.
Предъявив удостоверение часовому, пошел в «расположение» части.
М-да, мой бронепоезд, стоящий на запасном пути, выглядит очень живописно — и вдоль него, и от него до платформы, протянуты бельевые веревки, где сушилась солдатская одежда — подштанники, нижние рубахи, а кое-где даже галифе и гимнастерки. Не то цыганский табор, не то селение партизан. Но ругаться не стану, напротив, надо бы похвалить бойцов за санитарно-гигиенические меры. Молодцы, что догадались устроить постирушки, добыли веревки. О, значит, есть на что вешать плакаты.
Еще середина мая, а в Москве жарко, словно в июле, и бронепоезд, понятное дело, греется, как мангал на солнцепеке. Вон уже и все двери настежь, броневые люки отвинчены, окна опущены. А кто разрешал, спрашивается, где бдительность? Сейчас подойду, вправлю мозги товарищу Кузьменко с Сорокиным, потом командиру взвода Ануфриеву.
Пока шел, свирепствовать передумал. Мы не в тылу врага, и не в осажденном городе, а в столице. Конечно, гранату в открытое окно запросто можно забросить, но у вагонов стоит часовой с винтовкой, да и сам Ярославский вокзал охраняется по периметру нашими же бойцами из ВОХР[9].
Я вошел в штабной вагон. Жарко и душно. Не видно ни комиссара, ни Анны. Скорее всего, ушли гулять. Дремавший у телефонного аппарата Кузьменко, услышав шаги и увидев начальника, вскочил:
— Здравия желаю, товарищ командир. За время
