Федор Вихрев - Третий фланг. Фронтовики из будущего
Колонна из пяти ЗиС-ов и двадцати верховых добралась до нужного места к полудню. Поселение, насчитывавшее два десятка мазанок с пристройками, окружили постами и кавалерийскими патрулями. Человек двадцать вошли внутрь кольца. Нас уже встречали трое старейшин.
— Что угодно красным командирам? — начал самый великовозрастный из них.
— У нас есть сведения о противозаконных действиях ваших односельчан, — заговорила «комиссар». Однако старик полностью ее проигнорировал.
— Чем наш скромный поселок привлек внимание красного командования? — Мы прибыли для проверки… — продолжила было женщина, но на нее даже не взглянули.
— Значит, так, дед! — взял разговор на себя я. — Всех людей выводи на окраину, а бойцы пока осмотрят дома. Если найдем что-нибудь интересное – пеняй на себя. Если признаешься сразу – последствия будут меньше. Если пострадают наши или какие еще бойцы Красной Армии – поселка не будет… Совсем.
— Зачем так говорить, командир? Все у нас хорошо. Может, не надо людей на улицу? Холодно ведь.
— Выводи! А то я сам костерок разведу! — пресек пререкания сержант.
Люди вышли. Одеты они были довольно тепло. Голодными не выглядели. Мужчин было очень мало. Группа из десятка бойцов во главе с сержантом приступила к досмотру подворий. Искали тщательно, заглядывая в каждый уголок. Я стоял и курил в стороне от основного народа. Старейшина подошел ко мне и тихо проговорил: – Командир, ну все у нас нормально. Тихо здесь. Никто никого не обижает. Давай разойдемся по-доброму? Я тебе девку отдам. От беженцев отбилась, мы и приютили. А сейчас думаю, не накликать бы беды. Всякое рассказать могут…
— Ну, дед, а почему ты думаешь, что я тебе поверю? Что еще интересного скажешь?
— Деньги есть… Много. До войны передовики мы были, премии получали, — подмигнул он.
— Уже интересно. Теперь, что хочешь?
— Хватит искать, все равно ничего у нас нет…
— Ну, я пока думаю… Про девку расскажи? Только не то, что уже сказал, а правду, тогда есть шансы, что я замерзну минут через пять, заберу ваше пожертвование в фонд помощи фронту, только расписку мне писать не на чем, соберу бойцов и уеду…
— Ай, какой хороший командир.
— Какие дома надо не заметить? И что с девкой? С деньгами?
— Вот те три, — показал он, — деньги сейчас принесу. Девка непорченая, жена спрашивала. У нас никто не трогал. Я сам присмотрел. Документы ее нужны?
— Давай.
Дед сходил в один из не осмотренных еще домов и принес оттуда вещмешок. Заглянув в него, я убедился, что там были действительно деньги. Также он протянул мне аттестат об окончании семилетки – единственный документ девушки.
— Веди саму девку сюда. Хотя нет, вон в тот проверенный дом. До тех, на которые ты показал, я успею еще остановить солдат. — И мы потихоньку двинулись к указанному мной строению.
— Ой, командир, а подчиненные что скажут?
— Молчать будут, если в окопы не хотят. А если не будут, то под расстрел за трусость и клевету…
— Страшный ты человек, командир.
— Стараюсь. Слушай, дед, советские скоро Крым оставят. Придут немцы. А мне надоело в холоде и сырости бегать. Видишь с нами бабу? Она шпионов-коммунистов много знает. Я бы ее потерял по дороге… Есть кому отвезти, только срочно?
— Нету.
— Ну да ладно. Еще в других местах поспрашиваю…
Еще минут через пять старейшина вывел из толпы девушку, лицо которой было тщательно спрятано за шалью, и проводил в дом с глиняным полом и маленькими окнами, где я уже ждал его. Многозначительно кивнув, он оставил нас наедине.
— Ну что, девочка-красавица, распутывай свой платочек. Не прячься, тут тепло. Знакомиться будем.
— Пожалуйста, не надо! — прошептала она.
— Что не надо? Сколько тебе лет? Как зовут?
— Оля, шестнадцать. Я вас очень прошу, не надо…
— Еще слово не в тему – ремня дам! Как здесь оказалась? Что здесь происходит на самом деле?
— Не надо ремня… — Слезы покатились из глаз. — И это не надо, пожалуйста…
— Значит, так, если ты не ответишь сейчас быстро и четко на все вопросы… то я что-нибудь нехорошее придумаю.
— Я отстала от поезда. В Джанкое. Я сама из Николаева. Работала на заводе. И училась. С войной поехали в эвакуацию через Севастопольский порт. На станции, пока ходила за водой, подбежали эти, зажали рот и уволокли куда-то. Связали, тряпьем сверху завалили и сюда привезли. По дороге руками везде трогали… Мне очень стыдно… — разревелась она.
— Ладно, с этим ясно. Дальше давай. — Когда приехали, меня больше не трогали, но держали хуже собаки…
— Еще кто-нибудь тут есть? — не дал договорить я.
— Нет, сейчас уже нету. А раньше они откуда-то двух раненых матросов привозили. В сарае держали. Но я точно ничего не знаю…
— Понятно. Где их держали?
— Через четыре дома, — ответила она, а я подумал, что это здание я как раз не должен был заметить.
— Хорошо, если вдруг вспомнишь что-то еще – сразу говори мне, ну или любому солдату, чтоб позвал меня. А теперь прекрати плакать, утри слезы и иди к грузовикам с гордым видом. Бояться тебе уже некого. Садись в любой и жди.
Я вышел из дома и направился с тремя бойцами к указанному девушкой строению. Дед недоуменно посмотрел мне вслед. Войдя внутрь, мы стали осматривать помещение, но ничего не нашли. Озадаченный, я стоял на крыльце, когда один из бойцов, осматривавший пристройки, доложил, что в сарае тоже ничего нет, кроме пары крупных свиней. Мы уже покинули было дворик, как меня словно облило холодной водой. «Свинина! Татары – мусульмане. Зачем им свиньи? Разводят и продают? Тогда почему только две? Непорядок, надо срочно осмотреть загон…» – размышлял я, а руки уже потянулись к кобуре с ТТ.
— Выгнать свиней, осмотреть их загон. Все необычное – на улицу! — скомандовал солдатам, а потом обратился к жителям: – Кто хозяин дома?
— Я! — отозвался довольно молодой татарин.
— Где матросы?
— Какие матросы? Здесь нет никого…
— Сейчас тебе будет весело, — проговорил я, приставляя пистолет к его голове.
— Нет здесь матросов!
— Где они? — продолжал настаивать я.
— Не было никого.
— Ты уверен? — Я переместил пистолет от его головы к промежности. — Или лучше повесить? Аллах не пустит в рай душу висельника, правда? Она же не через рот выйдет… Проклята будет, правда?
— Командир, тут кости! Обглоданные! Кажется, человеческие! Ну, нет у коров и свиней таких костей! — закричал солдат из сарая.
— Вот и все. Допрыгались, козлы. Сейчас будем веселиться. Сержант! Дели толпу! Мужской пол, старше десяти лет – отдельно, остальных отдельно. Баб и компанию построить и маршем на Феодосию, как и приказано, а козлов карать будем!
— Товарищ капитан, нельзя их здесь… Под суд попадем… — тихо проговорил Слесарев.
— Думаешь… — ответил я. — А мы их убивать специально не будем. Просто не дойдут. Замерзнут по дороге… Они же неодетые выбежали, в одном исподнем…
— Понял! — улыбнулся сержант. — Обидно, правда? Столько лесорубов пропадет! И как они одеться не догадались?
— Обидно… — согласился я.
В процессе дальнейшего обыска были найдены останки шестерых человек, в том числе одного ребенка. Несколько единиц оружия, документы двух матросов и железнодорожника. Хоронить погибших мы решили в Севастополе. Из второй колонны, которую мы заставили сдать теплые вещи в грузовики, до Феодосии не дошел никто, а первую сдали коменданту сортировочного пункта.
Больше на операции я не выезжал, но каждый день участвовал в подведении итогов. И оформлении судебных решений, принятых «тройками», подобными той, в заседании которой я участвовал. Правда, заседания в столь очевидных случаях происходили на ходу и представляли собой просто оформление документов… По окончании операции начальник особого отдела лично повез в наркомат папку с документами о результатах. В одном с ним самолете покинул Крым и я.
Начало операции
Обычный зимний день на Украине. Вернее, еще даже не день – утро. Морозное зимнее утро. Мерзнут в летних шинелях немцы-дозорные, усердно вглядываясь в серую муть. Но таких меньшинство: остальные занимаются кто чем, благо есть возможность. А что ж не заниматься? Да, нас мало, но большевиков-то еще меньше. Раньше весны пакостей от них ждать не приходится. Ну, что ж, блажен, кто верует.
…За ревом тысячесильных моторов Пе-2 не слышно почти ничего вокруг, трехлопастные винты рубят воздух, поднимающий с земли не успевший смерзнуться снег. Вот над полосой прошла пара «яков». Ракета упругим шариком с длинным дымным хвостом ушла вверх. Скрипнув тормозами, покатилась вперед головная «пешка». Полное радиомолчание. Приказ короток: «Умираем молча, до момента атаки»…
Тяжело нагруженные машины неторопливо разбегаются и уходят в небо, выстраиваясь в круг, ожидая, пока поднимутся все. Двадцать семь машин, полк – это не шутка. Их цель – симпатичный немецкий аэродром, на свою беду перекрывающий один из основных маршрутов подхода ударных машин советских ВВС. Зря он так разместился, ой зря. Теперь ему придется поработать мишенью для ударной группы фронта. И не только ему. Жаль, маловато самолетов и полноценный конвейер, какой они нам двадцать второго устроили, организовать не удастся, но это и не нужно – нет у них столько самолетов.
