Валерий Елманов - Правдивый ложью
– И опять ты промахнулся, – поправил я его. – Забыл, что за них сами бояре платить будут обязаны. Вот и получится через три-четыре года, что ратников у них вовсе нет, а у царя – силища.
– А Дмитрию Иоанновичу ты о сем сказывал? – уточнил он.
– Еще в Путивле, – кивнул я, но, заметив, как помрачнело лицо Басманова, посоветовал: – Думаю, о нашей с тобой беседе государю знать ни к чему, так что можешь смело ему говорить, что ты сам все это выдумал.
– Но он же…
– У умных людей мысли сходятся – вот и все, что он решит, – перебил я. – Сдается, он и тебя, и меня за умных считает, и, коль оба не сговариваясь предложили одно и то же, государь обязательно призадумается. Да и тебе на пользу – еще больше в чести у него будешь.
– А ты не будешь? – усмехнулся Басманов.
– Сам знаешь: с глаз долой – из сердца вон. Я ж к тому времени давно с Федором буду в Костроме, – напомнил я. – Так что вся слава и почет твои, пользуйся.
– В Костроме… – задумчиво протянул Петр Федорович, и что-то меня насторожило в его интонации.
Прозвучало так, будто я сказал, что собираюсь куда-то за тридевять земель, до которых еще надо добраться.
Странно.
А что, если снова спросить у него про грамоту?
Предлог был пустячный, но годился. Мол, неужто там тоже сказано о количестве эскорта, который должен нас сопровождать, иначе с чего бы вдруг боярин так взбеленился.
В конце концов, с меня спрос, так мне и ответ держать, а он тут ни при чем.
Но и тут Басманов отказался мне ее показывать, сославшись на то, что оставил ее в Москве, ибо в дороге она ни к чему. Звучало убедительно, но уж больно резко он вновь сразу после этого ответа сменил тему разговора, буркнув:
– До ночи все одно не доберемся, потому мыслю тут заночевать, близ реки, – и сразу принялся обговаривать со мной, кому караулить ночью. – На моих казаков в оном надежи нет, непременно проспят, потому как тут опасаться татар нечего, так что поставь лучше своих, – предложил он.
Я не возражал.
Разговор продолжился сразу после ужина – время было еще раннее, даже темнеть не начало, вот мы и болтали о том о сем, тем более боярин был весьма внимательным слушателем, что еще больше побуждало меня к откровенности.
Да и нечего мне было особо таить – я ж выдавал на-гора примерно все то, что уже рассказывал Дмитрию в Путивле, а потому не стеснялся и не обдумывал каждую фразу, дабы не ляпнуть лишнего.
Не во всем он со мной соглашался, но я сразу находил дополнительные аргументы, так что доказать свою правоту почти всегда удавалось.
Словом, вдохновить Петра Федоровича на новые свершения мне удалось. Во всяком случае, глаза у него разгорелись изрядно. Или это отблески пламени костра?
За разговором незаметно для обоих пролетело несколько часов. Когда я подвел итог, заявив, что мы с ним нынче, с учетом предстоящей борьбы с местничеством, в одной лодке, было уже давным-давно темно.
Басманов не ответил ни да, ни нет – промолчал.
Я не торопил – по лицу было заметно, что мое открытое предложение вступить в союз застигло его врасплох и теперь он колеблется, лихорадочно прикидывая все плюсы и минусы.
Что ж, не отверг сразу – и на том спасибо. Если мне всего за один день и вечер удалось его пусть не полностью перетянуть на свою сторону, но заставить колебаться – уже отлично.
Пока он молчал, я попытался поставить себя на его место и прикинуть – взял бы князя Мак-Альпина в союзники или нет, принявшись считать минусы и плюсы.
Во-первых, молодость. Тут это недостаток.
Во-вторых, полное отсутствие чинов, регалий, званий, титулов, должностей, словом, всего, что ценится на Руси.
В-третьих, иностранное происхождение. Само по себе оно не минус, но вот отсутствие родственных связей – это да. Ни клана у меня, ни рода, ни даже семьи. Зато врагов хоть отбавляй.
В-четвертых, я человек Федора Годунова. Пока что это тоже больше минус, нежели плюс.
Короче говоря, итог у меня получился неутешительный – погорячился я. Но предложение-то уже сделано, и, чтобы как-то подретушировать некоторые отрицательные нюансы, я поправился:
– Не думай, что предлагаю заключить этот союз прямо сейчас, – прервал я молчание, решив, что времени на раздумье у моего собеседника было предостаточно. – Для начала мне надо просто вернуться из Серпухова живым. С учетом обилия врагов это пока неизвестно. А вот потом, по возвращении… Так что?
– Ты о чем? – сделал удивленное лицо боярин.
– Про лодку, – напрямую бухнул я.
– А-а, – протянул он. – Ну ты ведь сам сказывал: допрежь дожить надобно, а уж тогда глядеть, что и как. Уж больно нынче времена тревожные. А сказывал ты дельно, спору нет. Кой-что чересчур, не годится оно для Руси, а кой-что…
И вновь умолк, о чем-то напряженно размышляя, но явно не о моем предложении насчет лодки. Чувствовалось, что его тяготит совсем иное, вот только что именно – поди догадайся.
Наконец он решился.
Лениво поворошив суковатой палкой костер и подкинув в него пяток поленьев, он нехотя спросил:
– А ты не много ли людишек близ себя оставил?
Вот те раз – то в крик, зачем отправил, а теперь…
– Разве одна сотня – много? – удивился я. – Да и проехали мы изрядно, больше половины пути.
– Да я тут все о твоем видении думаю, – пояснил боярин. – Вдруг оно и впрямь пророческое. Чтоб у государя появилась опаска, будто ты умышляешь супротив него худое, прихваченной сотни вполне хватит. Хотя… – И оборвал себя, не став говорить дальше на эту тему и досадливо отмахнувшись. – Пустое, отринь из главы да забудь.
Я и отринул, хотя загадочные колебания Басманова тоже оставил в памяти – то ли предупредить о чем-то решил, то ли…
Так и не придя ни к какому выводу, я пошел спать.
А наутро Петр Федорович отказался ехать дальше, сославшись на внезапное нездоровье.
– Никак продуло с реки, – пожаловался он. – Сейчас костерок пожарче разведут, да я покамест у него спину и прогрею, а уж опосля за тобой двинусь.
– Подождем, – кивнул я.
– Ни-ни, – вскинулся он. – Даже и не помышляй. Я весточку государю отправил, что к полудню будем, так что он, глядишь, встречать нас умыслит, потому поспешать тебе надо. Ништо, я тут и без тебя оправлюсь. Вон уж и лекарство для растирки волокут, – кивнул боярин на торопившегося к нам казака со здоровенной, литра на полтора, флягой, и поторопил меня: – Езжай себе не мешкая. А спросит государь, так и скажи: будет, мол, чрез час, от силы два.
Оставалось пожелать, чтоб лекарство помогло, и… отправляться дальше одним, гадая над загадочным поведением Басманова, которое не нравилось мне все больше и больше.
Подумав, я отдал сотнику Семену Кропоту распоряжение выслать по десятку вправо и влево от дороги, а вперед отрядить сразу два. Один выслать совсем далеко – аж на версту, второй чтобы держался поближе к нам на дистанции в полверсты.
Вроде бы все меры предосторожности предприняты, а предчувствие чего-то непоправимого становилось сильнее и сильнее.
Загадка разрешилась через час, когда вернувшийся из передового дозора Дубец, возглавлявший десяток авангарда, доставил маленького щупленького казачка, который, дескать, уверял, что у него есть тайное слово к князю Мак-Альпину.
Казачок был настроен деловито, и, когда я повернулся к нему, он первым делом туманно заявил, что я сам должон знать, кто его прислал, и, не говоря больше ни слова, протянул мне… серьгу.
Получалось, что прислал его не кто иной, как мой знакомый атаман Шаров. Или это провокация? Вдруг Дмитрий не поверил Тимофею, что я бежал, и распорядился пытать его, а тот, не выдержав пыток, раскололся, и теперь…
– А чем еще докажешь, что ты от него? – поинтересовался я.
Казак понимающе кивнул и отчетливо произнес:
– Он вчерась на вечерней службе в церкви свечку за упокой души раба божия князя Константина Юрьевича поставил, у коего в стременных по младости лет служил. – И без перехода предложил: – Отъедем?
Отъехали. Дубец было попытался сопровождать, но я оставил парня, заверив, что тут все в порядке и этому казаку можно верить – уж больно надежный человек его прислал.
Сообщение казака сразу осветило все неясности, в том числе и внезапную болезнь Басманова.
Оказывается, Дмитрий приготовил не очень ласковую встречу. Меня должны были встретить аж три тысячи казаков, взяв в клещи и напав сразу с двух сторон, едва мы углубимся в последний перед Серпуховом лесок.
На всякий случай, если вдруг кто-то из моих людей изловчится и сумеет бежать, предполагалось, что его изловят казаки Басманова. Они же должны были, если вдруг неожиданного нападения по каким-либо причинам не получится, ударить нам в спину.
Теперь становилось понятно, почему боярин внезапно «заболел».
– Тебя одного велено живым схватить, а с прочими… – И казак, который назвался Желудем, выразительно взмахнул рукой.
– Зачем? – спросил я, особо не ожидая ответа – просто вырвалось.
