Александр Антонов - Звезды против свастики. Часть 1
Резкий голос начальника штаба вывел фельдмаршала из задумчивости:
– Ещё раз говорю вам, Каплер: справляйтесь своими силами!
– На проводе командир дивизии «Мёртвая голова»? – поинтересовался командующий.
– Так точно! – прикрыв трубку рукой, – доложил начальник штаба.
– Курт, попросите его подождать у трубки, а сами подойдите сюда.
Когда начальник штаба подошёл к столу, фон Бок спросил:
– Чего он хочет?
– Просит нанести авиаудар по позициям русских в районе станции Узловая, господин генерал-фельдмаршал! Утверждает, что после этого сможет взять станцию.
– Узловая… – Поглаживая подбородок, фон Бок смотрел на карту. – Правый фланг нашего наступления, в стороне от направления основного удара…
– Именно поэтому я второй раз отказываю Каплеру в просьбе, – пояснил начальник штаба. – Он ещё утром просил поддержать его авиацией.
– Если наши расчёты верны, – как бы не обращая внимания на слова начальника штаба, продолжил фон Бок, – то у 5-й армии русских нет больше резервов и, после того, как мы пробьём брешь в их обороне, Рокоссовскому ничего не останется делать, как затыкать дыру фронтовыми резервами, а то и снимать части с других участков фронта, так?
– Точно так! – подтвердил начальник штаба.
Фон Бок оторвал глаза от карты и посмотрел на генерала:
– А что, если не так? Что, если у Прошкина есть ещё резервы, или они на подходе? Вот что Курт: дайте Каплеру, чего он просит!
– Но, господин фельдмаршал…
– Когда Каплер возьмёт Узловую, то если даже у Прошкина и есть резервы, он их бросит против дивизии Каплера, вынужден будет бросить. Так что помогите Каплеру, Курт!
Прошкин и Жуков колдовали над картой, когда вошёл начальник разведотдела армии.
– Что у тебя? – спросил Прошкин.
– Товарищ командующий! Срочное донесение от нашей разведгруппы. Немцы готовятся нанести сегодня авиаудар по Узловой!
– Авиаудар? – Жуков посмотрел на Прошкина. – Пока Галин держится молодцом, но авиаудара может и не выдержать. Давай так, Игорь Валентинович, я звоню в штаб Юго-Западного фронта, попрошу у них истребителей для прикрытия Узловой, а ты останови отправку этого новенького бронепоезда в Мосты, и перенаправь-ка его в Узловую. Для нас, сам понимаешь, это капля в море, а Галину, глядишь, сгодится!
Галин доел борщ и принялся за второе. Сидящий напротив начштаба смотрел-смотрел, как мелькает ложка в умелых командирских руках, да не выдержал, решил подколоть:
– Эк тебя на свежем воздухе на чифан-то пробило!
Галин чуть не подавился, с трудом пропихнул кусок в горло, сказал с шутливым укором:
– Ты чего, Семёныч? Завидуй молча.
Оба были знакомы ещё по совместной службе на Дальнем Востоке, где и прицепилось к ним это словечко «чифан», «чифанить», производное от китайского чи фан – еда.
Закончив с трапезой, Галин засобирался на выход. Начштаба осторожно осведомился:
– Может, бомбёжку всё же здесь пересидишь?
– С какой такой стати? – удивился Галин. – Или ты думаешь, они бомбы на церковь будут тратить? Боюсь, что тебе тут будет жарче, чем мне там. К тому же руководить обороной с верхотуры намного сподручней.
– Ну, как знаешь, – не стал настаивать начштаба. – Только скажи, куда новый бронепоезд определить?
Галин остановился на полушаге. Фу-ты, ну-ты! А ему весь обед мозг выносило, что он что-то упустил. Конечно, вместе с предупреждением о возможном авианалёте из штаба армии сообщили также об отправке к ним ещё одного бронепоезда.
– Спасибо, Семёныч, что напомнил. Я не очень понял, но, кажется, этот бронепоезд оснащён какими-то усовершенствованными зенитными установками. Так ты передай командиру, пусть выберет рельсы по своему усмотрению, откуда сподручнее по самолётам бить.
У входа на колокольню топталась группа военных. Опытным взглядом комбриг определил центральную фигуру: статный мужчина в форме полковника инженерных войск. Остальные – его окружение, либо даже охрана. Когда Галин приблизился, все офицеры, включая полковника, вскинули руки к фуражкам. Галин козырнул в ответ. Бегло пробежав взглядом по офицерам и отметив среди них парочку из своей бригады, остановил взгляд на полковнике. Тот шагнул навстречу и протянул руку:
– Ульянов Владимир Ильич, полковник инженерных войск!
Галин слегка опешил. Такая реакция, видимо, была не в диковинку, поскольку полковник сразу пояснил:
– Даже не родственник, хотя и полный тёзка.
Галин кивнул, мол, с этим вопросом разобрались. Теперь взгляд комбрига требовал: объясни-ка, дорогой товарищ, откуда ты на мою голову свалился, и по какой-такой надобности?
– Вот, доставил вам бронепоезд с установленными на нём новейшими зенитными установками, для испытания в боевых условиях.
Значит, бронепоезд уже здесь? Замечательно!
– Давно прибыли? – поинтересовался Галин.
– Буквально только что, – ответил полковник.
– Вы, товарищ полковник, как я понимаю не строевик?
И к подобному вопросу Ульянов, по-видимому, тоже был готов.
– Опять что-то не так сказал? – смущённо улыбнулся полковник. – И вы совершенно правы, Павел Михайлович, если не ошибаюсь? Я конструктор, и на этих испытаниях представляю Институт ракетостроения.
– Ну, хорошо, – заторопился Галин. – После договорим. Вы сейчас на бронепоезд, или хотите, чтобы вас проводили в штаб?
– Да нет, Павел Михайлович, – улыбнулся Ульянов, – хочу вот на эту колокольню забраться.
– Товарищ комбриг, – выступил вперёд офицер с эмблемами контрразведчика в чине капитана, – хоть вы объясните, что это очень опасно. Я ведь за жизнь товарища полковника головой отвечаю.
Нытьё капитана совсем не понравилось Галину, но сермяжная правда в его словах была.
– Действительно, – обратился он к Ульянову, – капитан прав. Я тоже считаю, что это плохая идея.
– Товарищ полковник! – неожиданно вскипел Ульянов. – Я ведь вас не учу воевать. Вот и меня не надо учить, как проводить испытания! Они у меня далеко не первые, да и в боевых действиях принимать участие мне тоже доводилось. В конце концов, у меня бумага есть, вот!
Конструктор вытащил из кармана сложенный вчетверо лист бумаги и протянул Галину. Документ, отпечатанный на бланке ГКО, предписывал всем воинским начальникам оказывать всяческое содействие инженер-полковнику Ульянову В. И. в деле особой государственной важности. Под документом стояла подпись Сталина.
Галин свернул бумагу и протянул Ульянову. Потом участливо посмотрел на капитана.
– Извини, брат, но против такого лома даже у меня нет приёма! – Обращаясь к инженер-полковнику, указал рукой в сторону входа на лестницу, ведущую на колокольню. – Прошу!
Пропустив Ульянова вперёд, жестом остановил ринувшихся за ним офицеров.
– А вас, товарищи, попрошу остаться! На верхней площадке места и для троих-то мало, – и приказал часовому перекрыть вход.
Подымаясь по крутым ступеням следом за Ульяновым, Галин спросил:
– Товарищ полковник, вы сказали, что принимали участие в боевых действиях; можно узнать, в каких?
– К сожалению, нельзя, вы уж извините…
– Понимаю, – ответил Галин, – и, в свою очередь, прошу прощения за бестактный вопрос.
Помолчали. Потом Ульянов спросил:
– Павел Михайлович, вы стихи любите?
– А кто же их не любит? – осторожно ответил Галин.
– Тогда можно я прочту вам одно из последних стихотворений Эренбурга?
Не туманами, что ткали Парки,И не парами в зелёном парке,Не длиной, – а он длиннее сплина,Не трезубцем моря властелина,Город тот мне горьким горем дорог,По ночам я вижу чёрный город,Горе там сосчитано на тонны,В нежной сырости сирены стонут,Падают дома, и день печаленСредь чужих уродливых развалин.Но живые из щелей выходят,Говорят, встречаясь, о погоде,Убирают с тротуаров мусор,Покупают зеркальце и бусы.Ткут и ткут свои туманы Парки.Зелены загадочные парки.И ещё длинней печали вёрсты,И людей ещё темней упорство…
Голос Ульянова смолк. Галин ругнул себя: «Мог бы и допереть! Где до сей поры зенитчику вольготно было свои задумки испытывать, как не в Лондоне?»
Уже знакомый Галину наблюдатель их появлению был искренне рад, что выразилось в простецкой улыбке на добродушном конопатом лице.
– А ты что, сержант, так отсюда и не спускался? – удивился Галин.
