Виктор Побережных - «Попаданец» в НКВД. Горячий июнь 1941-го (часть 2) [СИ]
— Мартынов посоветовал, а я поддержал, — Берия тоже улыбнулся и став серьёзным продолжил. — Да и медицина наша тоже об этом просила, с изменениями психики Стасова связано. Мол, психическое напряжение копилось с момента его появления у нас, а сейчас наступил своеобразный кризис. Вернее не наступил, а должен был состоятся вот-вот, в любой момент. Вот и решили, что экстремальные физические нагрузки, в том числе и психологического плана, совмещённые с определёнными действиями, проводимыми научной группой, позволят нормализовать его состояние. И если судить по последним отчётам, то именно это и происходит. В норму приходит майор. И наука довольна, даже более чем!
— Бесценный опыт! Ценнейшая информация! — спародировал высоким, тонким голосом Меркулов, присутствовавший при докладе руководителя научной группы, и захохотал, поддержанный всеми присутствующими.
— Вот, вот! Точно! — отсмеявшись нарком вновь стал серьёзным. — Ладно, товарищи, посмеялись и будет. Работаем, товарищи генералы, работаем…
Всё проходит, и это тоже пройдёт – мужик из Библии знал что говорил. Прошли и мои мучения, причём они закончились так же неожиданно, как и начались. Вечером первого августа, выйдя из душа, около своих вещей обнаружил улыбающегося Зильбермана.
— Привет, Андрюха! Классно выглядишь! — тряся меня за плечи, как Бульба своего приехавшего сына, Яшка бормотал. — Как будто и в госпитале не валялся. Лицо похудело, но выглядишь как курортник!
— Блин, Яша! — вывернувшись из дружеских рук я стал одеваться. — Хочешь, попрошу Мартынова, и ты на этот курорт попадёшь? Тебе понравится, гарантирую! И вообще, ты откуда и зачем здесь?
— Из Москвы, за тобой, — Зильберман заулыбался ещё сильнее. — Поручили забрать командира с курсов повышения квалификации и доставить в Москву. Вообще-то считалось, что я завтра с утра за тобой приеду, но я подумал, посоветовался с руководством и стою перед тобой. А ты не рад, хочешь ещё квалификацию поповышать? Так это…
— Иди ты знаешь куда? Да я…
— Знаю-знаю! — ржанье Зильбермана уже стало раздражать. — Рассказывали, как тут тебя гоняют. Да не обижайся, дружище. Сам виноват, нечего было подставляться и в госпиталь попадать. Видел бы ты, что творилось, когда сообщили о произошедшем! Куча народу ни за что огреблись, так руководство лютовало. Мне, между прочим, тоже досталось от Мартынова. Ну ладно, хорош дуться. Одевайся и пошли.
Через час, сдав закреплённое за мной на время "переподготовки", оружие и обмундирование на склад и расписавшись в куче бумаг, я попрощался с генералом, который усмехаясь пожалел о таком скором расставании, пожелал удачи и, наконец, выехал в Москву. Уже глубокой ночью, с кипящим от болтовни Зильбермана мозгом, я, наконец-то, оказался в своей постели.
— Знаешь, Андрей, я очень хочу, чтобы ты понял одну штуку. Всё, чему ты научился у Баха раньше, и чему научился сейчас, не делает тебя по-настоящему хорошим бойцом. Для этого нужно учиться не один год, а самое главное, применять всё на практике. Тебя же учили только для того, чтобы при необходимости ты мог выжить, если окажешься в паршивой ситуации. Ты же лезешь на рожон, не имея ни достаточной квалификации, ни моральной подготовки. Не делай больше таких глупостей, майор. Твоя работа – приносить пользу там, где руководство поставит, а воевать и брать бандитов есть кому и без тебя. Ведь всерьёз решался вопрос, чтобы тебя вообще никуда не выпускать с базы под Свердловском. Только благодаря товарищу Сталину, ты продолжишь свою службу на прежнем месте и в том же качестве. И уясни ещё одну вещь, самую главную – лимит ошибок и глупостей выбран тобой полностью! — Лаврентий Павлович всё это говорил очень спокойно, доброжелательно, и от этого его слова казались ещё более весомыми.
— Вижу, что ты меня понял, поэтому переходим к главному, — на мгновение замолчав, Берия переключился на сухой официальный тон, заставив меня ещё сильнее напрячься. — Готовьтесь к смене места службы, товарищ майор. Так как майор Зильберман уже давно выполняет обязанности начальника вашей аналитической группы, в передаче дел необходимости нет. У генерала Мартынова получите документы, на изучение которых вам отводится две недели. В случае возникновения каких-либо вопросов по ним, обращайтесь к Мартынову, либо к Судоплатову. Через две недели, предоставите записку с вашими предложениями и замечаниями, если они будут. Вам всё ясно?
— Так точно, товарищ народный комиссар!
— Хорошо. Идите работайте…
Направляясь к Мартынову, я вспоминал сегодняшнее утро, в котором ничто не предвещало беседы с Берией.
Встретили меня, хм, хорошо. Сначала Мартынов обстучал плечи, приговаривая, что я прекрасно выгляжу, потом Меркулов, к которому мы пошли с генералом, говорил мне почти то же самое, что и Александр Николаевич, только без обниманий и дружеских тычков. А затем, уже в отделе, меня затискали-зацеловали и напоили вкуснейшим ароматным чаем, с обалденными постряпушками, которых я готовился слопать как можно больше. И выполнил бы своё желание, но поступил вызов к наркому, который очень вежливо и доходчиво меня "возлюбил" и заставил гадать о своей дальнейшей судьбе. И Мартынов, волк старый, ведь знал же, что меня с группы снимают, и ни слова не сказал, ни об этом, ни о моей дальнейшей судьбе!
— А-а-а, явился, — Мартынов ехидно улыбнулся, увидев мою физиономию. — Быстро, быстро. Я думал, что Лаврентий Павлович тебя дольше продержит.
— Александр Николаевич, неужели нельзя было меня предупредить, я бы…
— Ни черта бы! — Мартынов явно разозлился. — Что бы изменилось? Только то, что слова Лаврентия Павловича до тебя бы не дошли! Вот и всё. Тебе ведь не один раз говорили, что нужно думать, а потом что-то делать! Что ты нужен стране, нужны твои знания. А ты? Расп…й ты, конченый! Твоё счастье, что "психи" утверждают, что глупости ты делать больше не будешь. И всё, заканчиваем с этой темой! Лаврентий Павлович тебе всё уже и так сказал. А теперь… Товарищ майор, вот номер дела, с котором вам следует ознакомиться, а вот список вопросов, на которые вы должны ответить. Помимо этого, вы должны составить записку с вашим анализом данного дела и вашими предложениями по нему. Дело получите в спецчасти, как и тетрадь для записей. Надеюсь вы не забыли правила работы с документами особой важности? Очень хорошо, что не забыли. Работать будете в кабинете 0-12, ключи получите также в спецчасти. Вам всё понятно, товарищ майор? Свободны!
Оказавшись в коридоре, я ошарашенно покрутил головой. Ну командир, ну… Как он меня на место поставил? Расслабился ты, товарищ Стасов за время лечения, отдыха и "повышения квалификации". Расслабился. И всё равно обидно, что при утренней встрече ни слова не сказал на эту тему. Командир называется. Ну да чего уж теперь, всё равно ничего не изменишь. Да и правильно всё. Ладно. Пойдём получать рабочие документы.
В спецчасти я завис надолго – сначала оформил кучу подписок, будто и так ими не опутан с ног до головы, потом расписывался за само дело, оказавшееся толстенной дерматиновой папкой, причём опечатанной. Затем за тетрадь для записей, больше похожую на прошнурованную амбарную книгу с пронумерованными страницами и за отдельный запечатанный конверт с вопросами, на которые я должен ответить. Потом въедливый капитан-секретчик озаботился отсутствием у меня печати (свою я сдал ещё при отъезде в командировку) и долго выяснял у кого-то по телефону как поступить, а выяснив, заставил поставить ещё кучу подписей. Про получение ключей от кабинета и сейфа я вообще молчу!
Короче говоря, в своём новом рабочем кабинете я оказался только в пятом часу дня и вымотанный похлеще, чем на базе у Баха. Наконец-то усевшись за стол, я вздохнул – вот и начался новый период твоей службы, товарищ майор: кабинет в подвале, неподалёку от знакомых камер и следственных кабинетов, задание, к которому пока и не приступал и… отсутствие права на ошибку, если верить наркому. А не верить ему… Ладно, хватит стонать, начинаем работать. А кабинет мне достался вполне приличный, хоть и небольшой. Стены, окрашенные зелёной масляной краской, большой письменный стол с тумбой для бумаг и большим выдвижным ящиком, четыре стула, выглядящих совсем новыми, шкаф для одежды, сейф, телефон и аккуратная лампа, с зелёным тканевым абажуром на столе, яркая лампочка и небольшое окошко, забранное решёткой под потолком. По нынешним временам очень даже ничего. Не хватает только графина с водой и чайника со всем сопутствующим.
Да. Полученная папка оказалась интересной. Вернее не интересной, а… даже не знаю, как правильно сказать. Как оказалось, мои коллеги прошлись по местам, так сказать, моей боевой славы. И не только моей. Фотографии и копии протоколов осмотра поляны, на которой я впервые осознал себя в этом мире, сожжённый хутор, у которого я получил посылку для наркома и похоронил застрелившегося чекиста. То же самое, но с местом, где был застрелен "байкер", при поездке за вещами которого погибли мои друзья. От всего увиденного воспоминания накрыли так, что нехорошо стало. Перед глазами, как наяву, встала поляна, с погибшими чекистами, бледное лицо тяжелораненого офицера на хуторе, танк, и вспухающая в облаке дыма машина с парнями.
