Белая ферязь - Василий Павлович Щепетнёв
Ну, ну. Это они из вежливости. Не доросли ещё до моей живописи. Погодите, лет через двадцать локти кусать будете, да поздно.
— Но, если хочешь, основные приемы работы с акварелью я тебе покажу, — в утешении сказала ma tante.
Я поблагодарил, сказал, что непременно. Основные.
Может, и в самом деле займусь акварелью? Или крестиком вышивать научусь?
У меня есть дело. И это дело мало связано с изобразительным искусством.
Так, так, так… Я продолжал водить карандашом по бумаге, но более от раздумья. Какое же у вас дело, ваше императорское высочество?
Должно быть! Ну ведь не случайно я — здесь?
Как знать, как знать. Может, и случайно. Что мы знаем о случайностях, что мы знаем о закономерностях? Но даже если не случайно, как постичь замысел провидения? Каково мое задание? Спасти Российскую Империю?
Как иллюстратор, я прочитал несколько книг из серии «Спасти СССР». Пришлось. Прочитал, но так и не понял, от кого авторы хотят спасти Советский Союз? Вот от кого конкретно? Фамилия, имя, отчество, назовите, пожалуйста.
Не называют.
Спасти общественный строй? Опять же — какой? Социалистический? Но что такое социалистический строй? Если по Марксу, то Советский Союз был крайне сомнительным социалистическим государством. Чем привлекательна теория Маркса? По Марксу, следует убрать того, кто стоит между работником, и результатом его труда. Того, кто присваивает прибавочную стоимость. В Англии девятнадцатого века её присваивает капиталист, хозяин производства. В СССР её присваивал не конкретный капиталист, Путилов или Морозов, а государство, но разве от этого легче тому, кто получает десятую часть от наработанного? Слева молот, справа серп, слышал, слышал по Интернету.
И потом, товарищ Ленин прямо говорил: революция лишь тогда чего-то да стоит, если она способна защитить себя! А если для защиты революции требуется иновременный пацанчик-гемофилик… Впрочем, нет, пацанчик-гемофилик должен защищать не революцию в стране, а страну от революции, похоже, так задумано. Возьму как гипотезу. Но почему я? Вполне обыкновенный паренек. Жирный минус — гемофилия. Плюс… А есть ли вообще плюс? Знание истории у меня очень и очень посредственное, но ведь так учили. В общих чертах. Как устройство компьютера. Могу ли я с моими знаниями помочь хоть чем-нибудь учёным начала двадцатого века в создании компьютера? Могу, конечно, запросто: возьмите системный блок, подсоедините монитор, клавиатуру, принтер, настройте роутер.
Бред же! Я такую простую, в общем-то, вещь, как фильмоскоп, сделать не могу.
Почему бы не поручить миссию спасения России специально подготовленному человеку? Знающему, умеющему, обязательно честолюбивому? Старшему офицеру госбезопасности, к примеру, а звании от майора до полковника? Младше — ещё не дорос, старше — уже одеревенел. Чтобы и стрелял быстро, метко и без раздумий, и мог через бедро с захватом? Опять же чтобы в ядах разбирался всяких, и мог из подручных средств соорудить порошок на двадцать персон прямо на кухне?
Потому и не поручают. Жалко им Россию.
Кому «им»?
Экспериментаторам. Или экспериментатору.
Хотя… Хотя всё может быть гораздо проще и приземлённее. Я — цесаревич Алексей. Подлинный, другого нет. Во время болезни подошёл к краю, но вернулся. Был болезненный бред — будто я живу в двадцать первом веке, и всё остальное. Бред, и только. А что такое бред? Игра ума. Не всегда бесплодная.
А как же революция?
А так. Была в пятом году. И возможность ее сохраняется. Вот и думаю о ней.
А как же Великая война?
И войны всегда боятся нормальные люди. Это только поначалу всенародный подъем, уря-уря, даешь Варшаву, дай Берлин! Иди, возьми.
А как же выстрелы в Сараево? Подождем лета четырнадцатого, посмотрим.
А Седов? А вот это узнаем скоро, Колчак идёт к Новой Земле.
А как же мои рисунки? Сказки? А никак. Всякий ребенок сочиняет сказки. А способности к рисованию у Романовых есть, взять хоть дедушку Александра Александровича, хоть тётушку Ольгу Александровну. Да и сёстры рисуют. Просто меньше, чем я. Дремали, дремали во мне таланты. А теперь проснулись. Наверное, что-то, напротив, уснуло, ведь говорит же Ломоносов: если в одном месте прибавилось, в другом непременно убавилось, да. Ну, а Седов — он же тайны из экспедиции не делал, напротив, раздавал интервью налево и направо, с описанием планов, маршрута. Я и запомнил. Всей моей заслуги — организовал сбор средств. С помощью ma Tante и остальных.
Посмотрим.
А пока будем жить и веселиться. Нет рока. Нет неизбежности. Будущее в моих руках.
И я пошёл веселиться. То есть просто гулять по «Штандарту». В сопровождении дядек, Андрея и Клима. Им-то «Штандарт» знаком, а мне одному недолго и заблудиться.
Иду неспешно, уже привык — сорок пять шагов в минуту. Я, понятно, в матросском костюмчике, но не таком, в каком обычно ходят — короткие штанишки, и рубаха легкая. Штаны полномерные, рубаха просторная, под ними — налокотники и наколенники. А на ногах берцы, летние, белые, лёгкие, но прочные. А на голове колониальный шлем, пробковый. Для лета в самый раз. Народ привык, никто не пялится. Что с ребенка-то взять?
Прошли на верхнюю палубу. Один полный круг — шестьсот шестьдесят шагов. Моих шагов, мелких, вальяжных. Пятнадцать минут. На самом деле больше: я время от времени беру у дядьки Клима морской бинокль и смотрю на берег. Но руки быстро устают, изображение дрожит, я возвращаю бинокль и продолжаю путь. Нужно мне что-нибудь детское, легкое. Но я же не настоящий моряк. Я моряк дачный.
И вообще, зачем мне личная яхта? Если вдруг захочу съездить частным образом в Лондон или Рим, то куплю билет на лайнер. Первым классом — очень и очень комфортно. Вопросы безопасности? А я инкогнито. Даже без титула. Господин… господин Симоненко, вот. Никакому анархисту в голову не придет, что наследник путешествует, как обыкновенный мещанин. Сын сахаропромышленника, которому отец в награду за окончание гимназии с отличными знаниями при прилежном поведении подарил поездку первым классом.
Я гулял, мечтал, понимая, что мечты эти — малосбыточны. Сначала нужно дожить до шестнадцатилетия. А там, поди, навалятся заботы такие, что поездка в шхеры будет
