Азовский гамбит - Иван Валерьевич Оченков
– Ваше высочество, – улыбнулся Рюмин. – Если позволите дать вам совет, рекомендую иметь в этом регименте двойной комплект офицеров, чтобы по прибытии в Москву развернуть его в полк.
– И еще… – помялся будущий сват русского царя.
– У вас нет денег? – без обиняков спросил дьяк. – Мой государь позаботился и об этом. Помимо патента вы получите вексель, в котором указана сумма вполне достаточная для формирования требуемого отряда. А еще я завтра же распоряжусь отправить вам некоторое количество мехов. Все вместе это покроет все расходы и позволит вашему высочеству прибыть в русскую столицу с необходимым блеском.
– Щедрость нашего дорогого Иоганна Альбрехта не знает границ!
Русский посол в ответ поспешил поклониться, чтобы братья-герцоги не заметили иронической усмешки. «Каждую копеечку отработаете, каждую беличью шкурку!»
– А какого рода войск эскадрон предстоит мне сформировать? – спохватился Вильгельм. – Кирасир или, быть может, любезных сердцу нашего дорогого родственника рейтар?
– Латышских конных стрелков, – с непроницаемым видом ответил ему Рюмин и, видя недоумение в глазах герцогов, пожал плечами. – Таково желание моего государя!
Чем нехороша Иноземная слобода, или, как называют ее москвичи, Кукуй, так это тем, что находится далеко от Кремля. Пешком налегке не сбегаешь, да и не положено такой видной госпоже, как любовница самого царя, бить свои белы ноженьки о пыльную дорогу. Во всяком случае, именно так считала фрейлейн Анхелика, а потому потребовала, чтобы ей подали карету.
– Что, простите? – холодно осведомилась баронесса фон Гершов, которой отчего-то совсем не нравилась постоялица, навязанная государем.
– Но мне необходимо попасть во дворец!
– Зачем?
– Э-э-э… – не нашлась сразу с ответом фрейлина. – Я уверена, что его величество желает видеть меня!
– Если бы наш добрый кайзер пожелал этого, он наверняка дал бы знать моему мужу.
– Но ваш благородный супруг еще не возвращался.
– Вот именно. Поэтому я рекомендую вам, милочка, набраться терпения и ждать.
– А как же дети его величества? Кто позаботится о них?
– Полагаю, в Кремле достаточно слуг и придворных, чтобы принц и принцессы ни в чем не нуждались.
– Но я желала бы…
– Послушайте меня, фрейлейн, мне совершенно безразличны ваши чаяния. Государь повелел, чтобы вы остались погостить в нашем доме, и я повиновалась. Однако из этого не следует, что мне приятно ваше общество. Если вам угодно покинуть мой дом, я не стану этому препятствовать, ибо не имею приказа удерживать вас силой, но в мои планы также не входит оказывать вам какое-либо содействие!
– Что это все значит?!
– Бог мой, вы еще и туповаты. Ладно, постараюсь быть более доходчивой. То, что вам удалось проникнуть в постель его величества, не делает вас госпожой. По крайней мере для меня.
– Как вы смеете?!
– Что?! Это как вы – грязная девка смеете отдавать мне распоряжения в собственном доме? Мне, урожденной графине Буксгевден!
– Вы пожалеете об этих словах!
– Убирайтесь прочь отсюда, иначе пожалеть придется вам!
Ошалевшей от подобной отповеди Анхелике пришлось спешно ретироваться и думать, каким образом можно вернуться в Кремль. Экипажей в Иноземной слободе было не так много, и вряд ли кто согласился бы одолжить его незадачливой фрейлине покойной государыни. Оставались только ломовые возчики из числа тех, что доставляли к царскому двору необходимые припасы, но их следовало еще найти и договориться.
Таким образом, на выложенную брусчаткой мостовую перед Теремным дворцом она смогла ступить только на следующий день. Слава богу, в карауле у ворот оказались мекленбургские гвардейцы, и ей удалось миновать их почти без урона. Ну если не считать за таковой пару сальных взглядов и крепких солдатских шуточек. Быстро пройдя во дворец, она почти без сил добралась до своих покоев и, заметив соседку, почти простонала:
– Кайса, голубушка, распорядись, чтобы мне приготовили ванну!
– Да уж, помыться бы тебе не помешало, – заметила финка, даже не подумав выполнять ее распоряжение.
– Почему ты стоишь? – недоуменно спросила Анхелика.
– Во-первых, я тебе не служанка. А во-вторых, тебе прежде нужно показаться новой дворовой боярыне. Она, кажется, хотела тебя видеть.
– Новой боярыне? Откуда она взялась? Я ее знаю?
– О да, – не удержалась от язвительной улыбки Кайса.
К несчастью, бедной фрейлине так и не удалось привести себя в порядок перед тем, как она предстала перед новой главой женской половины дворца, и потому она и без того чувствовала себя неловко, но, когда их глаза встретились, Анхелике показалось, что пол уходит у нее из-под ног.
– Собирай свои вещи и проваливай отсюда! – коротко велела ей княгиня Щербатова, смерив презрительным взглядом из-под черной по-вдовьи кики.
– Ты?.. – только и смогла пролепетать фрейлина.
– Я.
– Но ты не смеешь так со мной обращаться!
– Смею! И если ты немедленно не угомонишься, то не возрадуешься!
– Да я тебя!.. – кинулась на давнюю соперницу девушка, но непонятно откуда взявшиеся холопки схватили ее за руки и удержали на месте.
– Пошла вон!
Надо сказать, что Анхелика оказалась не единственной, кто потерял свое место в тот вечер. Вторым был пришедший ко мне на доклад Грамотин.
– Ну, чем порадуешь, Иван Тарасович? – приветливо встретил я дьяка и указал ему на стул.
– Благодарствую, ваше величество, – поклонился тот и осторожно присел на краешек, укладывая рядом с собой на столе принесенные бумаги. – А только порадовать мне вас нечем.
– Что, все так плохо?
– Государь, – состроил скорбную рожу дьяк, – к несчастью, сведения о том, что в деле могут быть замешаны бояре и церковные иерархи, начинают обрастать подробностями. Уже и имена появились, и настоящие преступления за ними записаны по показаниям видоков и допрошенных воров.
Я бегло проглядел переданные мне Грамотиным бумаги, прочитал знакомые имена и фамилии, особо отметив, что патриарх и его брат нигде не упомянуты даже вскользь.
– И что ж, Романовы никаким боком касательства к мятежу не имеют?
– Пока что так выходит… – осторожно ответил дьяк.
– Очень хорошо. А что по другим городам, с кем сообщались, кого подговаривали, где еще бунт учинили? Про то собрал ты сведения?
– Да, государь. Посылали они гонцов, сообщались с ватагами разбойными на смоленской и тульской укра́инах, там со времен вашего похода на Смоленск осталось немало всякого народца воровского, грабят помещиков, на торговых людишек нападают, да и на литовские пределы ходят почасту.
– А по городам и уездам что сказать можешь?
– Больше всего мятежников поднялось в подмосковных городах, далее не успело полыхнуть, уж больно скоро ваше августейшее величество с победой вернулись в столицу.
– А в Серпухове что же, никто так и не заблажил? За вилы не схватился? Что там после нашего отъезда случилось, не знаешь?
– Воевода отписку вчера прислал, все тихо у них, разве что нескольким крикунам для вразумления батогов прописали, а опричь того ничего не сталось.
Я помолчал, ожидая продолжения, но так ничего более и не услышал, Грамотин попытался перевести разговор на другую тему, но тут я, поглядев ему в ясны очи, спросил:
– То есть правды своему государю ты, сукин сын, говорить не желаешь?
– Помилуйте, ваше величество! – изумился дьяк. – Все как на духу…
– С кем в столице сообщение имел, что знал о готовящемся бунте? – прервал я его
