Михаил Ахманов - «Ворон»

Он уснул, и во сне пришли к нему люди, пропавшие в безднах времени, — врач Евгений Штильмарк, журналист Максим Кадинов, Игорь Елисеев, несчастный всезнайка, Фрик, Ковальская и все остальные, кого он пытался найти, да так и не нашел. Обступив Серова, они глядели на него, и на их лицах блуждали смущенные улыбки. Это удивляло, и удивление длилось, пока издатель Добужинский не сказал: «Мы виноваты, Андрей, все перед тобою виноваты… Мы — причина того, что ты здесь очутился. Не было бы нас, ты бы жил-поживал по-прежнему в Москве, в своем законном веке, ловил мошенников, а о пиратах читал бы только в книжках… Ты уж нас прости, Андрюша!»

«Однако он и тут неплохо устроился, — пробормотал экстрасенс Таншара. — Авантюрист! Тут ему самое место». — «Кто знает, где человеку место? — печально сказал Елисеев и, сделав паузу, добавил: — Мы должны ему помочь — не делом, так советом. Что ты хочешь знать, Андрей? Что-то о будущем и великих событиях, о королях и странах, бедствиях и войнах? Я все помню, дружище, помню, хоть уже умер…»

Серову стало его жалко, так жалко, что разрывалась душа. «С будущим я справлюсь, Игорь, — сказал он. — Как-нибудь совладаю, ведь у меня твоя книга есть… нет, не твоя, а мессира Леонардо… Справлюсь! А хочу я знать другое, хочу узнать про вас — куда вы попали и что случилось с каждым. Можете мне рассказать?»

И они заговорили, и были их повести непростыми. Кто очутился в Китае эпохи Мин, кто в половецком становище, кто вовсе на другом конце света, среди индейцев-пауни, а кому повезло, тот попал в родные языки и земли, в Черниговское княжество или в древний Новгород. Так проходили они друг за другом, рассказывая о себе, и последним был Женя Штильмарк из Твери, почти ровесник — исчез он, как помнилось Серову, в 27 лет. Ехал домой из больницы, с работы, шагнул из трамвая и пропал… И было тому двадцать свидетелей. «Ну, а ты где?» — спросил Серов. Штильмарк усмехнулся: «Где, где… Может, около тебя, Андрей. Не совсем около, но поблизости. Встретимся, узнаешь!»

Сказал так и исчез, а вместе с ним растаяли прочие невольные хронавты. Владимир Понедельник, программист… Наталья Ртищева, врач, как и Штильмарк… Линда Ковальская, налоговый инспектор… четверо парней из Нижегородского политеха…

Серов вздохнул и открыл глаза. В кормовые иллюминаторы вливались солнечный свет и свежий утренний воздух. За водами гавани пропел горн и грохнула пушка — там, над башнями форта Сент-Анджело, поднимали флаг. «Ворон» тоже просыпался — слышалось шарканье ног, потом раздался резкий голос Тегга, стоявшего ночную вахту.

«Штильмарк, — подумал Серов, — Евгений Штильмарк… Что еще за загадки?»

Он помотал головой, прогоняя сонные видения, и потянулся к одежде.

Несколько дней прошли в суете и хлопотах сборов. Бригантина «Ла Валетта» получила новое имя — «Харис», что значило «Страж» на арабском; энергичное название, звуки которого понравился Серову. Двухмачтовый парусный корабль генуэзской постройки был быстрым и вполне подходил для капитана-ренегата: при попутном ветре он мог уйти даже от стремительных шебек. Его вооружили восемью двенадцатифунтовыми пушками, в трюм погрузили партию английского сукна, порох, воду, провиант и кое-какие редкости для подарков алчным чиновникам дея. Не был забыт и сундучок с монетой, с испанскими талерами и дукатами; прихватили и ларцы с украшениями, ибо Деласкес сказал, что бакшиш включает дары чиновничьим женам. Сережки и ожерелье с сапфирами Серов переложил в мешочек и спрятал на груди — это предназначалось для Шейлы, и временами, закрывая глаза, он видел ее в синем и золотом убранстве. Точно, как во сне…

Бригантину он выбрал недаром — парусное судно было удобнее шебеки, на которую пришлось бы взять сотню гребцов да еще следить, чтобы они изображали невольников. Опытных в этом деле нашлось бы предостаточно, но Серов полагал, что чем меньше народа знает об алжирской экспедиции, тем лучше. От Мальты и христианских портов на севере тянулись тайные нити к магрибским городам и весям, и любой купец вроде мсье Вальжана, любой контрабандист и скупщик краденого мог продать их султану Туниса, дею Алжира или пиратским главарям. Так что стоит взять людей поменьше, но понадежнее и сняться с якоря в темную ночь. Мальту покинет бригантина «Ла Валетта», собственность мессира Андре Серра, а в Алжир придет «Харис», разбойничье судно под командой капитана-ренегата. Он уже и прозвание себе выбрал — Мустафа, и легенду придумал. Аллах акбар! Аллах послал нам «купца» из Неаполя с тюками отличной английской шерсти… Покупатели, ау! Дешево отдам!

К боцманской ватаге, не очень многочисленной, Серов добавил испытанных людей, из тех, что плыли с ним и Шейлой на Барбадос, спасаясь от Эдварда Пила. Тернана пришлось оставить, чтобы не оголять командный состав, но Брюса Кука он взял, а с ним — Алана Шестипалого и Мортимера. Морти пару дней суетился под квартердеком и не давал капитану прохода, напоминая о прежней дружбе и клянясь мачтой и якорем, что лучше бойца во всей команде не найти и что он должен выручить Хенка. Пришлось его тоже взять. Воин из Морти был так себе, но Серова не покидало ощущение, что этот парень в воде не тонет и в огне не горит и что веревку для него еще не намылили.

Вместе с Серовым и Хрипатым пришельцев из Вест-Индии получилось ровно чертова дюжина, тринадцать человек, а к ним — де Пернель, мальтийский рыцарь, и пара темных лошадок, Деласкес и Абдалла. Из уроженцев Мальты Серов отобрал тридцать восемь молодцов, свободно говоривших на арабском и неотличимых видом что от алжирцев, что от тунисцев. Были они смуглые, сухощавые, темноволосые, по реям лазали лучше обезьян, а спать ложились в обнимку с тесаком и мушкетом. Вполне пристойная команда! Хотя на Балтику с ними Серов бы не пошел — снега да вьюги нагнали бы тоску на любого жителя Средиземья.

Перед отходом Тегг отозвал его в сторону, зыркнул глазом — не слышит ли кто, и вымолвил:

— Прими, Андре, последний совет. Эти парни с Мальты — люди нам чужие, и если кого заподозришь, если почуешь что-то странное, не доискивайся правды, не бей линьками, а сразу стреляй. Покойный Брукс так делал, и потому все ходили у него по струнке. Раз кого-нибудь пристрелишь, и эти тоже будут так ходить. Нашим скажи, чтобы держали курки на взводе и сабли под рукой. Наших у тебя двенадцать рыл — в случае чего, пустят кровь хоть всем мальтийцам! Пустят, клянусь подштанниками Господа!

Серов уважительно кивнул — Теггу случалось бывать в таких разборках и передрягах, какие ему, корсару с крохотным стажем, и не снились. Он повернулся, осмотрел причаленную к «Ворону» бригантину, Деласкеса, стоявшего у штурвала, смуглых мореходов в чалмах, что суетились на палубе, и сказал:

— Ты прав, Сэмсон, в команде должен быть порядок. Может, пристрелить кого-нибудь без всяких подозрений?

Terr вздернул острый подбородок:

— Смеешься, капитан? А я тебе вот что скажу: драться ты горазд и командуешь отменно, но сердце у тебя мягкое, будто явился ты из царства пресвитера Иоанна[85]. Страны такой, как нынче ведомо, нет, а если бы была, так мы бы ее отыскали, содрали золото с крыш, растрясли сундуки и утопили пресвитера в гальюне. Тот побеждает, кто жесток! — Бомбардир понизил голос и шепнул Серову в ухо: — Если самому стрелять противно, ты Хрипатому мигни — тут же глотку перережет. И за этими двумя приглядывай, за Мартином и Абдаллой. Ну, на их счет я Бобу сделал наставление…

Выслушав эти советы, Серов перебрался на палубу «Хариса» и, дождавшись глухой ночной поры, велел поднимать паруса. Выбрали якорь, поставили кливер, и бригантина канула в море словно призрачная тень, словно клочок тумана, унесенный ветром. Шли на северо-запад, к Тунису, до которого было двести сорок миль; там Серов хотел остановиться и проверить маскировку.

Когда заалела заря, припомнилось Серову, что день нынче особенный: ровно год, как он появился в этом мире. Год! А казалось, что провел здесь всю жизнь.

Глава 12

ТУНИС

Тунис — «благоухающая невеста Магриба», как называют его арабы, — расположен на северном побережье на перешейке между себхой Седжуми и громадным мелководным (глубиной менее метра) лагунным озером Эль-Бахира, отделяющим город от Средиземного моря. Серо-зеленые воды этого озера, где некогда сталкивались флоты карфагенян и римлян, ныне оживляются только стремительными чайками и спокойно стоящими в воде розовыми фламинго.

На смену марту шел апрель, и море у африканских берегов было лазурным, тихим и обманчиво-ласковым. Будто не резали его в далекие годы узкие карфагенские триремы, не сталкивались с кораблями римлян, дробя таранами обшивку, не отправлялись вместе на дно; будто не плавали тут пираты с Корсики, Сардинии и Сицилии, хватая в этих водах добычу и рабов; будто не шли тут суда крестоносцев курсом на Святую Землю, полные рыцарей, оруженосцев и стрелков; будто не грохотали здесь пушки, и будто нынешний покой был свидетельством мира, а не ложным фантомом. Горе тому, кто в это поверит! Горе, если кормчий задремал, если орудия не заряжены, а команда отложила топоры и сабли! Выскользнет из-за мыса быстрая шебека, плеснет веслами, догонит, ужалит чугунным ядром, пошлет в мореходов свинцовый ливень; а после вопьются в планшир стальные крючья и хлынет на палубу хищная орда. Нет от нее спасения, и нет пощады! А потому выбирай, моряк: или неволя и рабская доля, или честная смерть. Прихватишь с собой пару-другую басурман, вот тебе и оправдание перед Господом за все грехи; тебе — рай, а басурманам — преисподняя…