Михаил Гвор - Прорыв выживших. Враждебные земли
– Знаю такого.
– Вот он за нами и стоит. И еще двадцать тысяч народа. Из них треть – бойцы. Десантная бригада штатного состава. Со всей техникой. Ну и еще кое-кто по мелочи.
– Хорошо, не будем ссориться, – ответил Шайкенов после минутного раздумья. – Хорошие люди всегда могут найти общий язык. Что вы хотите?
– Вам нужен мир, Жанибек Закиевич. А нам хочется переселиться на юг. Выбор у нас из двух вариантов. Либо сюда, к майору, либо в Таджикистан, где у меня в данный момент находится брат. Не один, разумеется. Какой вариант вам нравится больше?
– Это угроза, сержант?
– Что вы! – Боря осклабился хищной улыбкой. – Это просто вопрос.
– Ответ на который ты знаешь заранее.
– Знаю. И мне этот ответ нравится. Но сначала я должен сходить туда и вернуться обратно. Живым и здоровым. Потому как если я не вернусь, мало кто захочет идти к моему брату. Бригада осядет здесь. Со всеми втекающими и вытекающими.
Казах не ответил, спокойно попивая чай. Совершенно бесстрастное лицо. Только едва заметное дрожание пальцев выдавало напряжение. А Борис выглядел абсолютно безмятежным. Даже стену так и продолжил подпирать. Наконец Жанибек поставил пиалу на стол.
– А если тебя убьют в Узбекистане, сержант?
– Тогда ты, по крайней мере, не будешь врагом сибирякам.
– Как они узнают, что не я тебя убил?
– А ты вернешь сюда человека, который проводит нас до границы. Он майору и расскажет…
– Несчастные случаи?
– Это твоя проблема. У каждого несчастного случая есть имя и фамилия.
Опять пауза. Еще пиала…
– Хорошо, сержант. Убедил. Когда?
– Как улягутся ветра. Мы сообщим.
– Хорошо. Встречное условие. Полковник, – Жанибек посмотрел на Беса, – если начнется драка с Худайбердыевым, мне нужен твой нейтралитет.
– Если? – удивленно поднял бровь Бессонов.
– Когда, – поправился Шайкенов.
– И когда?
– Как улягутся ветра. Мы сообщим. – Старик с явным удовольствием повторил юриновскую фразу. Все-таки последнее слово осталось за ним…
Таджикистан, окрестности Айни, чайхана
– Алейкум ассалам, уважаемые!
– Ваалейкум ассалам, Мустафа!
– Что интересного происходит в мире, Абдулла? Или ты, Вагиз, поделишься свежими новостями?
– Куда ты всегда так торопишься, Мустафа? – ответил Вагиз. – Сядь, выпей чаю, посмотри на мир спокойно и с достоинством, присущим старости, а не спеши, словно пылкий юнец.
– Как скажешь, о мудрейший.
Мустафа занял свое обычное место и потянулся за пиалой. Молчание затягивалось.
– Что, уважаемые, – наконец произнес Абдулла, – совсем нет новостей?
– Как может не быть новостей? Я знаю, кто спас молодого Шамси в Проклятом ущелье!
– И кто? – заинтересовался Вагиз.
– Чуру! – Мустафу просто распирало от гордости. – Черные собаки оросов!
– Нет, кара-шайтаны – это уже перебор, уважаемый! – поперхнулся чаем Вагиз. – Не могут все древние легенды быть правдой!
– Не скажите, почтеннейший, не скажите! Помните волков размером с быка, которых видел мальчик? Чуру были точь-в-точь такими! И кто, кроме них, может справиться с аджахорами?
– Но кара-шайтаны – черные. Шамси ничего не говорил про это!
– Да, он не говорил про цвет. Но он не говорил и много другого. Да и как мальчик мог разобрать цвет шерсти ночью? И не называй их кара-шайтанами! Так их звали враги оросов! Или ты хочешь быть их врагом? Их настоящее название «чуру» – друг!
– Между прочим, – вмешался в спор Абдулла, – джигиты, спасшиеся при Сангистане, тоже видели больших черных собак. И остались живы.
– Вот видишь! – Мустафа даже подскочил на месте. – Древние защитники мира пробуждаются, чтобы снова загнать злые силы под землю. Может, все еще не так плохо…
– Может быть… – задумчиво произнес Вагиз. – Кстати, о старом Шамси. Его двор должен был сгореть еще позавчера, но стоит цел и невредим.
– Это значит только то, что знак Ирбиса на воротах истинный, уважаемые, – сказал Мустафа.
– «Только то…» – передразнил Абдулла, – с какой такой радости Ирбис дает свой знак бедному дехканину?
– Мысли Ирбиса еще большая загадка, чем путь Аллаха…
– Ты, кажется, становишься атеистом, ака? Или считаешь, что сам Аллах действует под личиной Снежного Барса?
– Я не знаю, Вагиз. Но ты слышал, что баши, да пошлет Аллах ему здоровья, приказал доставить мальчишку Абазарова, но джигиты ушли ни с чем?
– Ха! Ушли! Их увезли, причем один был мертв, а двое примерялись к дороге навстречу гуриям. Старый Шамси оказался не так уж и стар…
– Что это за новость, Мустафа, если она всем давно известна?
– Не торопись, Абдулла. Что, по-твоему, должен был сделать баши со стариком, зарезавшим его людей?
– Ну… Шамси хоть и «железный», но баши он не победит. Слишком стар. Да и ноги…
– Так вот, Абдулла, баши сам пришел во двор Абазаровых. Лично! – Мустафа поднял вверх указательный палец. – Один! Поговорил о чем-то с обоими Шамси и уехал восвояси. И скажите мне, уважаемые, – аксакал сделал паузу, – что могло заставить нашего баши, да пошлет Аллах ему здоровья, так вести себя с убийцей своих людей?
– Ты считаешь, что знак настоящий?
– Настоящий, почтенные! Более того, одна вдова, подрабатывающая в казарме джигитов, говорила, что оба раненых не дожили до рассвета.
– Аллах всемогущий, Мустафа! Разве можно верить вдовам, подрабатывающим в казармах?
– Иногда можно, Абдулла, иногда можно. Особенно когда сам баши ездит в гости к простому декханину как к знатному беку!
– Я что-то не пойму, куда ты клонишь, Мустафа! Может, ты, Вагиз, понимаешь мысль нашего уважаемого друга?
– Нет, и мне сегодня непонятен смысл его речей, – покачал головой Вагиз.
Мустафа пальцем поманил собеседников поближе и прошептал несколько слов. Аксакалы отшатнулись от него, как от прокаженного.
– Стареешь, Мустафа, – произнес Абдулла, – раньше ты не говорил глупостей…
– Подумай сам! – поддержал его Вагиз. – У старика за плечами уже больше ста лет. Или меньше? А, Мустафа?
– Кто считает чужие годы, уважаемые? Но Шамси воевал еще с немцами, а после той войны прошло без малого восемьдесят лет. И надо сказать, что, несмотря на это, я все равно уверен: «железный Шамси» и есть Ирбис. И сам баши тоже так думает…
Окрестности Астрахани
– Что это было? – удивленно спросил Бессонов, когда за гостями закрылась дверь.
– Это, – подавился хохотом Урусов, – была демонстрация торжества организованной мысли над организованной силой… Ты просто в первый раз это видишь, майор. Помянутого Сухова он десять лет назад на автоколонну развел. Навсегда и задаром.
– То, что нас тут вместе с Жанибеком, как мальчиков поимели, понятно. Я не понял, как это было сделано! Ну-ка, сержант, объясни диспозицию.
– Ефрейтор я, – поправил Борис.
– Нет уж! Теперь ты сержант. Старший. За такие подвиги на ниве дипломатии люди ордена получали, а нам что, званий жалко? Так, докладывай.
– А чего тут докладывать. Ему на фиг не нужно, чтобы бригада здесь обосновалась. Ради этого все сделает.
– Так не сможете вы здесь обосноваться. Обсуждали. Жрать будет нечего.
– Правильно. Не сможем. И Жанибек это понимает. Но он мыслит как бандит. Мол, придут военные, жрать нечего, пойдут у него отбирать. Боится, однако…
– А почему решил, что он мыслит как бандит? Может, феня игрой была.
– Она и была игрой. Но дело не в разговоре. Просьба пустячная. Чиновник предпочел бы навстречу пойти. Нормальный человек – тем более. А они права качать начали, да еще с наездом, на вшивость проверять. И не главный, шестерка. Уркаганские замашки. А с такими легко: шестерку на место поставить, чтобы не вякала, а старшему предъяву выкатить. Еще погонялами козырнуть. А когда получишь все, что хотел, оставить за ним последнее слово. Чтобы самолюбие козырное потешить.
Майор очумело покрутил головой:
– Просто как, однако!
Урусов, наконец, отсмеялся:
– Вот, майор, что такое русский гроссмейстер в действии. Секретное оружие полковника Пчелинцева!
– Ты что, в самом деле гроссмейстер?
– Ну… не совсем. Выполнил, а присвоить не успели – Война.
– Обзвездинеть!!!
– Борька, а откуда ты феню знаешь? Ты же гроссмейстер, культурный человек! Домашний, млять, мальчик!
– А я ее не знаю.
– Не понял!
– Это не феня была. Это базар по понятиям. Там три десятка слов помнить надо, чтобы перетирать вопросы.
– Один черт, не шахматисты же перетирают. Или так, пока никто не видит сопернику на ухо мульку затравить?
– Так у нас все пацаны во дворе на ней разговаривали. И в школе тоже. Я запомнил на всякий случай, вдруг пригодится…
Теперь смех разобрал Бессонова.
– А почему сержант, а не капитан? – выдавил он.
– Это мне папа объяснял. В Советском Союзе была только одна служба, сержант которой мог не обращать внимания на армейского майора или даже подполковника. Службы той нет давно, а ассоциации в крови сидят. Намертво. У всех постсоветских. И у казахов тоже. – Юринов сделал паузу, посмотрел на давящихся хохотом офицеров и закончил: – И капитана вы бы мне не оставили. А лычки забирать – не комильфо будет.
