Дмитрий Шидловский - Великий перелом
В комнате повисла тишина.
— Однако же это очень опасно, — проговорил наконец Игнатов.
— Действительно, вы просто толкаете нас под большевистские пули, — поддакнула Софья Вениаминовна.
— Мама, папа! — прозвучал вдруг от дверей женский голос. — Лучше уж под пули, чем назад, в красный Петроград.
Все присутствующие повернулись к дверям и увидели, что там стоит дочь Игнатовых Маша.
— Я не выдержу соседства с Петуховым, — продолжила она. — Я не могу больше ходить на эти общественные работы и терпеть насмешки солдатни. А если Сергей Станиславович говорит, что есть хоть один шанс из ста, мы должны это сделать. Если вы не пойдете, я одна с ним пойду. Но в Совдепии я жить не хочу и не буду.
Супруги Игнатовы переглянулись.
— Мне кажется, господа, что решение принято, — с улыбкой заметил Чигирев.
ГЛАВА 24
Советник
— Его высокопревосходительство ожидает вас.
Чигирев насмешливо посмотрел на адъютанта. Даже и скрыть не пытается, что русский офицер. Гордится этим, скорее всего. Обращение, принятое в царской армии, нарочно использует. Не то что эти шюцкоровцы,[10] которые щеголяют прусской выучкой и все время пытаются подчеркнуть неприязнь к России. Ай да Карл Густав Маннергейм! Ай да генерал-полковник!
Он поднялся со стула и прошел в кабинет, где его встретил сам регент и командующий Вооруженными силами Финляндии.
— Здравствуйте, господин Чигирев, — приветствовал его генерал. — Я принял вас, потому что адъютант Доложил мне, что вы являетесь бывшим товарищем министра юстиции. Вы сказали, что хотите сообщить мне нечто существенное. Кроме того, мне сообщили что вы передали в штаб много важных сведений о дислокации войск красных на маршруте Куовола — Выборг — Гельсингфорс. Однако я сильно ограничен во времени, поэтому прошу вас быть по возможности кратким.
— Конечно, ваше высокопревосходительство. — Чигирев отвлекся от портрета Николая Второго, установленного на генеральском столе. — Я постараюсь не отнимать слишком много вашего времени. Кстати, мы с вами встречались. Не припомните?
— Увы, нет, — холодно ответил генерал.
«Ясно, тех, кто участвовал в работе Временного правительства и вообще всех, кто способствовал свержению царя, господин генерал не жалует, — подумал Чигирев. — Придется перестраиваться и ему, и мне. Время сейчас такое, что, если не объединимся, всем плохо будет».
— Четырнадцатый год, — произнес он, широко улыбаясь. — Вы заходили в Академию Генштаба, чтобы познакомиться со штабс-капитаном Крапивиным. И я был в тире в тот момент. Крапивин представлял вам меня.
— Да, припоминаю. — Тон генерала заметно смягчился. — Крапивин — превосходный стрелок и замечательный офицер. К сожалению, я не видел его с тех пор. Вам не известна его судьба?
— Он служил под командованием Брусилова. Участвовал в знаменитом прорыве. Дослужился до полковника. Потом командовал охраной в Александровском дворце в Царском Селе. А после февральской революции… я потерял его из виду.
— Замечательная карьера. Ему выпала честь охранять высочайших особ! Конечно, эти негодяи не простили ему верности трону. Наверняка он подвергся преследованиям после отречения. Возможно, потом его расстреляли большевики. Вы были с ним близко дружны?
— Не сказал бы. Просто мы оба путешественники. Почти одновременно вернулись в Петербург из дальних странствий, и нас свел один общий знакомый.
— Вы тоже путешественник? — Да.
— И где же вы странствовали?
— В Африке. Жил там, в одном племени.
— А мне вот довелось в тысяча девятьсот шестом году пройти с экспедицией от Ташкента до Пекина. Впрочем, цель экспедиции только формально была научной, хотя мы привезли немало весьма ценных этнографических материалов. На самом деле мы собирали сведения о китайской армии. Славное было время… Впрочем, мы отвлеклись. Вы говорили, что у вас ко мне дело.
— Совершенно верно, ваше высокопревосходительство. Мне только что удалось бежать из красного Петрограда.
— Это заметно по вашему виду, — усмехнулся генерал, разглядывая колонку Чигирева.
— Эту куртку я снял с убитого мной чекиста. Я бежал в Финляндию, поскольку думаю, что именно вы, ваше высокопревосходительство, можете спасти Петроград от большевиков.
— Да, Петроград… Много бы я дал, чтобы еще раз прогуляться по его улицам. А за то, чтобы освободить его от большевиков, готов дьяволу душу продать. — Маннергейм мечтательно закатил глаза, но тут же печальная гримаса проскользнула по его лицу. — Но вы же видите, мы и здесь еле справляемся с красной чумой.
— Но ведь справляетесь же!
— Это как сказать. Конечно, большевики во время борьбы за власть так разложили армию, что теперь сами от этого страдают. Противостоящие нам красные части — это скорее банды, чем воинские формирования. Почти все офицеры, которые вовремя не покинули свои части, перебиты. Как и по всей России. Я сам, знаете ли, с трудом спасся от разъяренной солдатни. Но все же отряды красных многочисленны и очень неплохо вооружены. Арсеналы в Выборге и Гельсингфорсе, увы, достались им. Что же касается моих солдат, они, безусловно, более дисциплинированны. Порядок во вверенных мне частях я навел. Но до настоящей регулярной армии им еще очень далеко. Будь у меня лейб-гвардии уланский полк, с которым я вступил в войну, я бы без посторонней помощи очистил всю Финляндию и от красных банд, и от Шюцкора. Увы, нынешние реалии совсем иные.
— Совершенно справедливо, ваше высокопревосходительство. Но у красных все больше проблем возникает на юге, где поднимает восстание российское белое офицерство. Кроме того, мы же не одни на планете. Европейские государства скоро в полной мере осознают большевистскую угрозу и вмешаются в события.
— Этого-то я и опасаюсь. Идиоты из сената только и норовят призвать сюда германские войска. Болваны! Не понимают, что Германия является злейшим врагом любой нации. Они поддерживают финнов только для того, чтобы ослабить Россию. Мало того что Ленин и его банда пришли к власти на деньги немецкого Генштаба, не хватало еще, чтобы я, русский генерал, немецким оружием воевал против своих боевых товарищей.
— А против большевиков?
— Против большевиков — хоть с дьяволом в одном строю. Но ведь заставив сказать «А», немцы заставят меня сказать и «Б». Они не удовлетворятся разгромом большевиков, которые уже вышли из-под их контроля. Они будут требовать, чтобы я добивал Россию. Вот на это я не пойду. Именно поэтому я в ультимативной форме запретил сенату приглашать немецкие войска.
— Значит, я правильно сделал, что пришел к вам, — улыбнулся Чигирев. — Правда, вынужден вас разочаровать, генерал. Представители сената за вашей спиной уже вступили в переговоры с немцами. Сейчас готовится высадка в Гельсингфорсе балтийской дивизии генерала фон Гольца, если я не ошибаюсь. Только не спрашивайте меня, откуда я это знаю. Как военный человек вы поймете, почему я не хочу раскрывать своих источников информации.
«А как сын своего времени, ни за что не поверите, что я читал обо всем этом в учебнике истории в тысяча девятьсот восемьдесят девятом году», — добавил он про себя.
Генерал с силой сжал кулаки и матерно выругался по-русски.
— Я подам в отставку! — вскричал он. — Сейчас нас, наравне с Германией и Швецией, признает Франция. Но она станет нашим врагом, если сюда придут немцы! Мы полностью лишимся поддержки Антанты. Я не буду руководить армией, управляемой из Берлина!
— Не делайте этого, — попросил Чигирев. — Учитывая положение на фронтах в Европе, немцы все равно прислали бы сюда свои войска. Они не могут Выпустить из-под контроля такую страну, как Финляндия. Первоочередная наша задача — победить большевиков хотя бы здесь, в Финляндии. Только вы сможете это сделать. Потом мы найдем способ нанести удар и по коммунистам в России. Дни Германии в этой войне сочтены.
— Хорошо, чего вы хотите от меня?
— Я хочу помочь вам разгромить большевизм здесь в обмен на вашу помощь для России. Когда вы станете полновластным хозяином Финляндии, вы сможете нанести удар по Петрограду. Большевики, занятые белыми восстаниями на юге и востоке, не смогут вам сопротивляться. Войны на три фронта они не выдержат, их власть рухнет. Это и в интересах Финляндии. Сейчас еще мало кто представляет, какую угрозу для мира, и в первую очередь для ближайших соседей, несет Советская Россия.
Маннергейм внимательно посмотрел на собеседника.
— Дорогой мой, — насмешливо произнес он, — я ведь прежде всего русский генерал, даром что шведом рожден. Я и финского языка-то толком не знаю. Лет десять назад публика, которая готовила восстание против России, меня к врагам Финляндии причислила. За верную службу империи, между прочим. Я возглавил финскую армию, потому что только в ней еще осталась хоть тень порядка. Конечно, как человек чести я никогда и ни при каких условиях не буду действовать во вред Финляндии. Более того, присягнув ей на верность, положу жизнь во имя ее процветания. Но высшим счастьем для меня было бы вернуть покой и порядок России.
