Дмитрий Шидловский - Великий перелом
— Доберутся, — пообещал Чигирев, проходя следом за хозяином в гостиную.
— Вы так считаете?
— Увы. Вы за границу перебраться не пробовали?
— Вообще-то мы рассчитывали, что вся эта вакханалия быстро закончится. Хотя тем, кто уехал еще в ноябре, считайте, повезло. Потом большевики закрыли границы, теперь для выезда требуется специальное разрешение. По какому принципу их выдают, совершенно не ясно, но нам отказали. Мы подали заявление еще в январе, как только начались эти проблемы с Петуховым. Мы хотели переехать в Стокгольм. Меня звали туда читать курс лекций по истории степных народов России еще в сентябре. Думаю, они и сейчас были бы не против принять меня, хотя бы семестра на три. Уж этого точно хватит, чтобы пересидеть лихолетье. К лету-то девятнадцатого вся эта вакханалия закончится, как вы полагаете?
— Надеюсь. Но в Швецию вам перебраться все же стоит.
— Какое там! Я же говорю, нас не выпускают.
— А нелегально выбраться не пробовали?
— Что вы! Финская граница охраняется как никогда. За попытку нелегального перехода расстреливают на месте. Даже тем, кому власти разрешают выезд, приходится несладко: в Белоострове отбирают все ценное. Самые состоятельные люди выезжают за границу буквально нищими. Хорошо еще, если там есть какое-то имущество: дома, банковские счета. Но я-то, дурак, держал все свои накопления в Российском торгово-промышленном банке. Счет заморозили, банковскую ячейку с драгоценностями жены вскрыли и все реквизировали. Мой дом начисто ограблен. Моей семье оставили только две комнаты из шести. Я пережил двенадцать обысков, в ходе которых было изъято все сколько-нибудь ценное. Теперь я нищий. Цены на черном рынке запредельные. Паек, который мне выдают в университете, — это форменное издевательство. А за этот паек и я, и моя жена, и дочь должны отрабатывать на самых грязных общественных работах как нетрудовые элементы. С точки зрения новых властей, работа — это кувалдой ворочать. Моя семья живет впроголодь. Единственное, что спасает нас, — это продало книг и посуды. Но, видит Бог, этого надолго не хватит. Скоро мы все умрем с голоду.
— Да, товарищ комиссар, у нас действительно ничего нет! — взвизгнул женский голос за спиной у Чигирева. — Ваши люди все забрали при обысках. Мы были вынуждены покинуть Петроград из-за невыносимых условий существования. Пожалуйста, оставьте нас в покое! Это наш дом. Нам некуда больше идти.
Чигирев обернулся. В дверях стояла бледная как смерть супруга Игнатова, нервно теребя края накинутого поверх платья пухового платка. Узнав гостя, она ужаснулась.
— Сергей Станиславович?! Господи, как вы здесь очутились? Да еще в таком виде! Боже мой, у вас кровь на рукаве! Что с вами произошло?
— Обстоятельства, Софья Вениаминовна, — развел руками Чигирев.
— Погодите, у вас и правда кровь, — наконец-то обратил внимание на рану Чигирева Игнатов. — Что это с вами?
— Поранился по дороге, — буркнул Чигирев.
— Снимайте свою колонку немедленно! — потребовал Игнатов. — Софья, неси теплую воду, бинты, йод. Надо же перевязать рану.
Чигирев покорно стянул с себя кожанку, свитер и рубашку и осмотрел рану. Пуля прошла по касательной, лишь поранив кожу и немного задев мышцы. Софья Вениаминовна с испугом посмотрела на пистолет, который Чигирев выложил на стол, но, ничего не сказав, быстро обработала и перевязала рану.
— Где же это вы поранились так, через колонку? — недоуменно спросил Игнатов. — Да вы, наверное, голодны? Давайте мы вас накормим.
— Что вы, вам и самим, как видно, еды не хватает, — начал отказываться Чигирев.
— Сергей Станиславович, а что это за дырка на груди? — спросила Софья Вениаминовна, разглядывая чигиревскую колонку. — Кровь… И на воротнике тоже….
— Это не моя, — сухо ответил Чигирев.
— Семен, помоги мне, пожалуйста, в кухне — попросила Софья Вениаминовна мужа.
— Конечно, душа моя, — засуетился тот. — Извините, Сергей Станиславович, мы вас оставим ненадолго.
— Разумеется, — улыбнулся Чигирев.
Когда хозяева вышли, Чигирев быстро оделся, снова засунул за пояс пистолет и на цыпочках подошел к двери. До него донеслись обрывки приглушенного разговора.
— Говорю тебе, он бежал, — наседала на муж Софья Вениаминовна. — Убил чекиста и теперь скрывается в его одежде. В него стреляли и ранили во время побега.
— Но даже если это и так, мы не можем отказать ему в помощи, — бубнил профессор.
— Семен, опомнись! Если его найдут у нас, нам не миновать ареста. Он бывший товарищ министра юстиции во Временном правительстве. ЧК нас может расстрелять за пособничество врагу революции. Подумай о Машеньке!
— Но мы не можем вот так его выгнать…
— Во имя собственной дочери ты обязан это сделать. Он поймет. Сема, пожалуйста, не губи нас! — За стеной раздались сдавленные женские рыдания. — Пусть он уйдет.
— Ну хорошо-хорошо, я попрошу его, — принялся успокаивать жену Семен Валерьевич. — Я попрошу его уйти. Только не плачь.
Чигирев быстро вернулся за стол. Вскоре дверь открылась, и в комнату вошел профессор. На пороге застыла Софья Вениаминовна.
— Семен Валерьевич, — произнес он, не дав раскрыть рта хозяину дома, — я понимаю, что своим визитом не только стесняю вас, но и подвергаю опасности. Видит Бог, я был бы рад не делать этого, но я действительно нуждаюсь в вашей помощи. Я бежал из-под ареста. Меня разыскивают. Сейчас, днем, мне надо укрыться. Вечером, как только стемнеет, я уйду. Уйду и в меру сил постараюсь оправдать ваши хлопоты, — Он выложил на стол несколько золотых десятирублевых монет. — И пожалуйста, простите меня за причиненные неудобства. Я не навязываю вам своего общества, но могу предложить вместе перейти границу. Я выведу вас в Финляндию. Там мы вместе доберемся до Гельсингфорса. Я оплачу вам дорогу до Стокгольма.
Софья Вениаминовна медленно подошла к столу и дрожащей рукой взяла одну из выложенных Чигиревым монет.
— Господи, как же вы собираетесь перейти границу? — спросила она.
— Все переходы закрыты. Вдоль границы стоят заслоны, — поддержал супругу Игнатов.
— Залив, — мягко улыбнулся Чигирев. — Он скован льдом. Фактически это открытая дорога, по которой мы можем пройти. Кордонов там нет. На льду застав никто не ставит. Я знаю, что многие петроградцы таким образом уже перебрались в Финляндию.
— Но это же открытое пространство! — воскликнул Игнатов. — Нас увидят с берега, догонят и расстреляют.
— Ночью открытое пространство — это тот же густой лес. Там можно легко затеряться. Главное — не идти у самого берега. Если сегодня, как только стемнеет, мы выйдем, то уже к утру я смогу вывести вас к финскому берегу.
— Но там ведь тоже красные, — возразила Софья Вениаминовна. — Что, если нас задержат там? Не пойдете же вы по льду до самого Гельсингфорса!
— Действительно, — произнес Игнатов. — Парламент Финского княжества провозгласил независимость в декабре. Формально советское правительство признало его. Но уже в январе русские военные части и моряки Балтийского флота, которые располагались в Финляндии, восстали и захватили все основные города, включая Гельсингфорс и Выборг. Их поддерживают финские коммунисты. Сейчас финская белая армия под командованием Маннергейма отступает.
— Конечно, Сергей Станиславович! Это все равно что из огня да в полымя! — воскликнула Софья Вениаминовна.
— Мы пройдем, — уверенно сказал Чигирев. — Насчет передвижения не беспокойтесь. Вы вполне войдете за домовладельцев на Карельском перешейке. Таковые во множестве остались на территории Финляндии. Сам художник Репин, насколько я знаю, таким образом оказался в эмиграции.
— Ну вы, положим, больше похожи на комиссара, — заметил Игнатов.
— Тем лучше. Где-то пройдем как дачники-неудачники. Где-то я проведу вас как комиссар, задержавший буржуев. Нужный мандат я изготовлю, если У вас найдется лист бумаги, перо и чернила. — «Уж я-то навидался этих мандатов, когда в Историко-архивном институте работал», — добавил он про себя. — Где-то пройдем за взятки. Нам надо добраться Только до Гельсингфорса. Там я найду способ переправить вас пароходом в Стокгольм. Не думаю, что Восставшие месяц назад части финского гарнизона сумели наладить у себя такую же охрану границ, какую наладили большевики. В любом случае, оставаться здесь бессмысленно. Чего вы дождетесь? Новых обысков? Реквизиции дачи? Возвращения в свою уплотненную квартиру? Большевики так просто власть не отдадут.
В комнате повисла тишина.
— Однако же это очень опасно, — проговорил наконец Игнатов.
— Действительно, вы просто толкаете нас под большевистские пули, — поддакнула Софья Вениаминовна.
— Мама, папа! — прозвучал вдруг от дверей женский голос. — Лучше уж под пули, чем назад, в красный Петроград.
