Иван Кузмичев - Поступь Империи. Право выбора.
Выход нашелся, правда, только после того как над этой проблемой почти полгода сидел молодой Андрей Нартов, пришедший в корпус больше года назад, вместе с Артуром Либерасом, несколько расширившим свою токарную мастерскую. Да так, что государь-батюшка, бывая в Москве на Немецкой слободе, частенько захаживал к нему в гости, собственноручно работал и обрабатывал различные детали. К интересу, проявляемому царем ко всем новшествам, а особенно новшествам крайне полезным для страны знали все иностранцы, пока еще жиденьким ручьем, стремящиеся на необъятные просторы Руси на поиск лучшей жизни.
Сам молодой Андрей безотлучно находился в «токарне», построенной на базе одной из мастерских в корпусе, так получилось, что в свои семнадцать лет он уже стал тем человеком, к голосу которого прислушивались и советы которого воспринимались как необходимая данность по большей части верная. С молодым токарем, работающим по восемнадцать часов в сутки, найти общий язык оказалось крайне сложно, кадеты, частенько приписанные к разным мастерским, «для выявления талантов и приобретения навыков жизненных» хотя и обучались с завидным проворством, не могли не видеть, как работает их учитель. Подобно самого государю, так же самозабвенно, с огнем веселой ярости в глазах юный мастер решал поставленные перед ним задачи, с фанатизмом аскетов порой забывая о том, что в его комнате стоит, дожидается обед… ужин или завтрак. Из всех «излишеств» коим он называл обычный рацион кадетов-витязей, спешно готовящийся в огромной столовой рядом с тремя казармами мастеру-токарю полюбился только кофе, да вот только пить его много было просто нельзя, запасы были маловаты, да и цена его благодаря усилиям купцов приближалась к заоблачной.
Как бы то ни было, но когда к Андрею обратился помещик Александр, по указке занятого Дмитрия, то тот вместо отказа обещал что-нибудь придумать, а через полгода он пригласил Баскакова посмотреть на свое творение. Для него он раздобыл себе самопрялку, вместе с самой работницей и долгое время наблюдал за ней, делая на листах бумаги необходимые заметки и зарисовки.
Долго думая как облегчить труд рабочих, при этом увеличить производительность, позволяя во много крат больше обрабатывать шерсть, имея в наличие меньшее количество занятых на производстве рук мастер-токарь заменил человеческие пальцы на пару «вытяжных» валиков. Они вращались с разной скоростью. Один валик имел гладкую поверхность, а другой был шероховатый с рифленой поверхностью. Однако прежде чем поступить на эти валики прялки, волокна шерсти должны были пройти предварительную обработку – их необходимо было уложить тонким слоем. После чего «расчесать».
Механизировал же, сей процесс Андрей при помощи чесальной машины. Принцип ее действия заключался в следующем. Цилиндр, снабженный по всей поверхности крючками, вращался в желобе, который на своей внутренней стороне был снабжен зубьями. Проходя через него, слой шерсти таким незамысловатым образом расчесывался. Уже после этого пряжа в виде нити подавалась в саму улучшенную прялку и здесь сначала вытягивалась в десяти вытяжных валиках, а потом поступала на веретено, вращавшееся быстрее валиков, и закручивалась в нить.
Как показал на практике мастер помещику Баскакову, вращаясь с разной скоростью, восемь валиков вытягивали шерсть в нить, а с только последние два валика давали нити поступать на само веретено. Было только одно плохо, места эта машина занимала много больше, чем обычная самопрялка, но и результат был много лучше, вся же конструкция приводилась в движение или вручную или тягловым способом.
Как бы то ни было, но улучшенная машина тут же была собрана и отвезена в поместье, на построенную для выделки шерсти мануфактуру. А после недельной проверки пришли еще три заказа от Александра Баскакова на такую же машину, с половинной выплатой заранее. Но это было в начале лета, сейчас же давая прибыль помещику, отара овец в восемь тысяч голов немногим не дотягивала до требования государя, но все же стала окупать себя и странная уходящие на нее, постепенно перекрывая двухгодичные расходы. Постоянные закупки новых «бекающих» созданий были прекращены, ожидание приплода в зиму и строительство целой группы ферм забили статью расходов Баскакова, да так сильно. Что он, было, примчался брать новый займ в Совет, да только его не получил, ибо первичный указ о «замораживании» резервов, обрезал последнюю лазейку на получение каких-либо денег. Разве что траты на переселенцев-мастеров остались открытыми да вот только следили за этими средствами уже фискалы, совместно с тремя витязями, приобщенными в СБР, на должности младших помощников, для изучения банковских дел, а проще говоря, для постижения сего нового и необходимого дела.
Где-то невдалеке загромыхали раскаты грома. Ольга собравшаяся идти вниз, к ученикам посмотрела в окно, за высокими соснами чадили черные клубы дыма, вырываясь из высоких кирпичных труб. Вновь удар грома, и новая порция дыма вырывается из черного раструба.
-Опять Димка своих чудищ работать завел,– хмуро подумал девушка, прекрасно понимающая пользу молотов соединенных с паровой машиной, но привыкнуть к грохоту было не так то просто, хорошо, что мастерские поставили рядом с полигоном, иначе не жителям Петровки пришлось бы не сладко.
Спускаясь вниз, Оля заметила, что в лазарете необычайно тихо, обычно в доме для наставников и учителей с лекарями, стоящем рядом с пристанищем больных витязей прекрасно слышались ломаные голоса отроков, только-только прививающихся к дисциплине и порядку. Приглядевшись, она заметила, что возле входа в лазарет стоят витязи, держа на импровизированных, на носилках пару человек. Около двух десятков юношей в стальных кирасах, специально замазанных в некоторых местах какой-то грязью, на локтевых сгибах правой или левой руки (у всех по-разному) приторочен шлем-шишак, на ногах обычные сапоги, чуть зауженные в голени. А на голове вместо черного, темно-зеленый берет.
-Матушка Ольга, матушка Ольга, там витязи … они… ранены!– тут же примчалась к Ольге одна из ее учениц, Света, выглядевшая ошеломленной и взволнованной одновременно.
-Уже бегу,– бросила на ходу лекарка, быстрым шагом направившись к носилкам, так и оставшимся на руках у воинов.– Заносите их в лазарет.
Четверо витязей аккуратно, чтобы не потревожить раненых прошли внутрь лазарета, положили поверх жестких постелей и постоянно оглядываясь, вышли вон из смежной с общим залом палаты. Дверь следом за ними немедленно закрылась, Евдокия с восьмью учениками были уже здесь, приготовив первые необходимые мази и настойки.
-Вот вам и практика ученики, разбивайтесь по группам и вперед, мы же с матушкой Евдокией будем следить за вами,– осмотрев раненых, девушка решила, что больные ранены не тяжело, хотя выглядят не важно, сказывалась потеря крови и долгая тряска на носилках, заражения же пока не было. И это, несомненно, радовало главную лекарку. Ведь лечение тогда сводится к восстановлению сил и обычному заживлению ран, без выжигания заразы не самыми приятными и быстрыми методами.
Четверо семинаристов, тут же разделились к ним подошли по девушке и одному отроку, получалось, что группы равновесные. Все же первоначально то четыре ученика у Ольги были начавшие свое обучение именно у знахарей-травников, вот только из-за преследования их учителя были вынуждены согласиться с доводами молодой лекарки. И отдать их на обучение в корпус, где им уже вполне легально разрешалось не только обучаться, но и использовать на практике, с благословения самого епископа Иерофан. Но вот пришлые четыре семинариста занимаясь в богословском заведении, были напрочь лишены даже поверхностного понятия о том занятии, которое предстояло им обучаться. Так что первые месяцы были своеобразным экзаменом для начавшей свой путь учителя Ольги, азы, с которых начинали все лекари-травники, были обязательным составляющим любого из будущих лекарей. Вот только проблема нехватки грамотных, профессиональных лекарей, опирающихся не на природу, а на человека – хирургов, встала в полный рост уже после трех месяцев обучения, да и пожелание возлюбленного девушки были адресованы кроме профилактики заболеваний, но и лечению европейским методом, которого ни Ольга, ни Евдокия соответственно не знали. Что не говори, а колотые и резаные раны проще зашить и обработать должной настойкой, чем ждать сращивания краев оной.
Оля прекрасно понимала всю пользу совмещения методов европейских лекарей и травничества Руси, но вот найти нужного человека она не могла, одна надежда, на то, что Алексей сможет заинтересовать какого-нибудь лекаря в своих странствиях и привезти сюда, для обучения. Отдавать же своих учеников в Москву на практику к Николаю Бидлу, возглавляющему госпиталь, построенный три года назад рядом с Немецкой слободой, Ольга не хотела, потому что после обучения у Бидла все лекари обязаны были по назначению государя разъезжаться по городам или в армию, где и лечить больных и увечных. А это, как известно самой возлюбленной наместника, цесаревичу не нужно никоим образом, ведь для него в первую очередь важен свой корпус и Рязанская губерния, а только потом уж вся Россия.
