Юрий Валин - Десант стоит насмерть. Операция «Багратион»
— А вас, товарищ Лебедев, я попрошу остаться, — ляпнул Земляков.
Нерода смотрел с откровенным осуждением, Лебедев, уже согнувшийся, чтобы выходить, настороженно глянул через плечо. Мелькнуло в глазах что-то или нет? Тьфу, и откуда эти штампы киношные в голову и на язык лезут?
— Лейтенант, ты человек опытный, личный состав знаешь, — доверительно переходя на «ты», приступил к делу Женька. — Со стороны политотдела отводов по кандидатурам проводников нет?
— Я, товарищи, Поповца не слишком хорошо знаю, — кашлянул лейтенант.
— Ну, если в общих чертах? — Земляков глянул на коменданта. — Авдей Леонидович, мы вам работать не очень мешаем?
— Беседуйте-беседуйте. Я ж на кухню должен. Подкормим вас перед уходом.
Скрипнула дверь землянки, и товарищ Лебедев остался в не очень-то уверенных лапах самопальных контрразведчиков «Рогоза».
— Да ты садись, — дружелюбно кивнул на скамью Женька. — Обрисуй, так сказать, в общих чертах.
Лебедев вновь вдумчиво кашлянул:
— Поповец — комсомолец, Евсеенко — беспартийный. Оба участвовали в боевых операциях. Неоднократно, но… Необходимо уточнить, почему Евсеенко в свое время не был призван в регулярную армию на общих основаниях. Он из выпивающих…
— Ну, за неимением абстинентов… — Земляков улыбнулся. — Лейтенант, ты мне для проформы свое удостоверение и партбилет все же продемонстрируй.
— У меня кандидатская карточка, — Лебедев расстегнул карман гимнастерки…
На фото в удостоверении он казался точно таким же — просто выглядит старше своих лет. Складка на лбу тогда была чуть меньше. Спокойный, чуть отстраненный взгляд. Творческая личность образца третьего десятилетия двадцатого века. На «ты» к нему обращаться не хочется. Не привык контрразведчик Земляков тыкать людям старше себя возрастом. Нет, не поэтому. Противно. А вот эта категория чувств сейчас и вовсе вредна и абсолютно неуместна…
— Что ж ты, Андрон, всё в лейтенантах ходишь? — сочувственно поинтересовался Женька.
— Ладно тебе, Огр, сам ведь знаешь, как бывает, — Нерода встал, через плечо допрашиваемого потянулся к карте. — Не красней, Лебедев. Сходим удачно, «Красную Звезду» тебе на грудь гарантирую. Ты сам-то у этой чертовой Жуковки бывал?
— Не приходилось. У меня контузия, со слухом не очень… — Лебедев машинально следил за капитанским пальцем, постукивающим по карте — Нерода нависал над ним, массивный, кажущийся куда выше ростом.
…Тук-тук-тук — многозначительно постукивал палец по блеклой зелени бумажного леса. За бойницами штабной землянки продолжали галдеть птицы, перекликались люди, засмеялась женщина. Лебедев отстраненно смотрел на карту…
Спокоен. О чем-то очень своем думает.
На одиннадцатом «туке» Женька, закрывая книжицу кандидатской карточки, удивился:
— Столько лет, и все кандидатом? Зажимают, что ли, а, Андрон? С партактивом не сработались?
— Почему же, я благодарности имею. Но у меня специфика работы… — пробормотал Лебедев, следя за манипуляциями со своими документами.
Земляков положил удостоверение и кандидатскую на ближний к себе край стола, для надежности прихлопнул ладонью, вздохнул:
— Не ценят. У нас всегда так. Не замечают человеческие таланты, недооценивают. Вопиющая идейная близорукость вкупе с прискорбной политической дальнозоркостью. Застарелая болезнь. С этими перегибами мы обязаны и будем бороться. Кстати, а что немцы? Им хотя бы понравилось?
— Что понравилось? — удивился Лебедев.
В пределах. Значит, мимо. Не по зубам орех. Не раскачать такого долгоживущего «крота» обнаглевшему младшему сержанту с совершенно иной, неспецифической подготовкой. Или это все-таки не тот Лебедев?
— Как что? Пейзажи-натюрморты, эскизы-наброски. Немцы до классических пейзажей большие охотники. У тебя же с собой было чем похвастать? — Женька держал «ту самую» улыбку на лице, хотя скулы сводило. — Или немцы сейчас только на унылости Вернера Пайнера[89] да на фотки Цары Леандер[90] вздрачивают?
— Какие немцы?! — еще больше изумился лейтенант.
— Те самые. Из Абверкоманды один-бэ, она же «сто третья». Или нечуткий обер-лейтенант Бреке начисто выветрился из твоей памяти, а, лейтенант? Да, три года — это срок, многое можно забыть. С другой стороны, Бреке тебя вспоминает, весточки шлет.
— Вы что-то путаете, — убежденно сказал Лебедев. — К чему эти нелепые импровизированные проверки? У вас есть основания мне не доверять? Меня проверяли, и не раз, — лейтенант обернулся к Нероде. — Почему вы ТАК мне в затылок смотрите?! Я при штабе соединения воевал почти год, мне сам начальник штаба…
— С ответственными за этот ляпсус товарищами мы еще побеседуем, — заверил Земляков. — Ты о них не переживай. И говорить ничего не надо. Лично мне элементарно хотелось глянуть в твою рожу. Пока она у тебя есть. Интересная гнида ты, Лебедев. На зависть удачливая.
— Я не понимаю, на каком основании…
Земляков поморщился:
— Полноте. «Под дурачка» у нас полицаи и прочее мелкое быдлецо играть норовит. Ты агент опытный, идейный…
— Прекратите! Я по три часа в сутки сплю. Я типографию еще в 42-м… Эти бесконечные оскорбительные проверки…
— Преступно поверхностные проверки, — поправил Женька. — Тебя, урода гладкомордого, разве толком проверяли?
— Прекратите! Меня все соединение знает! Я с начальником Особого отдела…
Женька подумал, что у подследственного очень странная манера жестикуляции — резко и довольно конвульсивно «взбалтывать» что-то левым кулаком. Когда сидит, вообще вульгарно и не очень прилично получается. Действительно был контужен? Или он до войны в каком-то экспериментальном театральном кружке занимался?
— Вашим Особым отделом иные органы займутся, — «теряя интерес», заметил дознаватель. — Да, Андрон, сколько мазков дерьма на холст ни клади, а жгучий скипидар СМЕРШа все смоет. У нас брезгливых не держат. Стерся ты, Ластик, до самой жопы…
…Мелькнуло. Вот сейчас что-то мелькнуло. Кажется, даже не страх. Обида? Неужели на «жопу» обиделся? Вот же, мля, ранимый какой…
— Познакомились, пообщались, пора и честь знать. — Женька встал.
— Это… художественное… здесь оставляем? — спросил Нерода.
— А куда его? Нам клиентов по профилю хватит. Этого пусть здесь подержат — я проверил, вполне надежная у них яма. Пусть самокритично разберутся со своими промахами. Ладно, с группой Семсина и с лепельскими делами сложно вышло. Но как они провал в Толчине и прочее прошляпили? Ведь на поверхности…
…Что собирался предпринять Лебедев, так и осталось тайной: то ли вознамерился боднуть головой старшего лейтенанта, то ли опрокинуть довольно крепкий стол и выскочить из землянки. То ли просто упасть на пол и засучить ногами. Нерода и нервный художник пыхтели — старлею удалось посадить психанувшего подопечного на скамью, тот вдруг ухватился за кобуру…
— Вот еще новости, — удивился Нерода, выворачивая оборзевшую конечность предателя.
Лебедев заныл — он лежал грудью на столе, надежно придерживаемый за вывернутую руку, и часто шаркал подошвами под скамьей:
— Больно! Руку! Руку!
— Полегче, — сказал старлею Женька. — Пусти его. Сейчас Авдей Леонидович вернется, а мы тут безобразный нервический беспорядок устраиваем.
— Уже устроили, — Нерода брезгливо отпустил руку пленника. — По-моему, он обделался.
— После контузии, — прошептал Лебедев, дуя на кисть пострадавшей руки. — У меня расстроенный организм. Зачем вы сломали мне пальцы? Послушайте, товарищи, меня нельзя здесь оставлять. Меня же убьют.
— Лебедев, не будьте идиотом. Никто вас не убьет. Это была проверка. Придите в себя! — резко приказал Земляков. — Вы ведь знакомы с северными этюдами Лидии Карлович?
— Не понимаю, — Лебедев лишь глянул вопросительно и снова принялся дуть на пальцы.
— Соберитесь. Вы агент, а не зассанный богомаз-раскольник. O, er ist stockdumm Schickse.[91] Мы вас проверяли, Ластик. Вы понимаете меня?
— Нет. Не понимаю. Вы зачем-то назвали старый пароль. Как я должен реагировать? И прошу вас не ругаться. Мне сломали пальцы…
— Молчать! Не до формальностей, сейчас вернется комендант. Очнитесь, Лебедев! Нужно действовать.
— Что вам от меня нужно? Вы пришли от немцев?
— От зулусской контрразведки! — зарычал Нерода. — Прекратите разыгрывать слабоумного, герр Radiergummi![92]
Лебедев-Ластик пригнулся к столу и, косясь на старлея, потребовал:
— Прикажите ему не трогать меня. Я не переношу физического воздействия.
— Послушайте, Лебедев, вас когда контузило? — задумчиво поинтересовался Женька.
— Летом 41-го. Какое это имеет значение?
— Ваше слабоумие явно прогрессирует. Вы становитесь совершенно бесполезным. Для рейха и для нас лично. Мне очень жаль, — Земляков достал из ножен штык.
