30 сребреников - Дмитрий Викторович Распопов

— Пойдите найдите посох, — кивнул я по пути к повозке паре наёмникам и те бросились назад, вскоре принеся злосчастную палку, упаковав её к остальному грузу.

— Не помогло? — встретил меня внутри капитан.

— Стало только хуже, — показал я рукой в сторону едва идущего монаха.

— Зачем же он тогда посох выкинул? — изумился он.

— Да я ему напомнил кое о чём, — скривился я, — похоже зря.

Пару часов мы снова ехали с большими остановками, ожидая его, так что злость внутри меня стала накапливаться.

— Сможете на привале подпалить его робу? — поинтересовался я у Бернарда, — может так хотя бы заставим его пересесть в повозку?

— Сеньор Иньиго, — твёрдо ответил Бернард, перекрестившись, — это без меня.

— И ты Брут, — вздохнул я и снова замолчал, смотря изредка в окно, как медленно мы плетёмся.

— У меня идея сеньор Иньиго, — к повозке подъехал Алонсо, — давайте с братом Иаковом договоримся, где будем ночевать и мы туда доедем раньше, просто ожидая его уже на месте.

— А если с ним что по пути случится? — ответил я, — отпадает.

— Можем оставлять охрану из четырёх человек и чередовать их, — предложил Бернард, — но я согласен с вами обоими сеньоры, что-то надо делать, это дорога убьёт мою жопу.

— Пойду с ним поговорю, — я показал Алонсо, чтобы снова меня перебросил к себе за спину.

— Брат Иаков, — обратился я к старику, который без посоха уже не так бодро шагал, как раньше, — где мы остановимся на ночлег?

Старик посмотрел на солнце, затем ответил.

— В Колонне есть монастырь францисканцев, думаю мы успеем туда до темна.

— Тогда вы не против, если мы поедем туда первыми, оставив вам охрану?

— Господь охраняет меня, — ответил он, перекрестившись, — а ты поступай как считаешь правильным.

Вернувшись в повозку, я передал Бернарду ответ монаха, на что тот хмыкнул и подозвал к повозке своих солдат. Все были не сильно рады оставаться с монахом, так что добровольцев не нашлось, пришлось капитану тянуть жребий для всех, чтобы поделить у кого какая смена будет. Найдя тому, кому не повезло на сегодня, остальные приободрились, и мы поехали вперёд уже без остановок.

Придуманный нами вариант стал нравиться всем, кроме тех бедолаг, что остались с монахом, особенно когда мы прибыли к монастырю и солнце уже начинало опускаться за горизонт, а это значило, что брат Иаков прибудет сюда точно затемно.

— Просите ночлега, но не говорите, что мы представители папы, — сказал я Бернарду, — пусть будем простыми путниками, чтобы не нарушать их покой.

Он отправился к воротам, стуча в них словно таран и спустя минут десять препирательств, нас наконец впустили внутрь.

— Не хотели пускать ироды, — возмущённый капитан вернулся ко мне в повозку, — пришло пригрозить, что тогда возьмём монастырь штурмом.

— Ты уверен, что мы одолели бы эти стены? — удивился я.

— Ворота бы подожгли, рва же нет, — показал он мне на ветхие деревянные ставни.

— Ну да, — хмыкнул я, — они решили, что их восстановление будет дороже, чем пустить нас.

Мы въехали внутрь, когда к нам подошёл упитанный глава монастыря, одетый в приличного вида коричневую робу, подпоясанной весьма такой красивой новой верёвкой.

— Синьоры, к сожалению, монастырь может предоставить вам только кров над головой, — сложив молитвенно руки заверил он нас, — еда у нас рассчитана только на братьев.

— «Иисус сказал ему: возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всею душою твоею и всем разумением твоим: сия есть первая и наибольшая заповедь; вторая же подобная ей: возлюби ближнего твоего, как самого себя; на сих двух заповедях утверждается весь закон и пророки», — процитировал я, — вы позабыли Священное Писание отче?

Лицо монаха превратилось в гневную гримасу, было видно, что он с трудом сдержался, чтобы не ответить мне гадость и то сдержался явно только потому, что вокруг были вооружённые наёмники.

— Мы дадим вам хлеб и воду, — бросил он и ушёл, а вскоре кто-то из монахов принёс какой-то замызганный мешок, в котором лежали два каменных куска хлеба и кожаный бурдюк с вонючим вином, больше похожим на уксус.

Постучав куском хлеба по стене бревенчатого сооружения, по виду хлева, где держат скот, а теперь поселили и нас, Бернард собрался выкинуть его, но я приказал положить хлеб обратно в мешок, с гаденькой улыбкой прокомментировав.

— Оставим для нашего брата Иакова.

На лицах моих со провожатых появились такие же улыбки.

— Будем есть, привезённое с собой, — распорядился я, — в следующей деревне купим продуктов. Когда прибудут наёмники, охраняющие монаха, покормим их нормальной едой. Ему же оставим то, чем нас угостили. Мы по его милости страдаем, путь и он наслаждается.

Так всё и произошло, вот только если я думал, что это хоть как-то на него повлияет, то ошибся. Брат Иаков, прибывший поздно ночью, занял отведённый ему угол, взял этот каменный хлеб. размочил его в том подобии вина, что нам дали и поел. Затем долго молился и наконец уснул.

Утром я проснувшись, отправился с Алонсо умываться к колодцу, увидев там женщин, которые стирали вещи священников, таких же францисканцев, как и мой спутник.

— М-м-м, — я показал ему на них, — я конечно не очень знаком с жизнью монастырей, но разве так можно?

— Видимо да, синьор Иньиго, — хмыкнул тот, — надо спросить у нашего монаха.

Я так и сделал, когда он проснулся. Старик, посмотрев на меня спокойным взглядом заметил.

— Они не видят, что творят сын мой, и бог их за это накажет.

— Вы не хотите им ничего сказать? — удивился я, — они же из вашего ордена.

— Они из ветви ордена братьев меньших конвентуальных, — ответил монах, — живут монашескими общинами, хоть и соблюдают правила нашего ордена.

— Женщины в монастыре тоже разрешены правилами? — ехидно поинтересовался я у него.

— Бог им судья, — перекрестился он, и вернулся к своим утренним молитвам.

Завтрак нам также не дали, пришлось есть своё и поблагодарив монахов за кров, мы выдвинулись в путь, заменив охрану у Иакова, чтобы страдала уже следующая четвёрка. Договорившись с монахом,