Авиатор: назад в СССР 11 (СИ) - Дорин Михаил
— Понял, 088й.
Я уже чувствовал, как пот из организма выходит с невероятной силой. В такие напряжённые моменты и давление с пульсом могут достигнуть больших значений.
Исходное положение занял. Сделал глубокий вдох, поймал в поле зрения конус и начал сближаться. Меницкий сказал, что теперь он молчит и меня не отвлекает.
Медленно подвожу самолёт к раскрытому волану. Чем меньше расстояние до него, тем конус сильнее раскачивается. Чувствую, как начинают промокать перчатки. Дыхание слегка участилось. Правую руку стараюсь не напрягать, но от такого количества незначительных отклонений ручки управления, она устаёт невероятно быстро.
Конус уже в нескольких метрах. Ещё совсем немного, и штанга войдёт в его центр. Сбавлять скорость нельзя, иначе конус сильно разболтает. Солёный вкус всё больше ощущается на губах. Выполнил пару движений ручкой управления и миллиметровое отклонение педали. Есть!
— Контакт! — произнёс я в эфир.
— Понял, — ответил мне командир Су-24.
Штанга вошла в нижнюю часть конуса. Шланг немного изогнулся, но в пределах нормы. «Юбка» конуса дёрнулась в момент касания и уже никуда не делась. Обороты не меняю, чтобы пройти чуть дальше и оказаться в «зелёной» зоне табло УПАЗа. Это означает, что я буду находиться на самом приемлемом расстоянии для заправки от «танкера».
Прохожу вперёд, и на световом табло осталась гореть только зелёная лампа. Кажется, надо радоваться, но это только начало!
Пошла заправка. Скорость перекачки топлива у первых модификаций УПАЗов была до 1600 литров в минуту. У Су-24 специально подвешены два подвесных бака для осуществления дозаправки. «До полного» заправляться не будем, поскольку надо оставить следующему экипажу.
Стоит ли говорить, что я давно не испытывал подобного напряжения. Психологически и физически это самый энергозатратный вид полётов. Во рту уже пересохло, куртка комбинезона прилипла вместе с футболкой к телу. Но самое, что сейчас раздражает — капля пота, которая скатывается по виску.
Щекочет невообразимо! И не смахнёшь её. Всё внимание только на заправку. Даже на приборы не смотришь.
— Сергей, минута прошла. Как самочувствие?
— Бывало лучше, — ответил я.
— Держись. Немного осталось. Сейчас закончим, — посмеялся Валерий Евгеньевич в ответ.
Выдержали ещё минуту, а затем пришло время отстыковки. Уменьшил обороты, отходя при этом назад. Световое табло стало менять сигналы. Отстыковались!
Давно такого кайфа не испытывал. Как только стало возможным, убрал штангу дозаправки.
— 105й, режим 2, — вышел я в эфир.
— 088й, понял.
Шланг постепенно стал убираться в гондолу агрегата заправки.
— 105й, уборка норма, работу закончил. Спасибо!
— 088й, понял, всех благ.
Отвернул вправо и запросил у руководителя полётами на стартовом канале условия на заходе для посадки. А в эфире уже слышен голос Морозова, который после меня должен отработать дозаправку.
В районе аэродрома пришлось выработать топливо. После посадки и освобождения полосы, Валерий Евгеньевич подвёл предварительный итог.
— Стоит признать, что первая заправка удалась. Попал хорошо, напряжение выдержал.
— Спасибо, и коньяк, видимо, выиграл я.
— Мне не жалко, Сергей!
Как только зарулили на стоянку, мне не терпелось открыть фонарь и вдохнуть свежего воздуха. Взмок ужасно. Спустившись по стремянке, я отжал рукава комбинезона. Несколько больших капель упали на бетон, а Меницкий одобрительно похлопал меня по плечу и поздравил с успехом.
— И как тебе наша работа? — спросил он, когда я уставшей рукой расписывался в журнале у техников.
— Она всё ещё лучшая в мире.
Мы несколько минут поговорили, дожидаясь посадки Байрамова и Швабрина. Когда они зарулили, Ваня не сразу покинул кабину. Впечатления и ощущения от дозаправки в воздухе у него были сильнее, чем у меня.
Байрамов дождался Швабрина, и они вместе подошли к нам. Ваня при этом выглядел очень радостным, но весьма замученным. Улыбка, если она была искренняя, у него застыла на лице. Такое ощущение, что Швабрин и рад бы не улыбаться, но челюсть у него свело от усталости.
— Даже не бледный, — сказал Меницкий, поздравляя с первой дозаправкой Ивана.
— Евгенич, мы в норме. Вы как? — спросил Сагит Тагирович, пожимая мне руку.
— Нормально. Это вон ребятам жарко, — улыбнулся Валерий Евгеньевич.
— Ага. И чего они такие мокрые.
Шутки-прибаутки — в авиации нормальное явление. Она вся держится на заклёпках и подъё… подшучиваниях.
До конца полётов мы сделали ещё один вылет. Теперь уже сразу работали со стыковкой, сделав предварительно несколько «сухих» контактов. На разборе полётов Гурцевич, который тоже летал сегодня с кем-то из слушателей, был доволен, выразив благодарность лётчикам-испытателям конструкторских бюро, и не стал их задерживать.
Меницкий и Байрамов, пройдя мимо меня и Швабрина, попрощались с нами. Как только они вышли, Гурцевич продолжил.
— Всё сделали быстро. Можно было и план не переписывать, — сказал Вячеслав Сергеевич, который устал не меньше, чем остальные.
— Так значит, у нас появился свободный день, верно? — спросил помощник Гурцевича по штурманской службе Карлов.
Среди слушателей послышались тихие смешки. Евгений Иванович Карлов — большой любитель «натуральных продуктов» с высоким градусом. Его интерес по поводу выходного был понятен и начальнику школу.
— Иваныч, не забудь, что послезавтра майская демонстрация. Все должны присутствовать, — предупредил Гурцевич.
— Конечно. Всё как обычно, — с энтузиазмом ответил Карлов.
— Насчёт выходного идея хорошая. Поддерживаю её, — высказался зам. начальника Мухаметов.
Гурцевич устало выдохнул и задумался.
— Хрен с ним, с ружьём! Отдыхаем завтра, все свободны, — громко объявил начальник школы.
Какой-то прям очень хороший день сегодня! Даже не хочется думать, что его может что-то испортить. Его ничего и не испортило. Как и следующий месяц за ним.
Июнь 1983 года.
Мы упорно двигались к окончанию учёбы. Теоретические занятия закончились. Иногда только Глеб Артакович Адмиралов приходил и рассказывал интересные моменты, касаемо конструкции новых самолётов или аэродинамики.
Уже было известно, что начались ходовые испытания авианесущего крейсера «Леонид Брежнев», а в Крыму полным ходом шли полёты на тренажёре. Конструкторское бюро Сухого не отставало от «микояновцев». В итоге за место на корабле теперь шла борьба между МиГ-29К и Су-27К.
История и в этом случае сделала рывок. Эти два самолёта должны были «родиться» чуть позже, но теперь всё иначе. Мы с Иваном уже не могли дождаться, когда же будет выпуск, и мы сможем напроситься на испытания «корабелок».
На нашем аэродроме появились первые серийные Су-27. На них тут же начали допускаться наши инструктора. При виде полёта этого самолёта, кроме как щенячий восторг не испытываешь.
Об этом истребителе мечтал Коля Морозов. Я заметил, что он каждый день ходил на стоянку и осматривал его. Запоем читал РЛЭ в секретной библиотеке. Похоже, что он сильно хочет попасть к «суховцам». Пусть у него получится.
И главное, что время очень быстро несло нас к ещё одному событию — распределению. За себя и Ваню не переживал. Мы уже настолько примелькались на лётной станции конструкторского бюро МиГ, что стали там своими.
Наступила середина июня, и вот-вот мы должны уже на законном основании быть распределены на новое место работы. На календаре четверг.
Хороший летний вечер мы с Верой решили провести в кинотеатре, а затем прогуляться по парку Циолковска.
Время за просмотром замечательного фильма с супругой пролетело очень быстро. Зал был полон народу. В фойе смех и улыбки местных жителей, обсуждающих «Вокзал для двоих» Рязанова, который мы только что посмотрели.
— Михалков — потрясающий! — впечатлена Вера игрой Никиты Сергеевича. — Хоть и эпизодическая роль, но очень колоритная.
— Согласен.
Выйдя на улицу, мы сразу попали в эпицентр вечерней жизни города. Пускай и будний день, но людей в сквере перед кинотеатром огромное количество.
