Война - Влад Тарханов
Так случилось, что крейсер «Польша» шел как раз на сближение с позицией подводной лодки Щ-301, пшек начал порявкивать главным калибром, стараясь выцелить начавшие маневр уклонения торговые кораблики, но рвался на дистанцию удара торпедами, считая, что «Новики» советов ему не соперники. Да и дистанция до них была достаточно большой. В общем, крейсер вышел как раз под залп носовых торпедных аппаратов «Щуки». Надо сказать, что Александр Петрович Щергин в этой обстановке проявил максимальное хладнокровие, сумел сманеврировать так, чтобы залп подводного корабля был максимально эффективным, воспользовался и тем, что шумы торговых кораблей создавали такую звуковую гамму, что услышать его движения противник бы не смог. Правда, поляки заметили идущие на них следы торпед и попытались совершить противоторпедный маневр, который им почти что удался: три торпеды то ли отклонились, то ли прошли мимо цели, но одна рванула подо дном крейсера, лишив его хода. Пока крейсер боролся за плавучесть и пытался как-то справиться с последствиями торпедной атаки, он попал под огонь главного калибра «Марата». Канониры линкора поупражнялись по почти неподвижной мишени, но единственного попадания главным калибром добились только тогда, когда крейсер чуть сдвинулся с места. Впрочем, этого «Польше» хватило за глаза. Громыхнуло, снаряд пробил легкую броню и разорвался в недрах крейсера, который очень быстро стал крениться на правый борт и через каких-то четверть часа затонул.
В это время остальные польские эсминцы пытались атаковать торговые корабли каравана, имея против себя только два эсминца советов. Разгорелся горячий бой, во время которого только один из поляков сумел выйти на дистанцию торпедной атаки и выпустить торпеды в ближний к нему трамп. Но тут высочил, как чертик из табакерки, сторожевой кораблик «Тайфун» (их была пара, включенная в состав конвоя), он и принял на себя ту единственную торпеду, которая могла потопить большой транспорт. Потом смогли выловить из воды трех матросов, никто больше их команды храброго сторожевика не спасся. Ну а самый наглый эсминец пшеков «Гдыня» получил тройку снарядов с «Ленина», которые сбили ему ход, а потом был добит тем же «Маратом». Два других эсминца при приближении линкора благоразумно дали деру.
Получилось, что в первом более-менее крупном морском сражении советский флот одержал убедительную победу. А еще его эсминцы сумели уже на подходе к Ростоку атаковать две подлодки неизвестно чьи — немецкие или польские, но их отогнали, а одну, вроде бы потопили. Но тут стопроцентной уверенности не было. Масляное пятно и мусор на поверхности были, но акустики не слышали звука разрушения корпуса подлодки. А без стопроцентной уверенности победа не засчитывается. После были раскрыты секретные документы Адмиралтейства, в которых значилась британская подлодка L-24, не вернувшаяся из похода с целью блокады немецкого побережья. Впрочем, этот эпизод британцы педалировать не стали, непонятно почему, скорее всего, у них не было доказательств, что двадцать четвертую уничтожили именно советские корабли. Хочу сказать, что на обратном пути караван постаралась перехватить польская субмарина. Кончилось это для нее трагически: сначала ее обнаружил сторожевой корабль, а уже по его «наводке» два эсминца принялись крыть глубинными бомбами и достали подводное панство, вынужденное всплыть из-за множественных протечек в корпусе, по всплытию получили пару снарядов в рубку, и тут же пошли на дно. Так что одну победу над подводниками Польши наши моряки себе на счет сумели записать. На том же, обратном пути, советские подлодки изменили свои позиции и прикрывали караван уже от немецких военных кораблей, если те сумеют выйти из Киля. Но, по какой-то непонятной причине, немецкие крейсера и эсминцы оставались недвижимыми. Причина нашлась через несколько лет: была проведена операция Коминтерна, в ходе которой удалось привести в негодность запасы жидкого топлива, хранившиеся в Киле. При этом получалось, что в море могли бы выйти только два эсминца, которые оставались исключительно на угле.
В первую очередь на погрузку шли два завода, проданные корпорацией «Сименс». Это завод по производству электрооборудования, в том числе генераторов для гидроэлектростанций (напомню, что Днепрогэс был обеспечено именно оборудованием этой корпорации, многие считают его проектом Сименс) и завод по производству авиационных двигателей, в то время производивший неплохие семицилиндровые Siemens Halske Sh 14 мощность 160 л. с., которые известны еще как Bramo Sh 14. Он применялся на многих самолетах того времени, его конструкция оказалась настолько удачной, что использовалась в авиастроении многих стран мира, в том числе в Польше, Югославии, Италии, США (их ставили на самолет Сессна Модель АS), Турции. Производился на этом заводе и девятицилиндровый Siemens Halske Sh 22 мощностью около 600–660 л. с. Это мотор был произведен по лицензии и стал переработкой Бристоль Юпитер IV, одного из самых удачных авиационных моторов тридцатых годов. Правда, как любая переработка (в первую очередь связанная с переводом его в метрическую систему) она имела множество недостатков, одним из которых стал не самый большой ресурс работы двигателя. Но инженеры Сименса обещали получить на нем очень хорошие результаты, а учитывая, что с заводом в СССР ехала и группа инженеров, которые должны были обучить советских моторостроителей, эти два контракта были для нас более чем выгодны. Тем более, что удалось договориться с Карлом Фридрихом фон Сименсом, который и возглавил корпорацию, что его заводы в СССР будут защищены от национализации, то есть корпорация имела твердую долю в 49%. Второй очередью пошли заводы по производству электрооборудования и медицинской техники (тех же рентгенаппаратов, в которых СССР испытывал большую потребность). Надо сказать, что Карл Фридрих был сторонником Веймарской республики, его откровенно пугала диктатура Гинденбурга. В
