Цеховик. Книга 2. Движение к цели - Дмитрий Ромов

— Японцы говорят, что мужчина, который любит сладкое, подобен женщине.

— Чепуха какая, — смеётся она. — Чушь. Ешь смело, если тебе нравится. Мы же не японцы.

А мне не слишком-то и нравится, если честно. От сладкого тошнить начинает.

— Не могу, Наташ, — отнекиваюсь я. — Мне идти надо. Я с Платонычем встретиться договорился.

— Опять со своим Юрием Платоновичем. Ты к нему, как на свидания бегаешь.

— Он меня в шахматы играть учит. Мне для головы полезно.

— Ну ладно, — вздыхает она. — Если полезно, иди, а то тут помню, тут не помню.

Я ухожу, но иду не к Платонычу. Я захожу домой, беру коробку и другую мелочёвку и несу Лидке.

— Привет, была сегодня на работе?

— Нет, — машет она головой. — Сказала, заболела. Надо будет справку делать. Никого нет в больнице?

— Поискать-то можно. Да только зачем? Ты в травме почему не взяла?

— Ну ты что, не сечёшь? Чтобы все знали, что у меня побои?

— Пусть этот козёл сам решает. Он звонил?

— Ну естественно звонил. Я приехала утром, боялась домой зайти, вдруг он здесь ещё. Но нет, к моему приезду уже уехал. Я закрылась на все замки и сидела тряслась. Он примчался. Видать увидел, что пистолета нет. Я не открыла. Орал, матерился на весь подъезд. Потом свалил. Через пять минут позвонил из автомата. Орал опять, что убьёт, уничтожит, ну и всё такое. Где мой пистолет? Я тебя посажу! Ты шлюха! Ты проститутка и б*дь! В общем в таком духе всё. Я сказала, чтобы он у тебя спросил. Он чуть не взорвался, но звонить перестал. Так думаю, на тебя переключился. Но ты сам сказал, чтобы я на тебя валила.

— Да, сказал. Всё правильно. Не переживай. Всё, я с ним порешал. Будет как шёлковый теперь. Можешь смело смотреть ему в глаза. Если он опять орать начнёт, сразу мне звони. Поняла? Ну-ка покажи свой фингал.

Я беру её голову в руки. Да, выглядит так себе, хотя могло быть и хуже, причём значительно хуже.

— Да он всегда орёт, — говорит Лида и отводит мои руки.

Ей неприятно, что я осматриваю её, как доктор, как знаток, выбирающий лошадь.

— Теперь, Лидия, — говорю я, — ответь на вопрос. Ты чего хочешь?

— В смысле? — хмурится она.

— От жизни чего ожидаешь, званий и должностей или денег и драйва?

— Какого ещё драйва? — не понимает она.

— Ну типа, жить хочешь по кайфу или по уставу? Если служишь по уставу, завоюешь честь и славу.

— Давай по кайфу, но чтобы и с уставом не конфликтовать.

— Хитрая ты девка, — киваю я. — Мне такая и нужна. С этой минуты поступаешь в моё распоряжение. Поняла? Теперь я твой начальник и отец родной, а Баранов чистая формальность.

Она усмехается:

— Хороший ты парень, Егор. Нескучно с тобой.

— Да тебе и без меня весело. С таким-то начальником непосредственным.

— И в постельных делах ты не по возрасту развит, — продолжает она, будто не слыша моих слов. — Да вот только жизни не знаешь.

— Это ничего, узнаю ещё. На вот держи, принёс тебе кое-что.

Я отдаю ей сапоги.

— Это чего?

— Будешь ты первой модницей в моём отряде.

— В каком ещё отряде? — спрашивает она, полностью переключая внимание на мой подарок.

— Отряд девственниц-самоубийц.

— Значит, я тебе не подхожу, — отвечает она как бы между делом, вытаскивая картонные вставки из голенищ. — Это мне что ли?

— Тебе, голубка моя, тебе. Обувайся.

Она повинуется.

— Кажется, жизнь по кайфу начинается, — хмыкает Лида. — А как ты размер-то узнал?

— Да мне одного взгляда на ножку твою достаточно было, чтобы понять, — привираю я, утаивая, что посмотрел вчера размер на подошве её сапог, разбросанных по прихожей.

— Казанова…

Как же мало человеку для счастья надо. Ох и фрукт же ты, Лидка. Обула сапоги импортные и уже все барановы забыты.

— Это не всё ещё. Вот тебе сто рублей.

— Зачем? — замирает она.

— Расскажу, не торопись. Вот крем тональный «Балет», пудра «Ланком». Цвет какой был, такой и взял, так что не обессудь. И вот ещё, очки.

Я протягиваю ей югославские «капельки-макнамары» с градиентным переходом от тёмного к светлому. Не «хамелеоны», но почему-то называемые «хамелеонами».

Глаза у Лидки разгораются, как у нибелунгов, при виде золота Рейна. Из поникшей девицы, раздавленной неудачами и физической болью, она превращается в возбуждённую манекенщицу под кайфом.

Я смотрю на её красивые руки с аккуратными клеймами прививок, крепкую упругую грудь, упакованную в простой элегантный сарафан, длинные стройные ноги облачённые в немецкую «саламандру» и опьяневшие от удовольствия глаза, спрятавшиеся за дымчатыми стёклами. Удивительно, как же быстро она ожила. Вот, что значит, попала в свою стихию.

— Это всё не бесплатно.

— Все вы мужчины такие, — с разочарованием выдыхает она и снимает очки.

— Я дам тебе задание. Но оно тебе понравится. Я надеюсь.

— Что за задание? Застрелить Баранова?

— Нет, — смеюсь я. — Ещё рано. Завтра днём замажешь следы побоев, наденешь очки, модные сапожки, джинсы, ну или что-то другое фирменное, и пойдёшь в бар в «Солнечном». Знаешь где?

Она кивает.

— Была там?

Мотает головой.

— Ну вот, теперь будешь ходить туда регулярно. Пока делать ничего не надо. Просто придёшь и закажешь коктейль. Посидишь полчасика и уйдёшь. Послезавтра ещё сходишь. Если вышибала не будет пускать, скажешь, что хочешь сделать ставку. Ставку действительно сделаешь. Поставь десять рублей на девятое февраля на счёт… На любой счёт в нашу пользу. Поняла?

Она внимательно смотрит и ничего не отвечает.

— Сиди, секи что к чему, запоминай людей. Деньги не мотай, но и не зажимайся, будто сниматься пришла. На знакомства не напрашивайся. Ясно? Если увидишь меня, сделай вид, что мы не знакомы. Будь привлекательной загадочной незнакомкой, но разговаривай дружелюбно, без стервозности. Гут?

Я подробным образом информирую Лиду и объясняю всё, что ей предстоит делать.

— А Баранов? — спрашивает она. — Как с работой быть?

— Ну, так ты же пока на больничном. Вот и воспользуйся этим, а дальше видно будет. Ну всё. Я пошёл.

— Ты… —