Буканьер - Геннадий Борчанинов
— Видит Бог, я предупреждал, — вздохнул я.
Я выхватил пистолет прежде, чем кто-то успел среагировать, взвёл курок и выстрелил белобрысому в голову, так, что он подавился собственными словами. Мозги его, как я и говорил, расплескало по кустам багряными брызгами. Арно рухнул на колени, а затем упал лицом на землю. На затылке его зияла громадная рваная дыра. Феб, виляя хвостом, подбежал к нему и начал слизывать кровь с земли.
Жак, Робер и Жорж вскинули мушкеты, Шон, Эмильен и Муванга сделали то же самое. Обонга, после некоторой заминки, тоже. Я принялся неторопливо перезаряжать пистолет, хладнокровно стоя под прицелом. Процесс почти ничем не отличался от зарядки мушкета, разве что пулю шомполом нужно забивать не так далеко. Я перезарядил пистолет, насыпал пороха на полку, осмотрел кремень. Скоро нужно будет ставить новый, после каждого выстрела он немного стачивается. Наконец, я окинул взглядом замерших буканьеров, напряжённо сжимающих свои мушкеты.
— Ещё у кого-нибудь возражения будут? — миролюбиво произнёс я, убирая пистолет обратно за пояс.
Глава 34
Возражений не нашлось. Только злые и испуганные взгляды, которые украдкой бросали на меня буканьеры, но взглядом никого не задушишь и не убьёшь, так что мне было абсолютно всё равно.
С мёртвого тела я снял сапоги, которые, к моему удивлению, пришлись мне впору, так, будто сшиты были именно для меня. У меня даже промелькнула мыслишка, что ради одних только сапог можно было бы его завалить. Хотя я, разумеется, защищался, только и всего. Арно мог всё-таки убедить своих дружков, и тогда крови пролилось бы гораздо больше.
Жак поглядывал на меня со смесью страха и уважения, поняв, видимо, что со мной лучше не шутить, Шон посмеивался и шутил, особенно, когда я стаскивал обувь с холодеющего трупа. Лично мне уже надоело ходить по лесу босиком.
Потом он подошёл ко мне, будто ненароком.
— Зря ты его пристрелил, — шепнул ирландец.
— Разве я его не предупреждал? — хмыкнул я.
— Предупреждал, но всё равно. Гляди в оба теперь, — Шон хлопнул меня по плечу, осклабился, демонстрируя ровные зубы, и поспешил прочь, тут же о чём-то заговорив с Жоржем.
Каторжник был прав. Если раньше дружки Рябого не принимали меня всерьёз, видя во мне только средство достижения цели, то теперь я представлял для них угрозу. И хоть я понимал, что мы вместе ненадолго, и после дела с испанцами разойдёмся, как в море корабли, но до этого момента надо ведь дожить в целости и сохранности. Чёрт его знает, что им в голову взбредёт.
Меня охватила паранойя. У меня и так были проблемы с доверием, а теперь, после слов Шона, мне и вовсе в каждом члене банды виделся враг или потенциальный предатель. Вот, например, Робер, шедший впереди, рядом с Обонгой, о чём-то с ним перешучивался, и негр тихо посмеивался в кулак. Довольно необычное зрелище, если помнить, что негров тут никто за людей не считает.
— Эй, Обонга! — напялив на себя маску дружелюбия, произнёс я и приблизился к ним. — Как дела?
Если кто из нашей компании и мог замышлять против меня, так это он. Мы друг друга взаимно недолюбливали, и секретом это не являлось. Так что если Жак и его дружки намеревались склонить кого-то на свою сторону, то только его.
— Мой хорошо, масса, — сказал Обонга. — Родина вспоминай.
Я покосился на Робера. Что это он ему такого наплёл про его Родину? Буканьер будто прочитал мои мысли.
— Я же в Африке бывал, — улыбнулся щеголеватый буканьер. — На слонов охотились.
Так я тебе и поверил, ага. За чёрными, тощими и беспомощными слонами.
— Моя раньше думай, бели народ человеки ест, — посмеялся Обонга.
Я коротко хмыкнул, и ниггер продолжил.
— Много человеки большой лодка загоняй, раз загоняй, два загоняй, — сказал Обонга. — Моя думай ваш земля голод. А потом и моя большой лодка загоняй...
Негр помрачнел, вспоминая пережитый ужас. Робер хитро улыбался, тоже, видимо, вспоминая свои африканские приключения. Я же представил, каково это, находиться несколько месяцев в душном и тесном трюме, в нечеловеческих условиях, фактически друг у друга на головах. Мне стало немного дурно от одной только мысли.
— Масса плантация воевай будет, Обонга тоже воевай будет, — ниггер воинственно потряс мушкетом, будто дубиной.
— Так держать. Молодец, Обонга, — подбодрил его я и отошёл.
Мои опасения немного рассеялись. Обонга хоть и был ленивым тупым негритосом, но всё равно оставался нашим негритосом. Да и оба брата будут только рады отомстить за всё пережитое на плантации. Спины у них, конечно, давно зажили, но шрамы и клеймо останутся на всю жизнь безмолвным напоминанием.
Впереди, за опушкой леса, уже показались поля сахарного тростника. Мы подходили к плантации немного с другой стороны, не там, покуда мы убегали, но я узнавал эти места, виденные сотни раз.
— Стойте, — сказал я, пока Рябому не взбрело в голову выйти из леса прямиком к охране.
Мы остановились на опушке, под защитой деревьев, в благословенной тени. Безжалостное карибское солнце было ещё высоко, на полях кипела работа. Негры убирали урожай под пристальным взором вооружённых надсмотрщиков. Я почувствовал, как сами собой сжались мои кулаки и заскрипели зубы.
Рабы теперь вкалывали с кандалами на ногах.
Шон выплюнул какое-то ирландское ругательство, сорвал мушкет с плеча и взвёл курок, целясь в ближайшего из надсмотрщиков, но я тут же схватил его за руку.
— Имей терпение, мой друг, — скрепя сердце, произнёс я. — Привал до вечера. Только чуть назад в лес отойдём, на всякий случай.
— Некогда нам тут рассиживать, — снова начал свою шарманку Рябой.
— Прекращай ныть, успеем, — сказал я.
Мы отошли обратно в лес, не слишком далеко, просто чтобы с полей нас не было видно. Подходящая полянка нашлась почти сразу, и мы уселись на земле под деревьями. Я низко надвинул шляпу на глаза, намереваясь отдохнуть.
— До заката ждём. Потом сразу же выступаем. Проверьте оружие, — сказал я.
Я думал немного поспать, но сон не шёл. Вместо этого в голову лезла всякая дрянь. Воспоминания о проведённых на плантации днях, надменные ухмылки надсмотрщиков, лязг цепей, щёлканье кнута. Засохшие брызги
