Бастард Ивана Грозного 1 - Михаил Васильевич Шелест
— Ракшай!
Санька посмотрел в ту сторону и увидел на крытом переходе царя Ивана.
В несколько сумасшедших прыжков Ракшай достиг стены и прыгнул, оттолкнувшись четырьмя конечностями. Руки его вцепились в бревно и он закинул своё тело прямо к ногам государя. Только оказавшись наверху, Санька понял, что он почти голый. Даже от его великолепных сапог остались лишь остатки голенищ. Он попытался прикрыться остатками тлеющей одежды и потерял сознание, успев сказать:
— Бельские… Посад… Пожар…
Глава 12
Царские регалии нашли без Саньки. Как? Александр Викторович даже не задумывался. Венчание на царский престол прошло тоже без него. Да и Бог с ним! Саньке было не до того. У него обгорело до восьмидесяти процентов кожи. Вы скажете, после такого не выживают? Возможно. Но Санька выжил. Вероятно, за счет «внутренних резервов» и «внешних ресурсов».
Санька очнулся через пятеро суток, когда над ним уже два раза отчитал батюшка. После второй «отчитки» Саньку едва не схоронили, но вмешался сам государь, с похоронами повременили. И вот Санька очнулся.
Себя лечить сложнее, чем других. Тем более, если ты подключаешься к сторонним жизненным источникам. Когда ты здоров, это легко, но, когда всё твоё тело горит огнём, и ум от боли заходит за разум, сосредоточиться почти невозможно. Заживление ран, полученных от ляхов, показалось Саньке детскими забавами. Ожоги требовали постоянного психологического контроля. Помогла Христова молитва. Её простая формула помогала разуму не отключаться и отвлекаться на боль.
В конце концов Санька научился подниматься над болью, над своим телом, и рассматривать его со стороны. Иногда ему казалось, что он видит не только себя, но и каких-то людей, но их силуэты проглядывались с трудом, словно сквозь мутное стекло. После этого процесс пошёл быстрее. Он воспринимал своё тело чужим и наполнял его жизненной силой, которую брал из себя «потустороннего».
Он не только заживлял свое тело, но и разглаживал его рубцы. Вернее, он гладил и гладил сочащиеся сукровицей раны, и они затягивались ровно.
Прошёл месяц и Санька открыл глаза. Его новые веки не имели ресниц, как и лицо — бровей, а голова волос. Да что там голова? Волос не было нигде. Повязки и полотенца с травяными отварами, которыми покрывали его раны, стали не нужны.
— Какой ты гладкий, — как бы размышляя, произнёс Иван Васильевич. — И лицо у тебя стало другое. Но как у тебя не осталось рубцов? Ох и чудодей ты! Прав, прав был Адашев! Великий ты кудесник! Никуда тебя не отпущу от себя! Ты почему так поздно в себя пришёл? Сиделец давно сказал, что раны затянулись.
— Леч… Кхе-кхе, — Санька поперхнулся и откашлялся. — Лечил себя, государь. Так надо было. Можно подняться? Но сам я не смогу. Помогите, кто-нибудь.
Иван подал сигнал и Ракшая подхватили сразу четыре руки. Он лежал на узкой лавке посередине светлой горницы. Вокруг него на других лавках стояли бутыли и горшочки, лежали тряпки и тряпочки.
— «Вот блин», — подумал Санька осматриваясь, а вслух спросил:
— Воду хоть кипятили? В смысле, варили?
— Варили, варили, — проговорил Иван, смеясь. — На меня наши немецкие лекари, как на безумного смотрели. Выгнал я их от тебя. Вон, Тришку приставил.
Саньку посадили на лавку и спустили его ноги на пол. Сам он не мог шевелить ни руками, ни ногами.
— Посижу малече и лягу, — сказал Александр. — Голова кругом.
Хоромы, где выздоравливал Санька, даже по размеру говорили о том, что это княжеская «изба», а уж по убранству явно не уступали царским. Но не думал Санька, что для него нашлось место в царском дворце. Да и по «карте» он находился где-то за пределами Кремля.
— Гадаешь, где ты? — Спросил царь.
— Ты продолжаешь читать мои мысли? — Усмехнувшись спросил Санька.
Тришка напрягся.
— Да что их читать? У тебя на лице всё написано. — Ответил, рассмеявшись государь и бросил слуге: — Выйди-ка!
Тришка шустро исчез.
— Ты удивил, так удивил… И меня, и Адашева, и бояр моих, что были в присутствии, как ты на коридор выскочил. Они не успели даже мечи выхватить, а ты уже возле меня. А как ты рубился! Ты ж сам положил с десяток оружных холопов. Да каких холопов?! И что вдруг? Ты откель выскочил? Ведь никто толком так и не сказал.
Санька рассказал, что с ним приключилось и как он встретил Бельских и бритов.
— Каких таких «бритов»? С ними в посаде взяли одного ингла и одного ляха. В усадьбе кремлёвской всё обыскали. Лишних никого не нашли. Из немцев только лекарь. Но я его давно знаю. Он и меня однажды лечил.
— Не носатый? — Спросил Санька.
— Так все немцы горбоносые. А с Бельскими ты славно подсобил. Говорил мне Адашев, что живы оба его брата и младший, и средний, да уговаривали меня дьяки и бояре сыск не вести.
— Ты про кого? — Спросил Санька.
Иван Васильевич удивился.
— Как про кого? Бельские же должны быть убиты! Один по приказу моей матушки, а другой ханом Гиреем по моему велению. И Дмитрий Фёдорович уверял меня, что так и есть. Что по приказу Шуйского Ивана Васильевича Ивана Фёдоровича убили в Белоозере. А получается, что сам Шуйский умер, а Бельский живой. И Семён Бельский жив оказался.
Санька запутался в Бельских и Шуйских.
— Да ну их, государь. У меня от них голова кругом. Венчался на царство, женился, и то слава Богу! Это главное! А Шуйских-Бельских на твой век хватит.
Царь со словами Санькиными о женитьбе покраснел, но набрался храбрости и тихо произнёс:
— Понесла, вроде, как, Настюшка.
— О как! Скорые вы! Молодцы! Молодец и молодица! — Поправил себя Санька. — Что с её родичами решаете?
— Так ты в их новой усадьбе в посаде сейчас обитаешь. Всех Захарьиных пришлось в башни рассажать.
— О, как! — Удивился Санька. — А как же Настя? Ой! То есть Анастасия Романовна…
— С ней в порядке. Дядьёв она своих не почитает, а даже наоборот. Да и тёток тоже. Тяжело ей было с ними. Мать голоса не имела. Братья тоже под дядьями ходили, но про сговор не ведали. И… Прав ты оказался. Под палачом покаялись дядья в злом умысле. Уморить нас обоих хотели, когда сыночка б родили. И сами править.
Санька осуждающе покачал головой. У него всё равно не укладывалось,
