Хранить вечно. Дело № 1 - Борис Борисович Батыршин
Самолёт, как я уже заподозрил из рассказа «дяди Яши», оказался предсерийным экземпляром туполевского АНТ-9. Это меня слегка успокоило – насколько я мог припомнить, опытный перелёт в «той, другой» реальности закончился благополучно, и управлял машиной именно что Громов, служивший тогда (как, вероятно, и сейчас) лётчиком-испытателем в НИИ ВВС и успевший отметиться в дальних перелётах вроде Москва-Пекин-Токио.
Гоппиус ожидал у выхода на лётное поле – оказывается «дядя Яша» успел его предупредить. «Телефонировал», как здесь говорят. Нас с Марком он передал учёному ему с рук на руки, повторив просьбу: воздержаться от необдуманных поступков, учиться, слушать старших (надо понимать, того же Гоппиуса) - короче быть паиньками и дожидаться его приезда в коммуну, который он наметил на конец лета. У меня на этот счёт имелись сильнейшие сомнения, но я предпочёл пока держать их при себе. Слишком многое ещё предстояло обдумать и, главное, определиться в своём отношении к этому, безусловно, яркому, неординарному, но уж очень неоднозначному человеку.
Нам «дядя Яша» передал портфель, в котором лежал свёрток с бутербродами и две бутылки ситро. На этом мы и расстались. Оказавшись в салоне, я устроился в кресле и принялся вытягивать шею, пытаясь заглянуть в пилотскую кабину. Очень хотелось своими глазами увидеть Громова – эту будущую легенду советской авиации, спутника Чкалова в знаменитом перелёте через Северный Полюс, создателей подмосковного ЛИИ[7] ВВС в городе Жуковском, названный впоследствии его именем.
И добился своего: Громов несколько минут беседовал о чём-то с аэродромным техником у трапа, давая мне прекрасную возможность наблюдать за ним из иллюминатора. Потом они обменялись рукопожатием, будущая легенда советской авиации поднялся в самолёт, приветливо улыбнулся двум малолетним пассажирам и проследовал в кабину.
Входной люк лязгнул, закрываясь, АНТ, взревев тремя французскими «Титанами» вырулил на ВПП, разбежался и оторвался от земли. Полёт - второй в моей новой жизни и бог знает, какой в прошлой – начался.
Некоторое время мы сидели молча. Марк не отлипал от иллюминатора; Гоппиуса же укачало буквально с первых минут (тряска, воздушные ямы и бензиновая вонь всё же присутствовали с товарных количествах), и он то и дело бегал в хвост, цепляясь, чтобы не свалиться, за спинки сидений. Я со злорадством провожал его взглядом – наши-то с Марком молодые организмы переносили полёт без неприятных побочных эффектов.
Кроме нас в салоне было ещё двое: красный командир с голубыми петлицами и эмблемами ВВС РККА, и мужчина в штатском, представившийся, как корреспондент «Известий», которому поручено было освещать этот перелёт. Оба появились перед самым взлётом и заняли места впереди, возле кабины пилотов. Дверь, ведущая туда, оставалась во время полёта открытой, и журналист, едва освоившись, принялся доставать Громова расспросами. На нас они внимания не обращали.
Гоппиус, отправив в унитаз (а там и в недолгое путешествие к земле) остатки обильного завтрака, забился в кресло и сидел молча, бледный, нахохлившийся. Затевать беседу с нами он даже не пытался – во-первых, это было не слишком удобно делать, перегнувшись через спинку кресла (мы с Марком предусмотрительно заняли соседние места по обе стороны от узкого прохода), а во вторых - интересующие его темы мало подходили для обсуждения при посторонних. Так что я, устроившись поудобнее в плетёном из камыша кресле, стал вспоминать всё, о чём было говорено вчера на конспиративной квартире «Дяди Яши».
А вспомнить было чего. Так, мы с Марком узнали, почему «дядя Яша» так вовремя появился возле музея Кропоткина. Оказывается он, едва возвратившись в Москву, чтобы отчитаться о своей «ближневосточной» деятельности, навёл справки о Марке, которого год назад вытащил из Иерусалима, а позже сосватал в исследовательскую программу Барченко-Гоппиуса. Так он узнал, что его «крестник» бежал из коммуны, куда его поместили после исследований в лаборатории Гоппиуса - причём не в одиночку, а с «товарищем по несчастью», неким Алёшей Давыдовым, ещё одним подростком с трудной судьбой и подозрением на «особые способности».
К счастью, «дядя Яша» знал от старшего Гринберга о шкафе с тайником, как и о том, где этот шкаф сейчас находится. Логично было предположить, что беглецы захотят добраться до его содержимого, а потому он, запугав дворника дома двадцать пять, стоящего прямо напротив музея, своим ГПУшным удостоверением, истребовал у него ключ от чердака и засел в засаду. Логика не подвела опытного разведчика и нелегала – в первый же вечер он заметил двух подростков, сначала некоторое время ошивавшихся возле ограды особняка, а потом перемахнувших её и скрывшихся на заднем дворе. Оставалось только немного подождать – что он и сделал, выручив тремя часами позже нас с Марком из неприятной истории с шайкой уличных гопников.
Потом «дядя Яша» принялся расспрашивать нас о подробностях побега в Москву – и долго хохотал, когда Марк описывал наши мытарства в самолёте, и, в особенности, финальное бегство через гнездо пулемётной башенки. Под конец осведомился, кому пришла в голову такая дерзкая мысль: отбросить составленный заранее план и воспользоваться неожиданно возникшим шансом в виде попутного «Юнкерса». А когда я, скромно потупясь, признал своё авторство – сделался серьёзным и похвалил. «Интуиция великое дело» - сказал он, - и если научиться ей доверять, то можно добиться по-настоящему многого…»
Уточнять, что имелось в виду под этим «многим» я не стал. А вместо этого поинтересовался насчёт загадочного спектакля, которому мы стали свидетелями в музее – и получил в ответ подробный рассказ о последователях идейного анархо-коммуниста Аполлона Карелина, подавшихся вслед за своим духовным лидером в «новые тамплиеры», что не мешало им сохранять верность идеям старика Кропоткина. Поначалу я решил, что дядя Яша попросту не воспринимает эту публику сколько-нибудь всерьёз, но когда он стал детально растолковывать идейную подоплёку этого движения, понял, что
